Кто падет на поле брани

В Госдуму внесен законопроект об изменении в КоАП, в котором предлагается штрафовать за изготовление или распространение продукции СМИ, содержащей нецензурную брань.

По новому закону, если его примут, простых граждан предусмотрено штрафовать от 2 до 3 тыс. рублей, должностных лиц — от 5 до 20 тыс. рублей, юридических — от 20 до 200 тыс., а «предмет административного правонарушения» конфисковывать. Правительство отказалось поддержать законопроект в его нынешней редакции. В отзыве за подписью зампредседателя Правительства, руководителя аппарата Правительства РФ Владислава Суркова, указаны упущения: в частности, предлагаемая в ст. 13.21 КоАП новая часть 3 будет конкурировать с действующей частью 2 указанной статьи. Это, по мнению Правительства, «создаст возможность для должностных лиц органов государственной власти произвольно выбирать нормы, подлежащие применению в каждом конкретном случае». А в пояснительной записке к законопроекту «отсутствует обоснование установления срока вступления законопроекта в силу, отличного от общего срока, установленного законодательством РФ».

Короче говоря, работа над законопроектом продолжается, но продолжается и работа медиасообществ, направленная на то, чтобы в очередной раз его «забанить».

СМИ не хотят, чтобы их штрафовали за нонстандарт. И в этой борьбе все приемы хороши. Так, экс-президент холдинга «Профмедиа» Рафаэль Акопов сравнил штрафы за нецензурную брань в СМИ с предложением брать штрафы за мини-юбки. Дескать, мода — штука живая и подвижная, языковые нормы — тоже...

«Желание стерилизовать речь и действительность — это дорога в никуда, бессмысленная трата времени сил и денег», — заявил Акопов. И тут же вошел в противоречие сам с собой, потому что следующая его фраза являла яркий пример того, как можно оскорбить и унизить без единого нецензурного слова: «СМИ прекрасно понимают, для какой аудитории работают!»

Интересно, для кого же «работают» российские СМИ, не желающие ограничивать нецензурную брань в эфире и на страницах периодической печати? Для тех, кого называют «быдлом» и «пиплом», который «все схавает»? А тем временем, по опросам Всероссийского центра изучения общественного мнения разных слоев населения России об отношении к ненормативной лексике представителей шоу-бизнеса, 80% россиян осуждают вульгарных «звезд», позволяющих себе выражаться «с матерком» в программах и материалах, рассчитанных на массовую аудиторию. «Это распущенность!» — возмущались опрашиваемые. Но сами же в быту, на работе, на улице, не задумываясь, позволяют себе «звездные» выражения, а то и покруче. Активность обсценной лексики (от лат. obscenus — непристойный, распутный, безнравственный), по наблюдениям специалистов, в межличностных отношениях в последнее время резко возросла. Все чаще можно услышать мат от женщин, отнюдь не принадлежащих к маргинальным или криминальным социальным группам — от школьниц, деятелей науки и культуры, технической интеллигенции; от детей из т. н. благополучных семей. Процесс снятия нравственных запретов идет угрожающе быстро.

Виктор Астафьев с горечью еще в 90-е писал: «Мерзость теперь окружает нас почти повсеместно. С ней встречаешься уже не только в подворотнях, но порой и на высоких собраниях».

И вообще — действительно ли «русский мат» русский? По мнению некоторых историков, нецензурные слова, которые сейчас дефиницированы как «русский мат», славяне услышали впервые XIII веке от воинов хана Батыя.

Сравнение матерных слов, имеющих хождение в тех странах, которые не миновали монголо-татарского ига, подтвердило: и на польском языке, и на болгарском, и на венгерском (а ведь финно-угорская группа языков весьма далека от славянской группы) эти слова звучат практически одинаково. Другие специалисты убеждены в древнеславянском и индоевропейском происхождении русской обсценной лексики. А вот научный руководитель Центра экологического выживания и безопасности Екатеринбурга Геннадий Семенович Чеурин утверждает, что мат — это магические морфемы, с помощью которых в древности мужчины славянских племен «вызывали родовую силу» во время обрядов и ритуалов. Употреблять эти слова можно было лишь 16 дней в году, в прочие дни они находились под строжайшим табу. Чеурин предупреждает: если произносить сакральные слова просто так, мужчин это неминуемо приведет к импотенции, а женщин — к вырождению в маскулинный тип личности.

В быту же наши предки, желая нанести оскорбление или унизить человека, сравнивали его с животным: «хотное козлище» («похотливый козел»), «кобыла стара», «девок-курей топтал аки неуемной петел (петух)», «заяц труселив» и т. д., то есть, применяли обычные слова в метафорическом значении, что придавало им осуждающую экспрессию и негативную оценку.

Известный факт, чтоЧеурин испытал влияние нецензурной брани на воду: обругал жидкость двумя разными способами, после чего полил ею семена пшеницы в двух лотках. В результате из тех зерен, которые были политы водой, атакованной деструктивным агрессивным матом, взошли только 48%, из тех, что «бытовым» — 53%». Третий лоток с испытательными семенами был полит святой водой — здесь всходы проросли на 93%. «Страшно представить, что происходит с человеческим организмом, когда на него направлен мат!» — ужасается Чеурин. Действительно, вряд ли кто-то способен получить удовольствие, получив в свой адрес порцию непристойностей, призванных унизить и оскорбить адресата. Точно так же, как оскорбление нравственного начала в человеке, мат воспринимается и сторонними слушателями, в силу обстоятельств вынужденными находиться в непосредственной близости от сквернословов.

«Всегда считалось, что матерный язык унижает вполне определенные святыни: он оскорбляет Богородицу, родную мать и мать-землю, — то есть сам образ матери в ключевых ее проявлениях», — говорит клирик Спасского собора г. Минусинска Сергий Круглов, выражая позицию всей Православной Церкви.

Слово обладает великой силой. Им можно созидать и можно разрушать. Не случайно Христос именуется «Бог-Слово».

Что же касается матерной брани, то я поддерживаю церковное мнение, что она имеет демоническое происхождение».

«Русский мат» насчитывает всего 6-7 словооснов плюс несколько десятков других обсценных слов, не являющихся матерными, значительно менее табуированных, но тоже считающихся непристойными. Так может, запретить их произношение — и делу конец! В разных субъектах РФ уже давно пытаются самостоятельно бороться с ненормативной лексикой. Самый яркий пример — Белгород, где еще в 2008 г. городской администрацией был утвержден план борьбы, направленной на искоренение сквернословия среди населения. Почти все региональные средства массовой информации публиковали материалы, подробно рассказывали о способах ликвидации нецензурной брани, были проведены сотни профилактических мероприятий: лекции, беседы, тематические встречи, конкурса плакатов и рисунков, «Мат — не наш формат». Борцы за чистоту языка распространили 4 000 брошюр «Наше условие — долой сквернословие». Прошли субботники, во время которых студенты и школьники смывали «позор» с заборов и стен домов. Были введены и административные штрафы за мат — и, по данным УВД Белгорода, только с января по сентябрь 2008-го казна области пополнилась на 3 710 150 рублей! Но и меры по проведению кампании обошлись администрации недешево. На сегодняшний день в пределах одного отдельно взятого города определенные положительные результаты достигнуты. Опыт Белгорода активно перенимают Пермь и Саранск, возможно, на вооружение его возьмут и в других регионах. Но решается ли проблема сквернословия элементарным запретом? Школы, спортивные площадки, развлекательные заведения (компьютерные салоны, клубы, танцполы) контролировать сложно, а точнее — невозможно. По результатам работы среди молодежи начальник Управления молодёжной политики администрации Белгорода Наталия Полуянова поспешила объявить вариант постановления о борьбе с нецензурной бранью «пилотным».

Молодое поколение не верит, что возможно искоренить ненормативную лексику из речи, но надеется, что штрафы помогут уменьшить количество бранных слов — об этом говорят результаты опроса, проведённого среди студентов одного из белгородских вузов.

Юноши и девушки сквернословят по-прежнему и сами же заявляют, что отучить от этой вредной привычки способны только «силовые» меры — студенты первого и третьего курсов журфака БелГУ предлагали друг друга «бить по губам»! Бить в Белгороде не будут, но «вода камень точит, — надеется начальник городского управления образования Михаил Пищальченко. — Постепенно люди поймут, что употреблять плохие слова неэтично и вредно для своей же культуры. Правда, чтобы увидеть эффект от наших действий, потребуются годы».

Значит, все-таки всему виной любовь россиян «грубо выражаться»? Но по данным Всероссийского центра изучения общественного мнения только 13% опрошенных наших соотечественников допускают употребление мата в тех случаях, когда он используется в качестве необходимого художественного средства. И только 3% полагают, что если мат часто употребляется в общении между людьми, то попытки запретить его где бы то ни было — ханжество. Тем не менее, судя по всему, не один борец с этим негативным явлением еще «сложит голову» на этом поле брани. Дело в том, что часть субкультуры, которую сегодня принято называть ненормативной лексикой, на самом деле сложная система разнонаправленных функций. Специалисты различают главные: средство понижения социального статуса адресата; способ повышения экспрессивно-эмоциональной подачи рассказа; желание представить себя «человеком без предрассудков»; реализация «элитарности культурной позиции через её отрицание»; демонстрация раскованности, независимости говорящего; средство дружеского подтрунивания или взбадривания; «дуэльное» средство; демонстрация принадлежности к «своим»; спонтанная речевая реакция на неожиданную (обычно неприятную) ситуацию; привлечение внимания; передача оппонента во власть злых сил; ощущение власти над «демоном сексуальности»; демонстрация активной гендерной принадлежности и даже как междометие.

Чеурин признает инвектив только в одном случае: в драке, на войне, в экстремальных ситуациях. Тут, по его мнению, мат необходим, в него якобы вложена древняя сакральная сила.

Частично признают пользу крепкого слова, примененного вовремя и к месту, некоторые психологи: мат, считают они, помогает человеку унять бешенство, ревность, ненависть, дает эмоциональную разрядку. Промолчи — и дело может закончиться причинением тяжелого телесного вреда или даже убийством!

Христианство в таких случаях предлагает альтернативу — молитву. Однако много ли вы видели в нашей православной стране случаев, когда человек, только что узнавший, что ему изменила жена или предал друг, пал на колени и воззвал к небесам?!

С точки зрения некоторых литераторов, ненормативная лексика — форма экспрессивного выражения чувств: как ни строжилась цензура, даже классики позволяли себе «народное словцо». Впервые сняли табу с обсценной лексики после Октябрьской революции: свобода слова распространилась и на сексуальную сферу. В советский период запрет на непристойные выражения исполнялся в официальной сфере, хотя подавляющему большинству населения он не мешал.

После перестройки впервые за весь исторический период в России цензура и государственный контроль над печатной сферой были отменены вообще!

На книжные рынки страны (и в души россиян) были выброшены тайные переписки классиков, литературные произведения, которых сами авторы стыдились еще при жизни, эротические и откровенно порнографические издания, лагерная литература (мыслим ли «Архипелаг ГУЛАГ» без языка зэков или романы Баяна Ширянова из жизни наркоманов без специфического сленга, замешанного на мате?), книги писателей-диссидентов, постмодернистов (инвектива как искусство), на мутной волне вышли несколько скандальных театральных спектаклей. Но гораздо более мощным было «вливание» блатного, уголовного сленга — какое время, такой и «базар»: развитие дикого частного бизнеса, рэкет, банды; затем сращивание криминального мира и силовых структур. «Пошли в народ» культовые сериалы три Б: «Бригада», «Брат», «Бумер», серии книг «про зону». А с появлением и стремительным развитием интернета процесс приобрел и вовсе неконтролируемый никем и ничем характер. В быту же и до того особо не стеснялись...

Мат и жаргон стали средством пиара для политиков, желавших показать, что они «свои», а также, по классификации В.И. Жельвиса, «выразить сочувствие угнетённым классам». Исследователь современной бранной лексики профессор В.М. Мокиенко констатирует: «Депутаты Верховного Совета, президенты, мэры городов и главы администраций не гнушаются «простым русским словом» или, в крайнем случае, его эвфемизмами».

Отсутствие воспитания не заменишь никакими законопроектами.

Но противостояние в обществе нарастает — большинству россиян сегодня близка позиция Русской православной церкви: снятие запретов и табу свидетельствует о глобальном процессе энтропии в обществе.

Наш мир активно разрушает сам себя самыми разными способами. И главный процесс идет не на земном (хотя и тут люди весьма преуспевают в ускорении гибели человечества), а на духовном уровне.

И личное саморазрушение каждого человека посредством всевозможных грехов, в том числе и греха сквернословия — часть этого процесса.

Значит, нужно все же продолжать поиск путей борьбы с этим разрушающим явлением.