Правда о деле «Беркута»
Судебный процесс над киевскими «беркутовцами» тянется несколько лет. Год назад, когда появились свидетельства снайперов (в том числе и о роли Саакашвили в горячей фазе «майдана»), в деле могли произойти внезапные сдвиги. Святошинский суд тогда удовлетворил ходатайство защиты «беркутовцев», разрешив допросить двух граждан Грузии, Кобу Нергадзе и Александра Ревазишвили, в режиме видеоконференции. 13 февраля 2018 года в Святошинском суде должны были допросить Михаила Саакашвили относительно грузинских снайперов, упоминавших его. Но накануне судебного заседания он был депортирован из страны.
И вот 27 декабря 2018 года судебный процесс вновь оживился: председательствующий судья зачитал отчет прокуратуры о пострадавших на «майдане» правоохранителях. Озвученная статистика посрамляет официальную точку зрения на майданные события. Прокуратура, несколько лет кряду демонизировавшая киевскую «черную роту» и весь «Беркут», сама же вынуждена констатировать те факты, о которых отмалчивались с начала судебного процесса. Один из них: первыми пострадавшими на «мирном майдане» были милиционеры и бойцы внутренних войск.
24 ноября 2013 года у пяти правоохранителей установлены телесные повреждения разной степени тяжести и химические ожоги. 25 ноября один правоохранитель получил телесное повреждение и ожог лица 2 степени. 26 ноября у одного правоохранителя зафиксирована закрытая черепно-мозговая травма. Это говорит о том, что агрессия изначально исходила от «мирных митингующих», а не от милиционеров. Среди митингующих в эти дни вообще не было пострадавших. И только в ночь на 30 ноября был разогнан «майдан» и объявлено на весь мир, что зверски избиты «они же дети». Однако миф о безобидности этих «детей» развенчивается сухой статистикой: 30 ноября у 18 экипированных правоохранителей зафиксированы телесные повреждения разной степени тяжести: закрытые черепно-мозговые травмы, сотрясения мозга, ожоги, отравления, переломы.
В первые два месяца противостояния среди правоохранителей было больше потерпевших, чем среди протестующих. Конечная статистика тоже не вяжется с мифом о «мирных протестах»: с 24 ноября по 20 февраля насчитывается 1700 пострадавших среди гражданских и 1036 среди правоохранителей. При этом 210 милиционеров и бойцов внутренних войск получили огнестрельные ранения.
После оглашения этих данных, адвокат «беркутовцев» Стефан Решко заявил о несоответствии обвинительного акта истинной картине происходившего на «майдане»: «Абсолютно полностью нахальным образом искажена реальная обстановка.
А реальная обстановка говорит о том, что надо прекратить использовать термин “мирный майдан” в отношении событий ноября – февраля 2014 года. Если вы искренни и если у вас есть своя позиция, – статистика и факты вещь упертая.
И этот документ – это прямая наша заслуга, заслуга защиты. Мы его вытащили клещами правосудия из-под сукна, под которым прятали его пять лет! Если б не прятали, пошло бы это всё в обвинительный акт – и совсем другая бы была конструкция. И мы б уже завершили этот процесс давным-давно».
На каждое судебное заседание приходит пожилой человек, который поневоле стал хроникером затянувшегося процесса. Это отец бойца спецроты киевского «Беркута» Павла Аброськина. Бывший военный, Михаил Аброськин хорошо разбирается в баллистических, геодезических и т. п. нюансах дела «о расстреле майдана». Он аккуратно фиксирует многочисленные детали и свидетельства, собирает новые материалы.
Наш корреспондент побеседовал с Михаилом Аброськиным.
– Михаил, вы несколько лет посещаете все судебные заседания по делу «Беркута». Есть видео, где вы спорите с радикалами. Какова их миссия в этом процессе? У них уже есть готовый ответ на все вопросы и соответствующая задача: давить на суд, чтоб назначенные «виноватыми» получили максимальный сроки?
– Суд, в активной своей фазе, длится с января 2015 года. Это над Павлом Аброськиным и Сергеем Зинченко. Потом в начале 2016 года в обвинение добавили еще троих ребят из «Беркута» – Александра Маринченко, Сергея Тамтуру и Олега Янишевского (заместителя командира полка по кадровой работе).
Сначала в суд приходила группа провокаторов во главе с Колей Бондарем. Потом на заседании начали появляться группы пожилых женщин, поддерживавших обвинение. Где-то через год им надоело ходить туда. Но к годовщинам событий на «майдане» случалась активизация. 3 ноября 2016 была первая провокация: бросили пакет с красной жидкостью. Наверное, рассчитывали, что я кого-то ударю. В январе 2017 года была еще одна провокация: «активисты» давили на суд, сорвали заседание. Помню, как в Святошинском суде слушались в один день два дела: наше на первом этаже, а дело «правосека» – на втором, где мои девочки и встретили этих старушек. Спросили: «Там что, больше платят?». Те в ответ: «А что, по делу “Беркута” заседания ещё идут?».
Вообще, одной из самых больших проблем в этом процессе является то, что провластные СМИ уже давно назначили виноватых, вопреки презумпции невиновности и тем же европейским ценностям правосудия, за которые так ратовали во время митингов в 2014 году. Поэтому и адвокатам тяжело бывает в условиях «кислотной» информационной среды, и родственникам, бывает, приходится «на пальцах» переубеждать активистов в неоднозначности событий февраля 2014 года. Тем более что со временем оснований для этого становится все больше и больше. И, хочешь не хочешь, а факты – вещь упрямая. Постоянно появляется что-то нелицеприятное для активистов «майдана».
– Давайте оперировать такими фактами…
– На наших судебных заседаниях при допросах уже немалое количество потерпевших (кто нашел в себе смелость) четко указывали на отель «Украина» и здание Консерватории как на места ведения стрельбы. А эти здания на 20 февраля 2014 года контролировались митингующими.
Вот уже в этом году был допрос свидетеля. Выстрел с отеля «Украина», но жертву приписывают нашим ребятам. Или допрашивают хирурга, который вытаскивал пулю. Хирург этот передал ее через год редактору «Цензор. Нет» Бутусову (Ю. Бутусов – одиозный киевский пропагандист и фейкомет –А.К.). На заседании 17 января допрашивали трех свидетелей по активисту Полянскому, убитому 20 февраля 2014 года на Институтской. Два свидетеля не видели момента убийства. Третий свидетель – охранник Нацбанка (здание находится на Институтской). Он сидел перед камерами, но ничего не видел. То есть за несколько последних заседаний никаких свидетельств в пользу обвинения не прозвучало.
Зато на суде мы просмотрели большое количество видеоматериалов. Наши адвокаты покадрово проанализировали очень интересное видео, снятое камерой со сцены «майдана», начиная с 8 утра 20 февраля. На тот момент еще нет раненых и убитых «мирных» протестующих, но уже есть убитые и раненые милиционеры. И дальше мы видим несколько моментов, когда майдановцы стреляют из огнестрельного оружия. И еще один момент зафиксирован, когда на сцене передают автомат. Прокурор утверждает, что это не автомат, а охотничье ружье «Сайга», но разницы нет: точно так же стреляет очередями. А передавал это оружие клиент из 4-й сотни Парасюка. Потом он засветился на «майдане» с автоматом под мышкой. А вечером 20 февраля Парасюк перелезал через ограждение (это когда он делал со сцены свое известное заявление), а за ним через забор перелезал и тот клиент, который передавал автомат (его на видео можно узнать по кепке-«бандеровке» и красному шарфу). И присяжные заметили, что это автомат... Подробная стенограмма этого видео, сделанная нашим адвокатом, с его комментариями, опубликована в соцсетях.
– А на предмет чего рассматривалось это видео в суде?
– Нашим шьют 258 статью (теракт).
– Это как?!
– Вот наши адвокаты и анализируют видеоматериал с юридической точки зрения. Они пишут: «Нет признаков теракта». Хотя прокуратура именно это шьет. СМИ писали же и о найденном якобы оружии. При этом стволы «Беркута» не проходят в экспертизах по погибшим и раненым.
– То есть основанием для обвинения бойцов спецроты в теракте стал просто тот факт, что кому-то из них было выдано оружие?
– Один из обвиняемых «беркутовцев» Тамтура был снайпером, но он 19 февраля получил черепно-мозговую травму, и оружие его было возвращено в полк. Экспертиза показала, что выстрелов из этого ствола не было. За что его взяли – непонятно. Еще один обвиняемый Сергей Маринченко вообще не был на Институтской!
– А чем закончилась история о распиленных автоматах якобы бойцов киевской спецроты «Беркута», поднятых со дна озера, причем дважды? Сначала Генпрокурор Шокин отчитывался об этой «находке». Через год это оружие «нашел» Генпрокурор Луценко. Всё рассосалось и забылось, или их еще несколько раз «найдут»?
– Генпрокуроры много чего рассказывали. Но «порезанные» автоматы у нас в деле не фигурируют. Сначала говорили, что оружие найдено в Голосеевском озере. Потом один прокурор заявлял, что автоматы обнаружили на Трухановом острове. А у меня, в материалах, которые я собираю, есть видео, где показывают в Голосеевском саду два пакета с деталями автоматов.
– В прокурорских головах нет согласия?
– Им трудно приводить к общему знаменателю то, что шьют нашим ребятам. Сначала был у нас такой прокурор Департамента спецрасследований Генпрокуратуры Роман Псюк. Когда Пашу взяли, он попал в изолятор СБУ. Я ходил туда за разрешением на свидание. Следователь Музыка – тот сразу начал давить на меня. Приехали с обыском, забрали Пашин бронежилет, мой компьютер. Я поехал к Псюку – он сказал, что ребят (Пашу и Сергея Зинченко) выпустят. Но время шло, а дело раскручивали, как нужно было заказчику. Псюк ходил сам не свой, ему оставалось немного до пенсии. И он уволился за два года до пенсии, уехал с Украины. Сейчас другой прокурор – у него конфликт интересов: он и в этом деле обвинитель, и в деле расстрела милиционеров.
– А есть такое дело?! Там ведь даже боевика Бубенчика, бахвалившегося расстрелом правоохранителей, отпустили стараниями сердобольного Генпрокурора Луценко.
– Бубенчик выступал в СМИ и прямым текстом заявлял об убийствах им милиционеров 20 февраля 2014 года. Но он сейчас по другому делу проходит: о подготовке госпереворота (после проведения «Первого национального украинского конгресса» в Праге в мае 2018 года).
А дело о расстреле правоохранителей, понятно почему, тормозится. Потому что сам Луценко по самые уши влез, когда обещал на «майдане» 19 февраля, что скоро прибудет оружие. Тогда во Львове из оружеек в райотделах, со складов было вывезено 1200 единиц огнестрельного оружия. А наутро приехало на «майдан» 8 автобусов из Львова, с обещанной помощью. После этого всё и началось.
– Вы перелопатили много материала о событиях 20 февраля 2014 года, в связи с которыми ваш сын уже пятый год находится в СИЗО. Какую правду и какие факты важно донести до людей? Вот, например, перед беседой вы предлагали мне ознакомиться с расследованием канадского ученого Ивана Качановского. Бросился в глаза такой момент: об одном из убитых евромайдановцев говорится в пресловутом документальном фильме «Майдан» Сергея Лозницы, что этот человек застрелен правоохранителями. Однако судебный процесс показал, что пуля прилетела из здания, контролируемого майдановцами – из гостиницы «Украина» или из здания Главпочтамта, где находился тогда штаб «Правого сектора» (организация, запрещенная в РФ)… Такими подтасовками украинский документалист кормил европейскую публику на фестивале в Каннах.
– Это имеется в виду убийство Коцюбы, которое никак не мог совершить «Беркут». Качановский упоминает также показания брата Коцюбы о том, что около 8 утра он видел снайперов, стрелявших в майдановцев с 5 или 6 этажа гостиницы «Украина». А потом он и на балконе Октябрьского дворца заметил снайпера, который вел стрельбу из винтовки по протестующим. Эти показания брата Коцюбы фигурировали на нашем судебном процессе.
То же самое можно сказать о майдановце Храпаченко, погибшем от снайперского выстрела пулей стандарта 7,62×51: он не мог быть убит «беркутовцами». Такой же пулей убит евромайдановец Чмиленко. Но у «Беркута» не было такого оружия. К тому же Храпаченко убит в мёртвой зоне относительно милиции (был за снежной баррикадой). Пуля вошла сзади. На следственном эксперименте по Храпаченко явно видно, что со стороны Кабмина в него попасть было невозможно.
В случаях с нашими ребятами всё строится на предположениях, на ничем не подтвержденных версиях обвинения. Нет никаких доказательств. Всё тупо рассчитано на несведущих.
Теперь вернемся к раннему утру 20 февраля 2014 года. Стрельба началась с 5-30 утра и велась по милиционерам, а не наоборот. Это и прокуроры признают, поскольку в обвинительном акте это записано. Первым погибшим майдановцем был Арутюнян. Но его гибель к нашим ребятам никакого отношения не имеет, потому что в это время нашего подразделения и духу не было возле Октябрьского дворца. Бойцы спецроты появились после того, как пошел первый наплыв майдановцев. А нашим ребятам пришлось отжимать. А отжимать начали – знаете почему? Потому что в Октябрьском оставалось 350 бойцов внутренних войск, срочников. И там было тяжелое вооружение – это пулеметы. Представляете, что было бы, если б они достались майдановцам? Поэтому отжимали. А когда вынесли оружие, начали отходить.
Еще год назад, наша сторона говорила: возьмите заявления Бубенчика, добавьте сюда фильм итальянского журналиста (где были свидетельства грузинских снайперов), более 30 фотографий, на которых запечатлены митингующие со стрелковым оружием, – и картина происходящего 20 февраля будет выглядеть совсем иначе, нежели ее пытается преподнести сегодняшняя ГПУ. Да и в самих материалах прокуратуры содержится много противоречивых данных, в том числе о типе стрелкового оружия, следы использования которого были выявлены в телах некоторых погибших. Время идет, а наши ребята пятый год сидят. За время процесса допрошено почти полторы сотни пострадавших – доказательств вины бойцов спецроты киевского полка «Беркут» не появилось.
– Какие-то странные истории происходят с экспертизами...
– Годами не могли закончить баллистические экспертизы, поэтому и не было внятного ответа, чье оружие стреляло на «майдане». Специально из бюджета выделились деньги для покупки специального микроскопа. Экспертиза гладкоствольного оружия («Форт») киевских «беркутовцев» не подтвердила домыслов, что из него кто-то мог быть убит. В этих стволах были только резиновые и пластиковые пули. А баллистическую экспертизу нарезного оружия не проводили. Да и с экспертизами фотопортретными, которыми прокуроры «крепят» ребят, – тоже большая проблема. Во-первых, прокурорские экспертизы не дают четкого ответа на вопросы обвинения, а говорят лишь о вероятной схожести. А во-вторых, экспертизы, проведенные по заказу защиты, говорят о том, что идентификация вообще невозможна – из-за низкого качества фотоматериалов и видеоматериалов.
– Какие эпизоды судебного процесса показались вам наиболее возмутительными?
– Больше всего возмущает однобокая позиция некоторых потерпевших, которые – вопреки очевидным фактам и очевидным противоречиям – продолжают верить в то, что во всем виноват милицейский спецназ. А они себя считают белыми и пушистыми. Уже давно понятно, что кроме видимых сил противостояния – милиции и митингующих – были еще силы, которые действовали исподтишка, во вред и одним, и другим, потому что, наверное, кому-то очень не хотелось перевыборов и легитимной смены тогдашнего президента, и срочно нужна была развязка...
Интересный факт, говорящий о том, как людей использовали. Большинство потерпевших 20 февраля оказались на «майдане» или накануне, 19-го, или прямо в тот же день. Причина у всех одинаковая – распространенные в СМИ, социальных сетях слухи о том, что «майдан» собираются разгонять. То есть многие из этих людей не были в предшествующие дни на майдане. Они не понимали действительной обстановки, не знали, что это на самом деле уже была огнедышащая лава, а не мирный, как они думали, «майдан». Они имели одностороннее представление о событиях 18 февраля, не знали, например, что во время этих столкновений погибло 10 милиционеров, более 130 правоохранителей получили огнестрельные ранения... В общем, если еще можно поверить в искренность протестов в ноябре, то в январе и феврале – совсем другая ситуация. Оппозиционные политики просто использовали людей в своих грязных целях.
– После того, как ваши адвокаты добились, чтоб был обнародован отчет прокуратуры о пострадавших правоохранителях, словосочетание «мирный майдан» окончательно превратилось в оксюморон…
– Они требовали предоставить эту статистику еще весной 2015 года, в начале процесса. Высокопрофессиональная работа наших адвокатов – Александра Горошинского, Стефана Решко и Игоря Варфоломеева – заслуживает самых добрых слов.
– Это они больше года назад нашли и опросили грузинских снайперов?
– Наши адвокаты нашли их через своих коллег после выхода нашумевшего фильма итальянского журналиста и после заявлений одного из украинских политиков в эфире телеканала о грузинской группе. Это был личный контакт, адвокаты их допросили под протокол, в том числе на видео. Показания грузинских снайперов могут поставить крест на домыслах о «палачах-милиционерах», вскрыть темные стороны «майдана».
– Что можете сказать о Павле и его товарищах по несчастью, их настроениях?
– Это бойцы «Беркута» разных званий, которые не изменили присяге, их честь и совесть чисты. Но мало кто верит в украинское правосудие, особенно в последнее время. Лично у меня нет никаких претензий к судьям… Но нет никакой гарантии, что, когда придет время выносить приговор, их не перегнут через колено, велев сделать так, как кому-то будет выгодно. Прошло уже столько времени, а правды добиться тяжело. Я считаю ребят политическими заключенными. Потому что в основе их преследования лежит политический мотив – принадлежность ребят к правоохранительным органам, к прежней власти, а также желание нынешней власти повесить всех собак на пятерых бойцов «Беркута» и тем самым списать свои злодеяния на других.
Беседу вел Александр Каюмов
?>