Война или мир

То и дело Запад обвиняет Москву и Минск в подавлении инакомыслия. Отсутствие свободной прессы в России или Белоруссии – аксиома для него. Точно так же, как наличие некой истинной демократии, свободной прессы и беспристрастного судопроизводства – это черты, якобы, присущие современной западной цивилизации. Однако…

Достаточно вспомнить государственный переворот на Украине или так называемую пандемию и вакцинацию ну «абсолютно безопасными» вакцинами, или, скажем, Специальную военную операцию – события последних лет, когда Запад проявил не просто неспособность к открытой дискуссии, но и откровенную коррумпированность, лицемерие, беспринципность, а заодно и диктаторские замашки.

И вот совсем уж недавний пример, разрушающий мифологию о свободомыслии, царящем в Европе и США. Речь идёт о книге французского историка, философа, антрополога Эммануэля Тодда «Поражение Запада». Вышла книга в январе 2024 г. А в конце апреля – начале мая несколько французских изданий отозвались на нее публикациями. Так, статья в La Nef посвящена не столько Тодду, сколько ситуации вокруг Тодда. А также событиям и геополитическим тенденциям, затронутым им в книге. 

«Большая пресса» Франции дружно отвергла «Поражение Запада», и на автора посыпались упрёки. Libération обвинила его в «путинофилии», Le Monde сочла, что он пишет в стиле российской пропаганды, La Croix заявила, что автор повторяет аргументы Кремля, приводимые в оправдание вторжения на Украину.

И книга Тодда, выбивающаяся из общего потока мнений, и сами военные действия на Украине стали для Запада своего рода проверкой на готовность и способность обсуждать сложные ситуации свободно и непредвзято. Но западный мир оказался к этому не готов. А, по сути, не способен.

Тодд считает, и с этим сложно не согласиться, что под влиянием США европейская политическая мысль свелась к борьбе белого и чёрного, добра и зла, исключив из повестки дня все тонкости, весь психологизм, позволяющий объяснить и понять запутанные и запущенные проблемы. Стиль западной политики после крушения СССР отличается внутренней парадоксальностью, потому что сводится подчас к примитивным схемам, но при этом подкрепляется сложными манипулятивными технологиями. Взять хотя бы «цветные революции», когда Запад, не мудрствуя лукаво, следует проторенным путём. Однако технологии майданов непрерывно совершенствуются. И сегодня можно говорить о разрушении психики целого народа при помощи когнитивного оружия – Украина не даст соврать. Похожим образом дело обстоит и в отношении неугодных Западу политических лидеров. Милошевич, Хусейн, Каддафи… Сегодня злодеем №1 объявлен президент России. Схема простая: неугодный демонизируется, чтобы оправдать последующее его уничтожение; технологии, используемые в процессе, меняются и усложняются. Вполне по-американски: примитивная суть, сложная оболочка.

Эта политика, этот взгляд на мир стали ловушкой для самого Запада, поскольку сформировали новое политическое мышление – узкое, замкнутое на себе, лишённое способности трезво оценивать окружающих. В подтверждение можно привести выступление Ж. Борреля, назвавшего Запад цветущим садом в противопоставление диким джунглям, то есть всему остальному миру. Эта узость заставляет считать себя центром мира, ни много ни мало – мировым сообществом, пребывать в уверенности, что все страны и народы разделяют ценности «цветущего сада» и завидуют его обитателям. Между тем события на Украине показали, что западные представления о мире далеки от истины. Большинство стран не поддержало западную позицию по Украине и далеко не все осудили Россию. Уже это само по себе говорит о том, что ситуация требует внимательного отношения, а не пропагандистской шумихи с назначением виновных и не трескучих лозунгов. Однако сегодня на «свободном» и «демократичном» Западе нельзя так просто рассуждать о мире, а не о победе любой ценой. Нельзя, не будучи заклеймённым «путинистом» или «мюнхенцем» (по Мюнхенской речи Путина, призывавшего к взаимному уважению), искать компромисс. Именно в этом смысле, среди прочего, и выделяется книга Эммануэля Тодда. 

Когда Charlie Hebdo обвиняли в некорректности по отношению к чужой культуре или чувствам верующих, Запад встал на дыбы, защищая свободу слова. Но стоило французскому учёному высказаться о политике не так, как приветствуется в Соединённых Штатах, как свобода слова оказалась ненужной. 

Критика обрушилась на Тодда всего лишь за попытку проанализировать события и положение дел в Восточной Европе, в США и в Евросоюзе. Тодд не просто напомнил о притеснениях русского языка в традиционно русскоязычных регионах Украины и о том, что национальный украинский герой Степан Бандера, в честь которого названы улицы и которому установлены памятники, участвовал во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии, но и задался вопросом: почему Запад в упор не видит неонацизма на Украине? А ведь российский президент предупреждал, что подобные вещи воспринимаются в России как экзистенциальная угроза и реакция на них рано или поздно последует. Так чему же удивляться? Впрочем, удивление Запада по поводу СВО говорит всё о той же неверной оценке событий и возможностей пресловутых «джунглей».

Вырождение западной политической мысли – отсюда неверная оценка себя и противника, – отсюда стратегические ошибки.

Тодд вводит понятие «русской (или российской) стабильности» в противопоставление западной нестабильности, которая ведёт к нигилизму, а следовательно – к поражению Запада и неизбежной победе России. Эта «русская стабильность», по мнению Тодда, связана с восстановлением страны после хаоса 90-х.

А начиная с 2014 г., когда Запад ввёл первые санкции против России из-за присоединения Крыма, страна сумела приспособиться к новым условиям, так что очередные ограничения не оказали на неё ожидаемого Западом влияния. И несмотря ни на что, главной жертвой в санкционной войне оказалась сама Европа, зависящая от российских энергоресурсов более, чем Россия – от европейских технологий. Описывая «русскую стабильность», Тодд утверждает, что показатели смертности от алкоголизма, самоубийств и убийств в России существенно снизились за последние двадцать лет, а младенческая смертность на порядок ниже, чем в США.

Важным доказательством своей теории автор «Поражения Запада» считает и тот факт, что Россия при сравнительно невысоком ВВП производит вооружения больше, чем её объединённые противники. Тодд объясняет это тем, что ежегодно в России выпускается из университетов на порядок больше инженеров, чем в США или во Франции. Принципиальная слабость России – низкая рождаемость, определяющая стиль СВО и объясняющая невозможность вторжения России в страны Евросоюза. Во всяком случае, ссылкой на недостаточность человеческих ресурсов Тодд опровергает западные страшилки о «российской угрозе». Для Тодда Путин – не наследник Сталина, скорее – продолжатель русской истории в её развитии. Поддерживая рыночную экономику и свободу передвижения, российский президент тем самым дистанцируется от коммунистических идей, но в тоже время он сохраняет некую «авторитарную демократию» при сильном централизованном государстве.

Но пока Запад, не понимая Россию, пенял ей на тот самый авторитаризм, либеральные западные демократии мало-помалу превратились в либеральные олигархии. Народ больше не представлен в управлении, а связи между элитами и народом утрачены. Запад одержим навязчивой идеей защиты меньшинств. А, кроме того, на Западе нет религии. Теперь-то Бог точно умер для западного обывателя. Эта ситуация не имеет ничего общего с Россией XX века, когда партия заменила церковь, став, по сути, хребтом общественного организма.

По Эммануэлю Тодду, религия может существовать в трёх фазах – активной, зомби, нулевой. Если зомби-фаза характеризуется отсутствием подлинной веры, но соблюдением хотя бы трёх ритуалов – крещения, венчания и отпевания, то на нулевой фазе не остаётся ничего. Повсеместная кремация, узаконивание и признание церковью однополых браков говорит о том, что религиозная жизнь в странах Запада перешла в нулевую фазу. Разрушение религии как объединяющего начала влечёт за собой атомизацию и нигилизм, когда отрицается то, что ранее считалось незыблемым. Отсюда, среди прочего, распространение ЛГБТ-фантазий, гендерный релятивизм (или бред по поводу изменения пола), скачущие на четвереньках недоросли с привязанными хвостами, гордо называющие себя «фурри». Можно добавить и распространение на Западе откровенного сатанизма. Далеко ходить не надо – достаточно посмотреть «Евровидение».

В противостоянии с Западом Россия сделала ставку на традиционные ценности, которые, по мнению Тодда, не просто защищают страну от западного неонигилизма, но и становятся своего рода «мягкой силой», привлекая всех, кто не намерен менять пол, кланяться Бафомету или бегать по паркам на карачках.

Российский пентабазис, предлагаемый в качестве идеологии, перестаёт казаться странным, если учесть, что он противопоставляется в качестве «мягкой силы» западной «эволюции». 

Когда-то на Западе уже говорили о «Закате Европы». Сегодня речь идёт больше о закате Америки. Тодд уверен, что после победы Россия сблизится с Германией, что даст обеим странам гигантскую возможность развития. Что же касается Соединённых Штатов, то украинская ловушка может оказаться для них роковой. 

Повторимся, дело даже не в позиции самого Тодда, но в том, что высказанные им идеи и взгляды вызвали на поминутно называющем себя «толерантном» Западе презрение, отторжение и нарочитое пренебрежение. Хотя его спокойный исторический взгляд, глубокий анализ геополитических процессов заслуживают всяческого интереса и обсуждения не только на Западе, но и в России.

Современный мир находится в странном, небывалом ещё положении. Когда неизвестно, что лучше – война или мир. Нигилистический мир с бородатыми женщинами и едой из насекомых, с медицинским фашизмом и гендерным релятивизмом, с климатическими аферами и «пятнадцатиминутными» городами пугает намного больше войны. «Нигилизм делает возможным всё, абсолютно всё», – считает Эммануэль Тодд. С этим сложно не согласиться, особенно после всего, что мы видели за прошедшие четыре года. Как ни страшно это признавать, но война дала надежду. Надежду на то, что котлеты из опарышей, вакцинные паспорта, цифровые деньги и пятнадцатиминутные гетто останутся в прошлом, к которому уже не будет возврата.