«Дорогой, куда ты едешь?» — «Дорогая, на войну...»

Герои этой картины никогда не воевали на полях войны, но их имена навсегда вписаны в историю Великой Отечественной: Михаил Кошкин, создатель легендарного танка Т-34, Михаил Бобров, военный альпинист, Юрий Тюкалов, первый олимпийский чемпион СССР, Михаил Аникушин, подаривший миру памятник Пушкину и Монумент героическим защитникам Ленинграда, Вениамин Баснер, чьи мелодии «С чего начинается Родина» и «На безымянной высоте» звучат в сердце каждого. Эти люди подвигов не совершали, а просто делали своё дело, приближая Победу.

Как писала Ольга Берггольц, «голос блокадного Ленинграда»: «Дыша одним дыханьем с Ленинградом, я не геройствовала, а жила». Так и герои этого фильма, судьбы которых сплелись, словно нити, в единую историю мужества, не геройствовали, а жили. Этот фильм из нескольких новелл, связанных стихами Ольги Берггольц, о них.

Фильм снят в рамках Международного кинофорума «Золотой Витязь» (сценарист и голос за кадром — Фёдор Степанов, режиссёр — Дмитрий Чернецов, оператор — Михаил Макаров), при поддержке Президентского Фонда культурных инициатив и посвящён 80-летию Великой Победы. Открывается романтичными песнями Валерия Гаврилина «Город спит» и «Дорогой, куда ты едешь?» и рассуждениями сына военного альпиниста Михаила Боброва (1923-2018) — Михаила о том, чем нынешний человек отличается от людей военного времени. Михаил Бобров, тёзка своего отца, отмечает, что в прежние времена не было такого пустословия, какое наблюдается у нас: «Мой отец утверждал, что говорить и делать нужно только то, что приводит к результату».

Зрителя окунают в мир питерских верхолазов, которые на высоте более ста метров в декабре 41-го маскируют Ангела на шпиле Петропавловского собора. Отличная мишень для немецких наводчиков, с точностью бьющих по остановкам трамваев, школам и заводским проходным. Верхолазов четверо. Живут под лестницей Петропавловского собора, там, где могилы царевича Алексея и принцессы Шарлотты, оббили вход досками и войлоком, поставили печку буржуйку и варят похлёбку из голубей, которых ловят силками. Наверх отправляют 18-летнего Михаила Боброва, который должен «растворить» шар, Ангела и крест в небе, покрыв их серой краской. Но пройдёт неделя, прежде чем Михаил доберётся до Ангела. Ветер качает шпиль, как мачту на корабле, пальцы коченеют, руки дрожат, сердце стучит где-то в горле — голод блокады даёт себя знать... А ещё объявляют воздушную тревогу. «Прятаться негде, остаётся не паниковать, держать себя, собирать силы, — это из воспоминаний военного альпиниста Боброва, заслуженного тренера, постановщика трюковых сцен на «Ленфильме». — Сегодня у нас точно получится. И — да, услышав сигнал ключевого штурма, освобождаю ногу, подтягиваюсь вверх и назад, и ухожу от шпиля все дальше и дальше, ещё и ещё, и вот — Уррааа!.. Это я уже услышал, когда встал своими ногами на шар. Надо мной только крест, Ангел и небо... Потом мы делали нашу работу и под обстрелами, и в мороз под 35. Шпиль собора все больше сливался с небом, и немцы стали мазать!..» 

Фильм снят в жанре реконструкции, с участием актёров. Киноновеллы выстроены так, что за основу в каждой взят ключевой момент в жизни героя, тот, из которого и выросло впоследствии его умение преодолевать немыслимые трудности и, во что бы то ни стало, достигать победы. Умение, которое почти всегда оборачивалось героизмом. 

И у всех моменты эти приходились на детство и отрочество. Так, олимпийский чемпион Юрий Тюкалов (1930-2018), заслуженный тренер по академической гребле, вспоминал себя 4-хлетним, когда отец впервые доверил ему вёсла, и обратный путь, от берега до дома, гребцом был он. Наверняка этот опыт помог уже подростку в блокадное лето самому справляться с обязанностями водовоза и возить по три огромных бочки в день на Игрушечном. Таким забавным было лишь имя коня, всё остальное было всерьёз. Зимовье в квартире с окнами-фанерками и четырьмя трупами за стеной, которых не увозили, потому что в жилконторе приспособились получать продуктовые карточки за них, тоже было всерьёз. Но Юре с мамой, пережившим 900 дней блокады, повезло: кавалерийская часть отца проходила однажды мимо их дома, и он смог передать мешочек овса, из которого они каждый день пекли по лепёшке. А будущий олимпиец дежурил на крышах, тушил зажигалки, защищал, как мог, Ленинград. На небесах их отметили: отец вернулся с войны.

Воспоминание 1952 года уже от олимпийца: гонки в заливе Мэйлахти, рядом с Хельсинки. Юрий идёт первым, в соперниках здоровенный австралиец, чемпион. И вот остаётся 25 гребков, на тренировках посчитано. И вдруг сбой, за нужное время и половины не проходит, гребки стали как шлепки, сил не хватает. Соперник тоже выложился, и пока мальчишка-блокадник его обгоняет. А Юрий монотонно, по горсточке, черпает воду, будто овёс из папиного мешка. «Нужно пройти до победы через все "не могу", не умирать за пять гребков до финиша, не бросать выгребать! Австралиец бросил, я же — нет, и вот оно, первое олимпийское золото нашей команды, академическая гребля, одиночный разряд. И у меня эта медаль вторая, первая — "За оборону Ленинграда".

В Мухинское художественное училище поступал сам, родителям сказал позже. Став скульптором, спорт не забросил, а к 100-летию Ленина, когда вся страна лепила и рисовала вождя, решил делать бюст Петра, основателя города. А когда пришлось выбирать: ехать тренером в Канаду или работать над памятником Защитникам Ленинграда, конечно, выбрал второе, ведь я парусник и досконально знаю, через какие холода и смерти пришлось пройти ленинградцам, чтобы он выстоял, наш родной город».

Нам от тебя теперь не оторваться.

Одною небывалою борьбой,

Одной неповторимою судьбой

Мы все отмечены. Мы — ленинградцы.

Нас по морщинам узнают надменным

У сжатых губ, у сдвинутых бровей,

По острым, не согнувшимся коленям,

По пальцам, почерневшим от углей.

***

Сестра моя, товарищ, друг и брат,

ведь это мы, крещённые блокадой.

Нас вместе называют — Ленинград,

и шар земной гордится Ленинградом.

В грязи, во мраке, в голоде, в печали,

где смерть, как тень, тащилась по пятам,

такими мы счастливыми бывали,

такой свободой бурною дышали,

что внуки позавидовали б нам. 

Дочь Михаила Аникушина (1917-1997), автора Монумента героическим защитникам Ленинграда, Нина Аникушина рассказала, как выглядит момент вдохновения у художника. 

«А идея у него была такая: разорванный полукруг блокады обращён к Московскому проспекту, и всё выведено на Пулковские высоты. И в полукруге этом стоят рабочие, добровольцы, военные, и как бы закрывают город. Он и меня там вылепил: прихожу из консерватории, и вдруг отец выскакивает и говорит: "Ну-ка, иди сюда!" Пилотку мне на голову надевает, в руки палку даёт и говорит: "Лезь туда!" А там три метра высоты, но встаю, смотрю на него, и, знаете, я таких глаз ни у кого не видела! Вот он взял глину, причём, когда лепил, месил всегда левой рукой, долго месил, и глина у него делалась тёплой и мягкой, эластичной. И вот он мнёт эту глину, по кусочку отрывает и смотрит на меня... А мне кажется, что будто он из меня вынимает куски и туда накладывает. И глаза у него отрешённые, он ничего не видит, и меня, в том числе, видит что-то своё, а что — я, конечно, не поняла... Он считал, что все люди должны заниматься сохранением Отечества, а не разорением. Такое чувство у него было».

«Мой мастер в Академии художеств учил нас так, — дополняет рассказ дочери скульптор, — прошу вас не вылепить, а выразить». А когда хочешь что-то выразить по-настоящему, начинаешь наблюдать, вслушиваться в каждое слово, вглядываться в лица. Памятник Героям-освободителям я задумал ещё в 42-ом: никаких выдумок, воплощать только то, что видел и слышал сам. И когда в блокадном Ленинграде видел, как мать несёт на руках своего мёртвого ребёнка, и когда служил в санитарной роте, собирая с поля раненых, вот тогда-то и начал рисовать эти лица нашей Победы. Монумент решил делать так: вокруг разорванного кольца блокады — солдаты, лётчики, рабочие, добровольцы, а в центре — фигура маленького мальчика. Образ новой жизни. Он выходит из этого кольца, и все его защищают, оберегают новую жизнь... Но в 1975-ом, за несколько дней до открытия монумента, руководство Ленинграда запретило ставить фигуру мальчика».

И вряд ли у кого-то есть ответ на этот вопрос — почему?..

***

— Ты сдашься, струсишь, — бомбы нам

кричали,

забьёшься в землю, упадёшь ничком...

 Дрожа, запросят плена, как пощады,

 не только люди — камни Ленинграда.

 Но мы стояли на высоких крышах

 с закинутою к небу головой,

не покидали хрупких наших вышек,

лопату сжав немеющей рукой.

...Наступит день, и, радуясь, спеша,

ещё печальных не убрав развалин,

мы будем так наш город украшать,

 как люди никогда не украшали.

История Михаила Кошкина (1898-1940), главного конструктора «Т-34 - танка Победы», пожалуй, самая печальная. Не зря авторы называют Михаила Ильича одной из жертв великой войны, ещё до начала её пожертвовавшим жизнью во имя Победы. 

В своих воспоминаниях Михаил Кошкин пишет, как его, 8-летнего пацанёнка из деревни Брынчаги Ярославской губернии, осиротевшее семейство отправило на заработки в Москву. Уже на вокзале пришлось драться с «местными», деньги отобрали, записку с адресом родни потерял, и, если бы не дядя Герасим, подобравший его, замерзающего, в московском подъезде, так и не было бы у нас никакого «танкового гения». Рабочий кондитерской фабрики взял мальчишку в семью, устроил на работу и к 18 годам тот дорос до рабочего по обслуживанию карамельных автоматов.

«Так и выжил, в Гражданскую воевал, тифом болел, умирал, да не умер. А потом в госпитальном дворе увидел это чудо в заклёпках. Поинтересовался, что за зверь такой? Это не зверь, брат, это тяжёлый танк «Рикардо» Mark V, произведён в Британии, отбили у беляков. Всё одно — зверь, весь в заклёпках, зараза. Вот тогда-то и засела во мне эта мысль: неужели русский мужик не сумеет такое вот чудо-юдо соорудить?!.. Ну, а дальше учился, женился, работал — больше по политической части, был даже директором кондитерской фабрики в Вятке. Но в 29-ом в стране круто всё повернулось, и я тоже свою жизнь развернул, хотя было мне уже за 30. Но поступил и с отличием защитил диплом в Ленинградском машиностроительном, и теперь проектирую танки.

По этим делам и приехал в Москву к наркому тяжелого машиностроения. Ждал его две недели. Слонялся из угла в угол в гостинице, не зная, что отвечать, когда товарищ нарком спросит про новый танк. Не скажешь же, что танк-то есть, но спроектирован, как говорится, в духе «господствующих тенденций», и как бы коллеги не успокаивали, я понимаю, что ошибка в идее. С этим танком нам не победить, надо всё проектировать заново.

Наркому сказал всё, что думаю, и он меня понял... И вот он, наш танк, выжил и вырос и, конечно же, будет воевать. На «танковый смотр» в Москву в марте 1940-го пошли своим ходом, чтобы наверстать тысячи км, которые не домотали на испытаниях. Шли в обход сёл и городов, по метровым снегам, оврагам, полям, в составе двух совершенно секретных перспективных машин. Согласен, некомфортно, но лично мне сквозь всё это перспектива была видна. Не деньги, не слава, не ордена, не упоминание в истории мирового танкостроения, нет, ребята, перспектива была простая — победа! Наша, не их.

В пути были поломки, но мы дошли, показались, как надо, и в Кубинке на полигоне, и в Кремле на брусчатке не поскользнулись. Сталин так и сказал: «Это будет ласточка нашего танкостроения». В обратный путь опять своим ходом. Нам надо было накрутить ещё тысячу км пробега. А я уже был простуженный, и в танке было немногим теплей, чем тогда, в детстве, в московском подъезде...»

Пробег Харьков-Москва-Харьков подорвал здоровье Кошкина. Конструктор заболел пневмонией, одно лёгкое пришлось удалить. Михаил Ильич был направлен на реабилитацию в заводской санаторий под Харьковом, где и скончался 26 сентября 1940 года, за девять месяцев до начала Великой Отечественной. Похоронен в Харькове, на Первом городском кладбище.

Вся слава этому гениальному человеку досталась посмертно. За разработку конструкции танка т-34, лучшего среднего танка Второй мировой войны, конструктор Михаил Кошкин в апреле 1942 года посмертно удостоен Сталинской премии СССР и ордена Ленина. В 1990 году указом президента СССР Михаила Горбачёва посмертно удостоен почётного звания Героя Соцтруда.

В интернете можно «услышать» голос самого конструктора, который убеждает прекратить все споры о том, какой танк лучше: «Эх, ребята, главное то, что победа была, а танк Т-34 стал просто «Танком победы».

*** 

«С чего начинается Родина» — в начале фильма дорогим воспоминанием прозвучит и эта мелодия... Вениамин Баснер (1925-1996) родился в музыкальной семье, а учился в Ленинградском артиллерийском училище, которое в 1943-ем было эвакуировано в Кострому. Учился на офицера, но со скрипкой не расставался, на армейских посиделках слушали его с удовольствием. 

Появилась скрипка в его судьбе необычным образом. В Ярославле с трёхлетним Веней, рассказывает вдова композитора Лукерья, была такая история: гуляя с мамой по городу, мальчик замер, как вкопанный, перед детской скрипкой в витрине музыкального магазина. «Купи, мама, я буду играть!» — и, как мама не сопротивлялась, скрипка была куплена, и с этого момента началась можно сказать музыкальная карьера Вениамина. Его игру на посиделках однажды услышал начальник училища, генерал Василий Стеснягин. «Курсант, — сказал он, — немцев, пожалуй, мы и без тебя победим, а ты в музыкальный взвод пойдешь», и этим самым решил судьбу подчинённого.

Окончив музыкальное училище и консерваторию, Вениамин Баснер стал композитором. Известность ему принесли оперетты, военные песни и киномузыка. Композитор — автор песен более чем к ста кинофильмам, среди которых «С чего начинается Родина» («Щит и меч»), «На безымянной высоте» («Тишина»), «Целую ночь соловей нам насвистывал» («Дни Турбиных»), «Берёзовый сок» («Мировой парень»), «Это было недавно» («Друзья и годы»). За музыку к фильму «Блокада» ему присуждена Госпремия РСФСР имени братьев Васильевых.

Песни эти поём и сегодня, более того, музыка Баснера прорвалась в вечные сферы — его имя носит астероид Basner, так что в год столетия композитора поклонников у него явно прибудет. 

***

А город был в дремучий убран иней.

Уездные сугробы, тишина.

Не отыскать в снегах трамвайных линий,

одних полозьев жалоба слышна.

Скрипят, скрипят по Невскому полозья:

на детских санках, узеньких, смешных,

в кастрюльках воду голубую возят,

дрова и скарб, умерших и больных.

***

Да здравствует суровый и спокойный,

глядевший смерти в самое лицо,

удушливое вынесший кольцо

Как Человек,

Как Труженик,

Как Воин.

***

О да — иначе не могли

ни те бойцы, ни те шофёры,

когда грузовики вели

по озеру в голодный город.

 Холодный ровный свет луны,

снега сияют исступленно,

и со стеклянной вышины

врагу отчётливо видны

внизу идущие колонны.

 И воет, воет небосвод,

и свищет воздух, и скрежещет

под бомбами, ломаясь, лёд,

и озеро в воронки плещет.

***

... О, мы познали в декабре —

не зря «священным даром» назван

обычный хлеб, и тяжкий грех —

хотя бы крошку бросить наземь:

таким людским страданьем он,

такой большой любовью братской

для нас отныне освящён,

наш хлеб насущный, ленинградский.

Стихи — Ольги Берггольц