Валерий Матвеенко: «Верю, что смутные времена преобразований скоро пройдут»

До сих пор не утихают споры – так ли уж был крепок Советский Союз, если в одно мгновенье рассыпался как карточный домик? Или это был целый цивилизационный период в нашей истории, с гигантскими свершениями и достижениями, определивший дальнейшее развитие Российского государства? Успехи нашей науки, которая не только сумела достойно распорядиться дореволюционным потенциалом, развить и преумножить его, но и на его основе создать надежный задел на будущее, пожалуй, нагляднее всего свидетельствуют о втором.

В этом я еще раз убедился, побывав в Перми, на очередном форуме «Ни дня без науки», посвященном памяти известного популяризатора науки С.П. Капицы. Ученые встретились со студентами и школьниками, рассказали им о достижениях науки и новых технологиях. На разнообразных выставках в рамках мероприятия ребята демонстрировали свои изделия – от роботов до макетов космических кораблей. Нынешний Форум в Перми был посвящен науке будущего, а потому он вызвал особый интерес, в Пермь приехали ведущие ученые страны – академики и члены-корреспонденты РАН.

…Впервые попал я в Пермь полвека назад. Ехал, как журналист, в Осу, где планировалось провести на нефтяном месторождении три ядерных взрыва. «Ракета» уходила только поутру, а потому я заночевал в гостинице (там было целых три номера!) на пристани. Стояла непривычная для Урала жара, и я решил искупаться – благо река рядом. Вылез из воды в масляных пятнах. Придержался за поручень, на ладони остался темный след. Нефть и сажа образовали смесь, от которой несколько дней не мог отмыться…

Пермь запомнилась как город с множеством военных и оборонных предприятий. Здесь выпускались и авиационные двигатели, и ракетные комплексы, и боеприпасы, и пороха, и множество иных «изделий», без которых военная мощь страны была бы призрачной.

А нынче город встретил безупречно белым снегом, фигурками рыбаков на Каме, и чистым воздухом – дышалось легко. Не удержался, спросил у академика Валерия Павловича Матвеенко, по чьему приглашению приехал в Пермь: «Неужели наука дала такие технологии, что позволили городу так измениться?»

Он ответил, как мне показалось, с некоторым сожалением:

– Только отчасти… Дело в том, что промышленность после распада Советского Союза стала по структуре несколько иной, прежние объемы не восстановились, например, полностью закрыты шахты Кизеловского угольного бассейна, - и вдруг академик Матвеенко улыбнулся. - Ну, а мы, конечно же, стараемся, работаем, и в этом можно убедиться, хотя нашего решающего вклада в изменении экологии я не вижу…

– Я слышал, вы сами пермяк?

– Ну, да. Родился в Кизеле, это в Пермской области. Город знаменитый.

– Чем же?

– Его раньше называли «Уральской кочегаркой». В детстве я гордился, что в Кизеле живу. Это был классический рабочий уральский город. Уровень жизни в Кизеле был выше среднего по стране, потому что труд шахтеров ценился и соответствующим образом оплачивался.

В Кизеле была своя любимая футбольная команда «Шахтер» и стадион, когда играла команда, был всегда переполнен. У нас проходили чемпионаты СССР по прыжкам с трамплина. Подъемников не было. Самое большое счастье для пацанов было нести лыжи чемпиона. Для ребят были отличные условия для занятий спортом. Мы ни за что не платили, нам давали спортивное снаряжение, возили на соревнования, давали талоны на питание. Я естественно, отдавая дань местной моде, начал с прыжков с трамплина, сломал руку и перешел, уже навсегда, в баскетбол. В Кизеле была великолепная станция юных техников. Я перепробовал различные кружки: фото, авиамодельный, судомодельный, радио. Больших успехов не достиг, но масса полезных навыков осталась. Учеба в школе также была интересной. В Кизеле был отличный драмтеатр, где, как правило, был всегда аншлаг. Сейчас, проезжая Кизел, я испытываю боль и грусть. Это практически брошенный город…

– А почему город называли «кочегаркой»?

– Кизеловский угольный бассейн. Весь Урал, может и не только Урал, снабжался отсюда прекрасным коксующимся углем.

– То есть вам был прямой путь в шахтеры?

– Не случилось. Мы переехали в Березники. Здесь мне дважды повезло. Пришел в городскую секцию баскетбола и сразу попал в юношескую сборную города. А самое главное это школа. В Березниках школы не номера носят, а имена писателей – Пушкина, Чехова, Толстого… Отец, зная отзывы о школе Пушкина, привел меня к директору, хотя район был не наш. Директор Василий Андреевич Занин, впоследствии я понял, за что его боготворили все учителя и ученики, посмотрел на меня зорко и спросил, что кроме того, что я отличник, умею делать? Я сказал, что играю в баскетбол. Он говорит: нам в сборную баскетболистов не хватает, берем. И в класс я попал замечательный и сильный. В классе было пять чемпионов области по различным видам спорта! Уровень же был таков, что я, приехав отличником, первую четверть закончил на тройки и четверки. Но к концу второй четверти выровнялся. И конечно, потрясающая команда учителей. Только один пример. Когда я поступал в институт, экзаменатор по химии, а это не мой профильный предмет, спросил: вы учились у Павла Борисовича Рассказова? Я подтвердил. Экзаменатор сказал: ясно, отлично, свободны.

Мы нашим классом регулярно встречаемся. Недавно отметили 50-летие окончания школы. Из 28 человек нашего класса 25 сразу поступили в различные вузы, а это был 1966 год, когда в стране было два выпускных класса - десятый и одиннадцатый. Оставшиеся трое просто не поступали в вузы. Выбирая место учебы, шел в Перми мимо Политеха и на рекламе специальности «Динамика и прочность машин» увидел фразу «Вас ждет исследовательская работа». Подумал, раз ждет - надо идти. И снова повезло. Во-первых, заведующий кафедрой молодой профессор Александр Александрович Поздеев, который сумел создать на кафедре удивительную, творческую атмосферу, студенты к исследовательской работе привлекались с первых курсов. А.А. Поздеев сумел сделать подобие МИФИ в Политехе. У нас было разумное сочетание классических базовых университетских курсов с необходимыми техническими дисциплинами. И это дало свои плоды. Например, из нашего выпуска 7 докторов наук, а кафедра и ее выпускники стали основой для создания в Перми в 1971 году первого академического подразделения Отдела физики полимеров Уральского научного центра АН СССР, который в 1980 году был преобразован в Институт механики сплошных сред УНЦ АН СССР.

– И до сих пор эта кафедра существует?

– Да, кафедра существует. Правда со своими проблемами, которые определяются общим трендом – падением интереса к инженерному образованию. В 2013 году ректор предложил мне возглавить кафедру на условиях совместительства. Я предложение принял. Сейчас кафедра - базовая для нашего Института, и я надеюсь, что вместе с моими коллегами, многие из которых выпускники кафедры, вернем ей прежний престиж.

– Институт чем занимался в Перми?

– В обоснованиях необходимости создания Института в Перми, одно из главных положений было проведение фундаментальных исследований в интересах оборонных предприятий, расположенных в Перми, в частности предприятий ракетного комплекса. В связи с этим наши фундаментальные и прикладные исследования, вплоть до конца 80-х годов прошлого века, были связаны с многочисленными предприятиями союзного масштаба расположенными в Перми. Однако, необходимо сказать, что эта связь не отражалась на глубине и содержательности наших фундаментальных исследований. Запросы современной техники, по крайней мере в нашей науке – механике, ставят разные новые задачи и проблемы. Надо сказать, что мы с интересом решали эти задачи, получая удовлетворение от занятия наукой и не думая об индексах цитирования, хотя сейчас это отразилось на показателях многих ученых. Однако, я об этом абсолютно не сожалею. Зато одна из работ была отмечена Государственной премией по закрытой тематике.

– Но теперь-то можно рассказать?

– Моя часть работы состояла в построении математических моделей, которые позволили объяснить и понять ряд динамических процессов, возникающих при работе ракетного двигателя на твердом топливе. Ну, а конструкторы, на основе полученных теоретических результатов, нашли варианты решения имевших место проблем.

– Интересно, как формировался в Институте уровень фундаментальных исследований?

– Во-первых, мы не зацикливались только на прикладных исследованиях. Во-вторых, наш коллектив был молод, и в силу той атмосферы, которую создал А.А. Поздеев, мы тянулись ко всему новому. Поздеев поощрял и стимулировал наши научные контакты с ведущими научными коллективами. Важнейшим элементом была Зимняя школа по механике сплошных сред. В 2017 году будет проходить уже 20-я школа. На этой школе побывали все ведущие механики нашей страны. А мы работали и учились. Я думаю, важным элементом была и закалка во время защиты диссертаций. У нас тогда не было своего диссертационного совета. Я, например, защищал докторскую диссертацию в Москве, где мне сказали: выступи и привези положительные отзывы из Киева, Горького, Новосибирска, Томска, а потом только мы возьмем к защите диссертацию.

– Это испытание серьезное!

– Очень… Но пройдя через это сито, ты лучше понимаешь цену своей работы, получаешь опыт общения, устанавливаешь новые контакты и вливаешься в свою среду. Может быть, вообще рекомендовать защиты проводить если не на стороне, то с обязательной реальной апробацией работы в нескольких близких по профилю авторитетных организациях.

– Вы следуете этим правилам?

– Не в полной мере. С полным основанием могу утверждать, что у нас квалифицированный и авторитетный совет. В прошлом году у нас был «выброс», после летних каникул до Нового года в Совете было рассмотрено 14 кандидатских диссертаций, в том числе 10 из нашего Института! Мы устанавливаем завышенную по сравнению с нормами ВАК планку для диссертантов, а именно - как правило, не менее трех работ в журналах, входящих в мировые базы цитирования. Как правило, иногородние оппоненты и ведущие организации, где соискатели предварительно выступают со своими работами. Защита кандидатской диссертации идет до трех часов и как минимум 20 вопросов соискателю гарантировано. Да и перед защитой он должен пройти все родственные семинары в наших двух исследовательских университетах. Правда, 14 человек за полгода – это действительно необычно…

– Может быть, радоваться надо – ведь настоящих специалистов мало, все разные там менеджеры, финансисты и экономисты?!

– Мы и радуемся. Правда возникает другая проблема – трудоустройство этих талантливых ребят. Бюджет не позволяет. Одна надежда на гранты и заказы от промышленных партнеров. Перефразируя одну известную фразу, можно сказать: «У нашей науки единственный союзник – это реальное современное производство».

– Как директор, что бы вы выделили из достигнутого вашим институтом?

– В СССР проводились раз в пять лет съезды по теоретической и прикладной механике. Для нашей науки это главный форум в стране. Съезды проводились в столичных городах: Москва, Киев, Ташкент, Алма-Ата. Последний съезд в СССР в Москве совпал с временем «путча» в 1991 году. Затем провал во времени. В 2000 году я спрашиваю наших авторитетов в Отделении: где съезд? Мне ответили, попробуйте организовать. Было непросто. Мы попробовали и организовали в 2001 году в Перми – восьмой или первый в России съезд механиков, собрав 1500 участников. А дальше съезды пошли своим чередом.

Второе важнейшее для нас дело. Для нашей успешной работы нужен суперкомпьютер. До 90-х годов в нашем вычислительном центре числилось 50 человек, было две ЭВМ БЭСМ-6 и «Эльбрус». После 90-х эти машины стали неконкурентоспособны и нерентабельны. В конце 90-х в Екатеринбурге в Институте математики и механики Уро РАН (ИММ УрО РАН) стал формироваться современный суперкомпьютерный центр. Следуя мировым трендам, мы не стали делать аналогичный центр у себя, а выдвинули идею проекта ГИГА Урал. В рамках этого проекта мы организовали свою магистраль до Екатеринбурга со скоростью передачи информации 30 гигабит в секунду. Фактически суперкомпьютер в Екатеринбурге мы приблизили к себе и, кроме того, получили возможность объединить свои вычислительные ресурсы с ресурсами ИММ УрО РАН.

И конечно, еще один результат: в 2011 году мы выиграли один из 16 по стране проектов CRDF и МО РФ на 1 млн долларов на создание научно-образовательного центра. Проект был совместно с университетом, но львиная доля участников была из Института. По тем временам это был выдающийся проект.

– Теперь много говорится о том, что надо академическим институтам устанавливать контакты с университетами…

– Да мы всегда работали вместе, дополняя друг друга. У нас совместные проекты, кафедры. В стенах Института есть аудитории, где с магистрами проводятся занятия. Это крайне важно и полезно, да и магистрам это очень нравится. Во взаимоотношениях с университетами вижу один негатив. Погоня за рейтингами и показателями на уровне руководителей не способствует здоровым отношениям между вузами и академическими институтами.

– Итак, в Перми есть научный центр, в который входят четыре института. Центр достаточно известный, самостоятельный, занимается серьезными проблемами. К вам претензий нет. И вдруг объявляется реформа академической науки. Вам какая от этого польза?

– Мудрые китайцы желают только врагам жить во времена перемен. Перемены в нашей науке, конечно, нужны. Проблемы есть. Но очень не хотелось бы, чтобы сработал известный принцип: «Хотелось, как лучше, а получилось как всегда». В нынешнем водовороте пока крайне сложно оценить потенциальную полезность реформ. Наша задача в Перми - провести наши корабли через нынешние шторма целыми, невредимыми, с помолодевшим и окрепшим экипажем, ну и приобретя по дороге различные трофеи. И потом, я уверен за наш Институт. Мне представляется, что если уж следовать мировым трендам, то нигде наука не концентрируется в столицах. Наука не любит суеты. А потому будущее российской науки прирастать будет регионами. У нас уже есть примеры, когда по ряду направлений региональные институты занимают лидирующее положение, в том числе и наш Институт.

Сотрудники института проводят совместные исследования с  Европейским космическим агентством, Мадридским политехническим институтом, Миланским университетом, Гиссенским университетом, Свободным Брюссельским университетом, Университетами Париж-6, Париж-7, Институтом исследования неравновесных явлений (Марсель, Франция), Институтом кристаллографии Фрайбургского университета (Германия), Отделом физики конденсированного состояния Центра ядерных исследований (Гренобль, Франция), Институтом химии конденсированного состояния вещества (Бордо, Франция), г. Грама  (Франция) и рядом других зарубежных учреждений.

В одной из лабораторий создан уникальный прибор для Международной космической станции. Предполагалось, что с ним будут работать наши космонавты. Но почему-то прибор не был востребован Роскосмосом, и тут же на пороге Института появились специалисты из Бельгии, которые предложили вместе поработать на той же МКС…

– Вы – научный руководитель Пермского научного центра, директор Института. Что составляет предмет вашей особой гордости?

– С полным основанием говорю о том, что горжусь нашими институтами. Горжусь, начиная с их внешнего вида и заканчивая результатами, следуя пословице: встречают по одежке… Пусть коллеги из других Институтов Центра поймут меня правильно. Профессионально я имею больше прав говорить о нашем Институте. Всегда эффектны примеры имеющие отношение к природным явлениям. В рамках одной из проблем нашему Институту от зарубежных коллег были представлены данные наблюдений за несколько сотен лет о количестве пятен на Солнце и изменениях диаметра Солнца в одиннадцати летних циклах. Результаты обработки этих данных методами, которыми владеют наши сотрудники, позволили установить новую качественную закономерность в этих явлениях.

Другая тема. В нашем Институте были выполнены исследования, позволяющие более глубоко понимать процессы зарождения тропических циклонов. Наши теоретики участвовали в морской экспедиции в зону тропиков с целью проведения экспериментов, направленных на подтверждение теоретических результатов. В определенной мере эти исследования были основой для проведения совместно с ИКИ РАН международной конференции «Крупномасштабные структуры в атмосфере и океане». Пермь была закрытым городом и, после открытия города, это была первая для нас международная конференция. Она была на борту теплохода по трассе Пермь-Москва и имела большой резонанс в международных кругах.

Наш Институт имеет приоритеты в исследованиях поведения жидкостей в невесомости. В рамках этих работ поставлены ряд экспериментов на борту российских и зарубежных космических аппаратов. Институт является одним из мировых лидеров в области магнитной гидродинамики. В рамках данного направления мы являемся партнером предприятий Росатома по работам, связанным с применением жидкого натрия. Мы гордимся своим участием в работах ОАО «Авиадвигатель», связанных с созданием нового авиационного двигателя ПД-14 и дальнейшей линейки этих двигателей. Появились свежие направления, связанные с созданием и применением SMART–материалов, междисциплинарных работ в области медицины. Одно из последних востребованных направлений – создание интеллектуальных систем мониторинга механического состояния различных инженерных конструкций и сооружений.

Наш Институт даже расположен в символическом месте, в сосновом бору. В районе Института три улицы: академика С.П. Королева, профессора М.Н. Дедюкина – первого ректора Политехнического института и профессора А.А. Поздеева – первого директора нашего Института. Вот такой символический союз вузовской, отраслевой и академической науки...         

– Здесь же мечтали создать академгородок?

– Большая мечта не имеет границ. В определенной мере планы реализованы. Большая часть Политеха расположена здесь. Мы за последние 15 лет построили корпуса Института технической химии, блок общего назначения с одним из лучших в городе конференц-залом, столовой и другими помещениями, жилой дом для сотрудников. В эти годы мы были в Академии одними из лидеров по строительству.

– У вас красиво – и внутри, и снаружи: лес прекрасный, ухоженный, фасады зданий отделаны плиткой, внутри – отделка великолепная…

– Наука – это творчество, оно продуктивней, когда условия работы хорошие. К нам приезжают гости из разных мест – столиц и Запада, говорят, что «у вас как в Европе». «А разве мы не Европа? – отвечаю. - Посмотрите на карту, от Перми до Азии еще ехать и ехать… Если идти с Востока, то первый город с миллионом жителей как раз Пермь…» Работать в хороших условиях приятно, это ведь аксиома…

Очень люблю это место. Вечером выходишь – тихо, фонарики светят, снежок падает, воздух напоен свежестью - красота! У нас своя лыжная трасса – 5 километров. Поэтому практически у всех в шкафу лыжи стоят. Есть открытый теннисный корт и другие спортивные сооружения. Спорт у нас в почете. Во многом отношение к спорту было заложено А.А. Поздеевым. Александр Александрович был спортивным человеком. Бегал марафон, поднимался на «Семитысячники», боксом занимался. Как-то, задирая меня, сказал: обгонишь на лыжах, пост директора отдам тебе. Шутить, так шутить! Я основательно подготовился к Институтской спартакиаде и при раздельном старте показал лучший результат, чем у А.А. Поздеева. Он завелся и говорит: бежим снова. Но я интеллигентно отказался, так как при упорстве Поздеева я бы проиграл. Так вот мы и шутили.

– А на смену кто приходит?

– У нас все нормально. Когда говорят о молодых – а сейчас это модно! – то к нам это не относится. Такой проблемы в нашем Институте нет. Хорошие ребята есть. Я уже говорил о том, сколько диссертаций готово к защите – этот показатель сам за себя говорит. Более того, у нас есть примеры, когда ребята, поработав за границей, возвращаются в Институт.

– Зарабатывают хорошо?

– У каждого свой показатель. Я, когда бываю в других институтах, сначала обращаю внимание на линейку машин у Института. Наша линейка смотрится вполне респектабельно. Наша средняя уже давно в два раза превышает среднюю зарплату по региону.

– Жилье – вечная проблема…

– На мой взгляд, в нашем Институте она не критична.

– Но ведь везде пишут и говорят, что ученые чуть ли не нахлебники у государства, что обеспечивать себя они не могут…

– Если стране не нужна фундаментальная наука, если общество готово к тому, что через некоторое время будет некому объяснить содержание многих книг по математике, физике, химии, биологии и так далее, то тогда нас можно считать нахлебниками. И в этой части я считаю, что мы своими результатами, которые представлены и в общемировую научную копилку, свой хлеб отрабатываем. Ну и, кроме того, растет спрос предприятий на наши работы, что выражается в конкретных заказах.

– И все-таки, каким видится вам будущее?

– Как директор я должен быть оптимистом. Таковым и стараюсь быть. Верю, что смутные времена преобразований пройдут. Есть идеи, планы, есть ученики. Более того, я уверен, что в нашем сосновом бору, вдали от суеты, будущее Института мы должны видеть только в светлых тонах.

Беседу вел Владимир Губарев

Специально для «Столетия»

Статья опубликована в рамках социально значимого проекта «Россия и Революция. 1917 – 2017» с использованием средств государственной поддержки, выделенных в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 08.12.2016 № 96/68-3 и на основании конкурса, проведённого Общероссийской общественной организацией «Российский союз ректоров».