Без штурма спецназа

Ровно 31 год назад, 18 декабря 1976 года, на взлетной полосе аэродрома в Цюрихе лидер чилийских коммунистов Луис Корвалан был обменян на известного советского диссидента Владимира Буковского. 

Едва ли не на следующий день после военного переворота в Чили 11 сентября 1973 года в газетах появились списки и фотографии разыскиваемых «особо опасных преступников». Публикациям предшествовал заголовок «Военная правительственная хунта приказывает: «Разыскать и задержать». Список возглавлял генеральный секретарь Соцпартии Карлос Альтамирано. Восьмым был Луис Корвалан.
Лидер чилийских коммунистов сразу же ушел в подполье. Он скрывался на конспиративной квартире, которая принадлежала женщине, старой активистке Компартии. Во время проводимых облав военные патрули каждый раз посещали эту квартиру, но Луису Корвалану удавалось прятаться в особом укрытии. Так было и 27 сентября 1973 года. Увидев в окно приближающихся военных, он поспешил в убежище. Военные, осмотрев квартиру, удалились. Корвалан вышел. И в этот момент патруль вернулся. Все произошло столь неожиданно, что лидер чилийских коммунистов просто не успел среагировать. И был арестован.
Первые два месяца Луис Корвалан провел на территории военного училища. Затем был переведен на необитаемый в то время остров Досон, чуть ли не на самом юге Чили. Это пустынный и мрачный клочок каменистой земли, затерявшийся в Тихом океане в 2400 километрах от Сантьяго. Сразу же после военного путча новые власти решили устроить там концлагерь, в который сослали наиболее видных деятелей Народного единства.
Концлагерь этот представлял собой около десятка наскоро построенных дощатых бараков, расположенных практически на берегу океана. Они были окружены несколькими рядами колючей проволоки и тщательно охранялись. Об условиях содержания политзаключенных можно судить хотя бы по тому, что среднегодовая температура на острове не поднимается выше пяти градусов, дуют постоянные пронизывающие ветры. О регионе говорят и такие названия - мыс Тоски, бухта Отчаяния, остров Последней надежды, залив Печали.

Когда в Москве стало известно о том, что Корвалан оказался на Досоне, в различных «высоких кабинетах» стали обдумывать пути его спасения.

Отдаленность острова от Сантьяго, столицы Чили, по мнению некоторых аналитиков, давала для этого известный шанс. В конце декабря 1973 года мне, как работавшему в южноамериканской стране и знакомому с ней, в качестве своего рода эксперта довелось участвовать в обсуждении одного из вариантов вызволения генсека КПЧ из плена.
Совещание проходило в ведомстве, которое принято именовать «компетентными органами», в кабинете начальника отдела, курирующего латиноамериканское направление. Несколько генералов, представлявших различные рода вооруженных сил и Генеральный штаб, собрались вокруг длинного стола, на котором была крупномасштабная карта Южного побережья Тихого океана - зоны предполагаемых действий советских «рейнджеров». Красная стрелка упиралась в маленькую точку, обозначавшую остров Досон.
В операции намечалось задействовать торговое судно, заход которого в эти воды не должен был вызывать подозрений. Под его верхней палубой разместились бы три военных вертолета. К условленному месту в погруженном состоянии подтягиваются две подводные лодки. Средства космической связи обеспечивают контроль за обстановкой - как на море, так и в воздухе. В момент подхода к острову Досон вертолеты без опознавательных знаков с десантниками поднимаются в воздух, и на бреющем полете атакуют казармы охраны и радиостанцию лагеря.
Основной расчет делался на внезапность и мощь удара, что должно было подавить любую попытку сопротивления. По завершении операции Корвалан и другие освобожденные поднимаются на борт вертолетов, которые доставляют их вместе со штурмовой группой на подводные лодки. Вертолеты же предполагалось взорвать и затопить на большой глубине, чтобы скрыть их государственную принадлежность. А торговое судно мирно продолжало бы обычный рейс...
План, несмотря на его очевидную авантюрность, участникам совещания в принципе понравился, и в целом был принят. Но, как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. В роли «оврагов» на этот раз выступала досадная «мелочь»: отсутствие необходимой и, что самое главное, конкретной информации об острове, что не могло не смутить разработчиков операции. Как выяснилось, ни инициативная группа, подготовившая проект плана, ни представители других «заинтересованных» ведомств не располагали нужными данными. Такими, например, как расположение концлагеря на острове, освещается ли он ночью, какова численность охраны, в каком бараке находится Корвалан, условия его содержания. Наконец, как близко к побережью может подойти подводная лодка и многое другое. Кстати, никто из присутствовавших не задумывался, во всяком случае, не поднимал вопроса, а в какую сумму обойдется вся эта операция в финансовом отношении. Хотя, быть может, когда речь идет о спасении человека, тем более такого уровня, как Луис Корвалан, материальная сторона дела не самая главная.
С учетом всего этого не было уверенности, что ЦК КПСС одобрит предложенный план. Для начала члены «мозговой группы» решили заручиться поддержкой шефа Лубянки Юрия Андропова. Был подготовлен соответствующий рапорт, оговаривающий, что на первом этапе будет организован сбор соответствующей информации. «Добро» председателя КГБ было получено.

Когда же информация стала поступать, выяснилось, что нет никакой гарантии, что спасение Луиса Корвалана с Досона будет осуществлено без риска для его жизни и жертв с нашей стороны. Не было также уверенности, что удастся избежать огласки.

Проработка других вариантов, предусматривавших освобождение генерального секретаря Компартии Чили с применением силы, оказалась тоже малоутешительной. Тогда стали рассматривать менее эффективные, но более надежные способы. Наиболее перспективным было признано использование связей президента Аргентины - генерала Хуана Доминго Перона с генералом Аугусто Пиночетом.
Имя Хуана Доминго Перона возникло неслучайно. В те годы наши политические и экономические контакты с Аргентиной достигли, пожалуй, самого высокого уровня за всю историю отношений двух стран. Москва имела неофициальный канал доверительной связи с Пероном через его личного представителя, к которому прибегали в исключительных случаях. И вот такой случай настал.
Разработчики нового проекта заручились согласием руководства КПСС: на документе, в котором излагалась суть дела и предлагалось добиваться освобождения чилийского узника, стояла разрешающая подпись самого Леонида Ильича Брежнева.
Были, правда, некоторые сомнения в том, что Перон откликнется на просьбу Москвы, учитывая его не слишком дружелюбное - мягко говоря - отношение к коммунистам. Но опасения эти не оправдались. Соответствующая просьба, исходившая от имени советского руководства, до генерала Перона была доведена в начале марта 1974 года. А 1 апреля на имя Брежнева была направлена докладная записка. В ней сообщалось, что президент Аргентины через своего представителя проинформировал: им дано указание министру иностранных дел Антонио Виньясу предпринимать соответствующие меры по освобождению лидера чилийских коммунистов. Хотя, отмечалось в докладной, задача эта представляется нелегкой: чилийские военные занимают жесткую позицию. Тем не менее, генерал Перон заверял советскую сторону, что постарается сделать все возможное, используя заинтересованность чилийского режима в получении от Аргентины экономической помощи.
Не буду вдаваться в подробности о том, какие усилия предпринимал Перон - если верить его заверениям и устным, и письменным - по освобождению Луиса Корвалана. Скажу лишь, что в силу различных причин они не дали желаемого результата. Оставалось лишь одно испытанное, но не всегда действенное средство - стимулировать кампанию солидарности с чилийскими политзаключенными, в первую очередь с Луисом Корваланом. Движение это действительно прибрело широкий размах.
Внешне Пиночет выказывал безразличие к этой кампании, но, вместе с тем, тратил немало средств и усилий, чтобы если не сорвать ее, то, хотя бы по возможности, снизить пропагандистский эффект. Он понимал, что ширящиеся манифестации протеста, которые проходили в многочисленных странах чуть ли не на всех континентах, не последняя причина его международной изоляции, разорвать которую диктатор стремился во что бы то ни стало.
Тогда же в Москве обсуждался вопрос и о возможности обмена Луиса Корвалана. Но нас опередили.

Как мне рассказывал сам Корвалан, с таким предложением к советским властям через Международный Красный Крест обратился... Пиночет.

Но сделал он это не по собственной инициативе: его к этому подтолкнул или надоумил, как будет угодно, Вашингтон. Соединенные Штаты Америки решили таким образом добиться освобождения известного диссидента Владимира Буковского. Как бы то ни было, чилийский генерал охотно пошел американцам навстречу: этот жест был ему нужен не меньше, чем Белому дому, так как он позволял Пиночету продемонстрировать всему миру свой «гуманизм».
Что же касается Москвы, то она не сразу ухватилась за эту идею. В первую очередь, раздражало то, что предложение исходило от Пиночета - хотя и под маркой Международного Красного Креста. Не вызывал особого восторга и сам факт обмена: соглашаясь на него, советские власти тем самым публично признавали существование в стране политических заключенных. Если же продолжать выдавать Буковского за «уголовника», то его обмен на Корвалана выглядел бы прямым оскорблением последнего.
В то же время не все западноевропейские коммунисты поддерживали идею такого обмена, что и выяснилось в ходе соответствующего зондажа, проводимого ЦК КПСС. Так, французы выступили против. Когда обмен все же состоялся, то Французская компартия, отметив в официальном заявлении, что выступает против пребывания в тюрьмах политзаключенных как в Советском Союзе, так и Чили, тем не менее, сочла такую процедуру некорректной. Генеральный секретарь ФКП Жорж Марше квалифицировал ее как «достойную сожаления торговлю людьми». На таких же позициях стояли и итальянские коммунисты.
Однако руководство КПСС все же пошло на обмен. Консультации по этому вопросу были поручены советнику президента США Форду Хайленду и послу США в Вашингтоне Анатолию Добрынину. Результатом переговоров стала телеграмма Добрынина в Москву от 8 декабря 1976 года: «Хайленд сообщил сегодня, что чилийская сторона в принципе согласна освободить и депортировать Корвалана, если советская сторона одновременно освободит и депортирует Буковского. Чилийцы предлагают одновременно доставить их в одно и то же место - Нью-Йорк, Вашингтон, Женеву, Париж или Копенгаген…»
Десятого декабря Политбюро отреагировало так: «Советскому послу в Вашингтоне надлежит встретиться с Хайлендом и попросить его передать чилийским представителям, что советская сторона согласна на одновременную доставку Корвалана с семьей и Буковского с матерью в Женеву или Западный Берлин. Из названных пунктов Женева является наиболее подходящей, поскольку здесь менее вероятны антисоветские выступления…»
Выполнив это поручение, 14 декабря Добрынин доложил в Москву: «Хайленд сообщил, что чилийские власти согласны на Женеву. Они предлагают провести все это в субботу 18 декабря».
И все же окончательным местом для обмена стал Цюрих, располагающий более вместительным международным аэропортом, где было легче организовать и провести процедуру обмена.
...Восемнадцатого декабря 1976 года самолет из Москвы, на борту которого находились Буковский, его мать, сестра и 12-летний племянник, а также сопровождавшие их лица, в полной темноте приземлился на аэродроме Цюриха. Его тут же окружила местная полиция. К стоянке подкатили несколько лимузинов с представителями посольств СССР и США. Затем показался микроавтобус, где, в окружении вооруженных охранников, сидели Луис Корвалан и его супруга Лилиан.

Генеральному секретарю Компартии Чили помогли подняться по трапу на борт «Ту-134». После чего из этого самолета спустился Владимир Буковский. Обмен состоялся.

Советский авиалайнер вырулил на взлетную полосу, и, после разбега, взял курс в сторону СССР.
А теперь послушаем самого Луиса Корвалана. С ним мне довелось встретиться в июле 1989 года в Москве. Вполне естественно, мы не могли не коснуться событий 13-летней давности. Я спросил своего собеседника, согласовывали ли с ним операцию по обмену и давал ли он на нее свое согласие. Дело в том, что генеральный секретарь КПЧ незадолго до обмена в одном из интервью иностранным журналистам заявил, что выйдет из заключения только тогда, «когда будет освобожден последний чилийский коммунист».
Не сказал бы, что мой вопрос доставил удовольствие Корвалану. На какое-то время он задумался. Потом как бы нехотя заговорил.
-Да, у меня интересовались мнением в отношении предложения Пиночета, которое официально поступило от него 16 ноября 1976 года. Откровенно говоря, я был в некотором затруднении. Во-первых, речь шла об обмене на неизвестного мне Владимира Буковского. Не знаю почему, но я вдруг вспомнил историю с Яковом Джугашвили, попавшим в германский плен во время Второй мировой войны. Если мне не изменяет память, то Гитлер предложил Сталину обменять сына на немецкого генерала. Сталин якобы ответил, что он не меняет солдата на генерала. Конечно, тут никакой аналогии нет, но тем не менее…
- С другой стороны, - продолжал Луис Корвалан, - я многого не знал. И поэтому ответил, что в тех условиях, в которых нахожусь - тюрьма, полная изоляция от всего мира, отсутствие всякой информации о характере и сути предложения, его условиях, - я не считаю себя вправе высказать свое мнение по этому вопросу. Я предложил, чтобы окончательное решение приняло руководство Компартии. При этом специально оговорил: если идея обмена будет отвергнута, то готов оставаться в заключении столько, сколько необходимо. Центральный комитет нашей партии согласился с предложением об обмене практически единогласно. Воздержался только Володя Тейтельбойм. Но имейте в виду: в любом случае моя свобода была относительной. Ведь я не мог жить на родине…
Небольшое отступление. На эту тему я говорил и с Володей Тейтельбоймом. Он в те годы жил в Москве, и мы довольно часто с ним встречались. Известный писатель, член Политкомиссии ЦК КПЧ, пользовавшийся в партии большим авторитетом, действительно сомневался в необходимости освобождения Корвалана, который, кстати, был его другом, именно таким путем. И в первую очередь - по этическим соображениям.
Но продолжу рассказ Корвалана. Он подтвердил, что обмен состоялся на взлетной полосе аэродрома в Цюрихе 18 декабря 1976 года: «У трапа самолета компании «Люфтганза», на котором мы прибыли из Чили, нас ожидала группа советских товарищей во главе с Михаилом Кудачкиным, заведующим сектором стран Латинской Америки международного отдела ЦК КПСС, а также посол США в Швейцарии Натаниэль Дэвис (бывший американский посол в Чили. – А.М.) и Абелярдо Сильва Дависон, чилийский представитель в международных организациях. Мы тут же пересели в специально предназначенный для нас самолет, который вскоре взлетел и взял курс на Минск».
- На Западе знали о том, что произошло в Цюрихе, да и среди иностранных журналистов и дипломатов, аккредитованных в Москве, тоже циркулировали всевозможные слухи о предстоящем обмене, - продолжал мой собеседник. - Было ясно, что я вылетел в Советский Союз. Но куда конкретно? Где окажусь после прибытия в СССР? Одни предполагали, что в доме отдыха в Барвихе, неподалеку от Москвы, для восстановления здоровья. Другие «отправили» меня на Черное море. Да что там журналисты или дипломаты, если родные дочери не знали, что я уже на свободе! Журналистка одной из газет ГДР в день моего освобождения прибыла в Москву, чтобы встретиться с моими дочерьми. Она допытывалась у них, где я нахожусь, а те лишь недоуменно смотрели на нее и не понимали самого смысла вопроса. В конце концов, корреспондент сообщила им ставшую для них сенсационной новость.
В те декабрьские дни Советский Союз готовился к 70-летию Леонида Ильича, которое отмечалось 19 декабря. Разумеется, это событие было центральным, все остальное отошло на второй план. И только когда закончились юбилейные торжества, Брежневу сообщили, что я освобожден и нахожусь на территории Советского Союза. 23 декабря меня пригласили в Кремль, где я был принят Леонидом Ильичом...
Добавлю к этому рассказу от себя, что советские телезрители видели эту встречу. Видели и плачущего от волнения и радости советского генсека, обнимавшего Луиса Корвалана. Но ни телевидение, ни другие средства массовой информации ни словом не обмолвились о том, что Корвалана обменяли на диссидента Владимира Буковского. Освобождение лидера чилийских коммунистов было преподнесено в традиционном ключе как «победа всех демократических сил, результат международной кампании солидарности».