Мост между Вторым Римом и Третьим
Сразу же после присоединения Крыма к России, 8 апреля 1783 года, к берегам полуострова по распоряжению императрицы Екатерины II был направлен фрегат «Осторожный» под командованием капитана второго ранга Ивана Берсенева для выбора гавани у юго-западного побережья, на котором предполагалось построить стратегически необходимый военный порт. Осмотрев бухту у посёлка Ахтиар, расположенную неподалеку от развалин древнего города Херсонес, Берсенев рекомендовал её в качестве базы для кораблей будущего Черноморского флота.
14 июня 1783 г., 230 лет назад, под руководством контр-адмирала Фомы Фомича Мекензи (Томаса Маккензи) были заложены первые четыре каменные постройки Севастополя: дом командующего Севастопольской эскадрой, часовня, кузница в Адмиралтействе и пристань, названная впоследствии Графской.
Но, конечно, история Севастополя начинается не с конца XVIII века. Мы знаем о том, что изначально Русь крестилась в Киеве, а ведь сам великий киевский князь Владимир принял Крещение в греческом городе Херсонес, находящемся ныне в черте современного Севастополя, города русской боевой славы, который принадлежит, по издевке истории, Украине.
Севастополь – удивительный город. Впервые мне довелось побывать в нем зимой, в середине февраля. Там уже была настоящая весна. На улицах не лежало ни клочка снега.
В утренних сумерках я шел по одной из красивейших в мире набережных. Внизу, словно огромный овраг, доверху полный туманом, лежала бесконечная Севастопольская бухта - если не самая красивая в мире, то самая удивительная.
Где-то там, судя по торчащим из тумана трубам и влажно горящим сигнальным огням, стояли на якоре корабли. В центре Севастополя, на здании городской библиотеки, висел транспарант с портретом молодого Льва Толстого в военной форме и словами писателя: «Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости, и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах…» Да, как-то сразу понимаешь, что Севастополь – не курорт. Это – город-герой.
Вскоре показался знаменитый сутуловатый памятник Нахимову. Я пересек пустынную площадь. Улицы вдоль набережной, как и в моем любимом Киеве, террасами опоясывали склон горы - с верхней отлично просматривалась нижняя. Дома тоже были уступчатые, с обилием колонн, портиков и лепных украшений, как и положено в восточносредиземноморской архитектуре. Наверху, в конце роскошной лестницы с большими площадками, двумя широкими полукругами поднимавшейся к параллельной улице, издалека был виден белый четырехэтажный дом. На крыше развевался какой-то флаг: прищурившись, я разглядел в еще нерассеявшихся сумерках, что - наш, российский. Приятная встреча!
Я смотрел, как шевелилось на легком ветру полотнище, и думал, что здесь, за тысячу километров от Москвы, никому бы в голову не пришло назвать этот триколор «власовским», «ельцинским» или «пижамой»… Флаг был здесь флагом без всякой подоплеки, частицей родной земли.
Я пошел наверх по лестнице. Дело ясное: белый дом был штабом нашего Черноморского флота. Наверху, за памятником Ленину, с матросами и красноармейцами по углам, я увидел величественный собор Святого Владимира, в крипте которого покоятся останки адмиралов Лазарева, Корнилова, Нахимова и Истомина. Всё это, подумал я, неслучайно рядом: Русское море, священные руины Корсуни-Херсонеса, храм, могилы, Штаб флота… Все начиналось отсюда, а уж потом дошло до Киева. Да и сегодня не Киев - ключ к Севастополю, а Севастополь - ключ к Киеву. Я вошел в собор, спустился в склеп, поклонился могилам русских героев. Потом вернулся к Штабу. На углу за железными узорчатыми воротами, стоял, расставив ноги, бравый морской пехотинец с автоматом. Перед воротами была очерчена белая линия и написано: «Граница поста». По существу, это означало: граница России.
В тот же день я поехал в Херсонес, нашел там среди фундаментов древних домов круглый баптистерий храма святого Василия, где, по преданию, и крестился внезапно ослепший князь Владимир - и прозрел после Крещения. Над крещальней возвышалась ажурная металлическая часовня - дар Черноморского флота. Украинские власти противились ее установлению, и тогда, приказу адмирала Касатонова, ее опустили на фундамент баптистерия с неба - с военного вертолета, зацементировали опоры и поставили для охраны автоматчиков. Выкорчевывать часовню «незалежники» не осмелились.
А сейчас на дне каменной чаши, обложившись какими-то амулетами, сидела по-турецки немолодая женщина с закрытыми глазами - «медитировала»… То ли из-за нее, то ли из-за безлюдности на руинах Херсонеса было как-то грустновато. Я, честно говоря, тогда так и не смог проникнуться ощущением, что стою у колыбели русского Православия. С тем и ушел.
Второй раз я увидел Херсонес с моря. Черноморский флот кильватерной колонной выходил из Севастопольской бухты на учения. Древний город был слева по борту. Отсюда он казался совсем уж маленьким и грустным. Говорили, что две трети его покоится под водой, и, возможно, мы проплывали именно над ним, как над неким градом Китежем. Стоя перед камерой на фоне развалин, корреспондент программы теленовостей бойко кричал: «Сегодня мы с вами имеем уникальную возможность…» У них все возможности - «уникальные», а без уникальных и жизни нет.
Из низких туч, висящих над Севастополем, длинными стальными полосами наклонно пробивался солнечный свет — словно кто-то развернул гигантский, в полнеба, веер. Под ровное гудение двигателей корабль тяжело нырял форштевнем вниз и тут же могучим движением, точно потягиваясь, поднимался вверх. Я стоял на ходовом мостике большого противолодочного корабля "Керчь" и смотрел на бегущую за бортом волну, каждый миг менявшую цвет в водовороте пены. В открытом море корабли разошлись, поплыли параллельными курсами. Стальная армада, завесив дымами горизонт, двигалась в центральную часть Черного моря.
Когда и Херсонес, и Севастополь скрылись за тучами, и вокруг лежал лишь бескрайний простор Русского моря, я вдруг почувствовал, что же произошло на крымских берегах свыше тысячи лет назад.
Отсюда началось Крещение не просто одного из народов, как это было, например, с армянами и грузинами, а будущей великой мировой державы, главной опоры Вселенского Православия после гибели Византии.
Еще я вспомнил, что Черноморский флот был хозяином этого моря даже в несчастливом для нас 1941 г. Во время обороны Севастополя он совершил то, что казалось невозможным. 21 декабря 1941 г. главные силы ЧФ под прикрытием мощного зенитного огня и залпов тяжелой бортовой артиллерии вошли в осажденный немцами Севастополь! Прибыл сам командующий флотом адмирал Октябрьский! Транспорты высадили на берег бригаду морской пехоты и 10 маршевых рот, которые немедленно перешли в наступление и ликвидировали прорыв немцев на Северной стороне. Через несколько дней отряд кораблей ЧФ так же беспрепятственно, как и вошел, ушел на новую операцию – высадку десанта в Феодосии и Керчи. Фашистские «кригсмарине» (ВМС) и там не смогли помешать краснофлотцам.
Однако, сойдя на берег, увидел я и иное. Перед отъездом в Москву я зашел на знаменитую севастопольскую толкучку "на Остряках", чтобы купить домой какие-нибудь подарки. Мне бросилось в глаза, что рынок удивительно похож на мертвый город Херсонес планировкой бесчисленных, неотличимых одна от другой улочек-рядов (милетский архетип — "прямоугольная решетка, вписанная в овал") и занимает такую же примерно территорию, как сохранившаяся часть Херсонеса. Один муравейник умер, да здравствует другой! И в Херсонесе, оторванном от Эллады, Рима и Византии, и в имперском Севастополе, оставшемся без империи, все подчинялось одному желанию: выжить, добыть кусок хлеба на грядущий день. Как это по-человечески понятно (разве я сам не такой?), но как душно, уныло, неприкаянно в этой галдящей тесноте после вольного необозримого морского простора, рассекаемого форштевнем имперского дредноута!
Жизнь неотделима от рынка, но является ли рынок законом жизни? Разве спас он хотя бы одну гибнущую цивилизацию? Цивилизации умирали, рынок оставался. Он живуч, спору нет, но мы почему-то до сих пор изучаем историю государств и народов, а не рынков.
Когда империя слабеет, рынок не поддерживает ее — он ее убивает. Сюда, в торжище, уходят и здесь перемалываются в костную муку творческие силы, вера, талант, изобретательность, воля народа. Уже и рынок окружен кольцом огня, а люди продолжают тупо думать о том, что можно купить и продать там, внутри. Это ли свобода, о которой нам талдычили обслуживающие лавочников мыслители? Отчего же художники веками воспринимали рынок как бессмысленную и враждебную стихию?
Сегодня снова я пойду
Туда, на жизнь, на торг, на рынок,
И войско песен поведу
С прибоем рынка в поединок!
Какими наивными кажутся, если посмотреть на них отсюда, из этого деловитого муравейника, молодой, но уже седой артиллерист Николай Иванович, таскавший мне в каюту гильзы всевозможных размеров и по-детски радовавшийся попаданиям, смотритель Владимирского собора Альбина Абрамовна, добывшая двуглавого российского орла для паникадила, старичок, стоявший на митинге с плакатиком: "Великая Россия, вспомни о нас!" Зачем, ради чего метко стрелять, возиться с двуглавыми орлами, писать вышибающие слезу призывы, если эта великая Россия — уже только воспоминание, мир невидимый?
Затем, ответил я себе, что эти люди и есть великая Россия.
Империи, а особенно христианские, воспитывают в человеке идеал гармонии, красоты, самопожертвования, героизма, бескорыстного служения другим людям. Это цемент, который скрепляет духовное здание человечества.
А что дал людям "человечный" рынок? Связан ли с ним хоть один светлый образ в мировой культуре? Он похож на сочное розовое мясо, что выставляют на прилавках: чуть "перележало" на солнце — и уже потянуло от него падалью.
Нет, не торговым, не субтропическим раем был для русских Крым… Мы, может быть, даже не вполне осознаем, какое место занимает он в нашей истории. Здесь русская цивилизация повстречалась с Грецией и Римом. Первые христиане появились в Крыму еще в I веке новой эры. И восприняли христианство мы из Крыма, где крестился Владимир Святой. “Тмутороканский камень” XI века, третий по древности памятник русской письменности (“В лето 6576, индикта 6, Глеб князь мерил море по леду: от Тъмутороканя до Кърчева 10000 и 4000 сажень”) — имеет прямое отношение к Крыму. Многие исследователи считают Тмутораканское княжество, во владения которого входил Корчев (Керчь), одним из первых славянских княжеств на Руси. А Черное море в ту пору называлось Русским. После татаро-монгольского нашествия еще неизвестно, кто был более опасен для Руси — Орда на востоке или крымские ханы на юге.
Поэтому сражение при подмосковных Молодях в 1572 г., когда князь Михаил Воротынский наголову разгромил соединенное войско крымчаков и турок, вдвое превосходящее наше войско, не менее важно было для России, чем Куликовская битва.
Петр I, прежде чем пробить окно в Европу на севере, пробил его на юге, совершив Азовский поход. Да и флот наш был создан не на севере, как многие считают, а на юге, специально для взятия Азова. А потом, во второй половине ХVIII века, начались “времена очаковские и покоренья Крыма”, великая битва с Турцией за Таврию, Крым и Кубань, приведшая сначала к восстановлению независимости Крымского ханства, а потом, стараниями блистательного Потемкина, и присоединению его к России. Оценить значение этого события можно, лишь перенесясь на несколько десятилетий вперед, в 1854 г., когда “объединенная Европа” вместе с турками высадила громадный десант не где-нибудь, а в Крыму! Оборона Севастополя, описав которую Лев Толстой прославился на всю Россию... Поражение в Крымской войне, определившее исторический путь России вплоть до 1917 года. И наконец, последний аккорд гражданской войны в европейской части России — изгнание Белой армии из Крыма в ноябре 1920-го... Великий исход интеллигенции из России... В 1941—1942 — героическая, почти годичная оборона Севастополя от немцев, сковавшая на юге немалые силы Гитлера, так необходимые ему на востоке, где шла битва за Москву. И, наконец, Ялтинская конференция антигитлеровской коалиции в феврале 1945 года: именно ее решения (даже не Потсдамские) стали основой послевоенного устройства мира вплоть до проклятого 1991 года!
Кто только ни был в Крыму: тавры, мидийцы, древние греки, персы, скифы, киммерийцы, римляне, византийцы, гунны, сарматы, готы, аланы, хазары, караимы, половцы, русские, генуэзцы, евреи, татаро-монголы, крымские татары, армяне, турки, немцы-колонисты! Бывали эти народы и в других местах исторической России, но чтобы вот так, все вместе, на небольшом клочке земли!.. В двадцати минутах от Бахчисарая, ханской ставки, — древний Успенский православный монастырь, высеченный в горе, а напротив него, по ту сторону долины, горный город Чуфут-кале, бывшая византийско-аланская крепость, а потом оплот караимов-иудаистов... Взойдите на Чуфут-кале, и что увидите вы? Пещерный город Тепе-Кермен на правильной, неправдоподобно ровной вершине Столовой горы. А с Тепе-Кермена - Качи-кальон, древний горный монастырь. А с Качи-Кальона - гору Мангуп, где была столица средневекового православного княжества Феодоро, последнего осколка Византии в Крыму. А с Мангупа - Эски-Керменскую цитадель... Можно продолжать до бесконечности... Где такое встретите вы?
И еще: из всех описаний Крыма, даже если их оставил представитель древнего народа, обязательно следует, что и до этого народа кто-то жил в Крыму, и не просто жил, а еще и крепости строил, землю обихаживал...
Крым, оказывается, вообще изучен только на 25 процентов, и это относится не только к истории и археологии, но и, что меня особенно поразило, географии!
Например, в знании о пещерах и пещерных городах Крыма мы недалеко ушли от русских путешественников, посетивших Крым в конце ХVIII века и сразу понявших, что земля эта, хотя и небольшая и находится не так далеко от России, но совершенно фантастическая и неведомая, Терра Инкогнита! Что же касается “белых пятен” в истории Крыма, то приведу характерный пример: все мы знаем, что такое Чонгарский вал и неоднократно видели его в фильмах о разгроме Врангеля, но знаем ли мы, кто его построил около тысячи лет назад?
Сегодня немногие даже из так называемых воцерковленных людей понимают, а почему, собственно, мы — Третий Рим? Только потому, что переняли от Рима Второго, Византии, Православие? Имперскую идею? Или потому, что Иван III привез из Византии жену, Софью Палеолог? В Крыму, среди развалин его византийских церквей и крепостей, начинаешь, наконец, понимать, почему. Узкий перешеек, отделяющий Крым от материка, есть, в сущности, мост между Вторым Римом и Третьим. И ответ на вопрос, почему Россия православная - надо начинать искать здесь.
Если бы мы знали истинную цену Крыма, то мы бы его не потеряли.
Например, упомянутых мной святынь и древностей вполне бы хватило для какого-нибудь не очень большого государства, чтобы оно могло весьма гордиться своей историей, а ведь это — лишь малая их часть на территории не Крыма вообще, а одного только Севастопольского благочиния! А когда Крым уходил от нас, мы больше думали о море, солнце, горах, Никитском Ботаническом саде... А может быть, чтобы узнать истинную цену Крыма, нужно было его потерять? Да еще спасибо, что так — с “прозрачной” границей, с русским большинством. Ведь если Украину когда-нибудь примут в ЕС, то мы получим визовый режим, как это было в Польше, Чехии, Словакии...
Русские князья — Бравлин Новгородский, Владимир Киевский — крестились в Крыму, но, покуда им владела Византия, русичи (исключая тмутороканцев) большого интереса к Таврике не проявляли, хоть и называлось Черное море Русским, а вот когда вслед за татарами пришли в Крым турки, и Православие здесь пало, то мы поняли, что потеряли. Возвращались долго, упорно — более трехсот лет. Бились не за территорию, а за мост из прошлого, который приведет в будущее — в Третий Рим. Не о стратегической важности Крыма писал Екатерине II Потемкин, убеждая ее присоединить полуостров к России, и не о его экономическом значении, а прежде всего — о духовном: “Таврический Херсон! из тебя истекло к нам благочестие…”
Вот и сегодня: обретение Крыма стало не столько политической или военной проблемой, сколько духовной. Святыни возвращаются тогда, когда мы их достойны.
Черноморский флот – вот и всё, что осталось в Крыму у России. Но как только Украина станет «ассоциированным членом» ЕС, сразу же начнутся разговоры о денонсации Харьковских соглашений и о досрочном выводе флота.
Потому что ЕС поставит Украине такие условия ради полноправного членства – можно даже не сомневаться. И тогда мы уподобимся героям «Севастопольских рассказов» Толстого, уходивших в 1855 г. из Южной стороны на Северную: «Выходя на ту сторону моста, почти каждый солдат снимал шапку и крестился. Но за этим чувством было другое, тяжелое, сосущее и более глубокое чувство, как будто похожее на раскаяние, стыд и злобу. Почти каждый солдат, взглянув с северной стороны на Севастополь, с невыразимой горечью в сердце вздыхал и грозился врагам».
Неужели и мы будем со стыдом и раскаянием уходить из Севастополя, из Крыма, с берегов Русского моря? Или правы те «прагматики», которые говорят, что Черноморский флот в Севастополе нам не нужен, пусть лучше он будет в Цемесской бухте, снова с ядерным оружием? Но никто не мешает и сейчас разместить в Новороссийской базе флота корабли и субмарины с ядерным оружием. К тому же есть вещи, важные не менее атомных ракет. Севастополь – это символ Черноморского флота, русского флота вообще. А символы не сдают.
Материалы по теме:
?>