Слабое звено – это человек

Вспомним роковое столкновение грузового «Боинга» и нашего «Ту-154» в небе над Боденском озером в Швейцарии летом 2002 года. Или пассажирский лайнер «Сибирских авиалиний», по ошибке сбитый ракетой на учениях сил ПВО Украины. Или - показательный полет боевого истребителя на военном аэродроме во Львове, закончившийся его падением прямо на зрителей. Все это официально классифицируется как техногенные катастрофы.

Академик Валерий Легасов, который принимал непосредственное участие в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС и очень много сделал, чтобы мы смогли узнать правду об этой катастрофе и ее уроках, незадолго до своей трагической кончины предупреждал:  

- Человек, вооружившись мощными техническими средствами, только начал задумываться о том, как обезопасить себя от них. Сейчас нужно бороться не против того, что уже взорвалось или неожиданно взорвется завтра. Надо раз и навсегда осознать: бороться необходимо за создание защитных технологий, адекватных той мощности, которая дана в руки человеку. Это проблема общая для всего мира. Я за уважение к эргономике - за правильное, разумное построение отношений в системе «человек – машина».  

Как следует из материалов международного симпозиума «Человек и катастрофы», проходившего под эгидой МЧС России, среди причин возникновения таких ЧП преобладают сугубо человеческие, социальные факторы. По оценкам экспертов, человеческие ошибки обуславливают 45 процентов экстремальных ситуаций на АЭС, а также восемь из каждых десяти авиакатастроф и катастроф на море. Еще выше этот показатель для автодорожных аварий, в том числе – при перевозке опасных грузов.  

Количество катастроф с высоким экономическим ущербом - не менее процента от валового годового продукта страны - за четыре десятилетия прошлого века возросло более чем в 4 раза. А специалисты Брюссельского исследовательского центра утверждают, что, если в 1960-х годах от чрезвычайных ситуаций в среднем за год пострадал 1 человек из 62 проживающих на Земле, то в 90-х – уже 1 из 29. В России число погибших повышалось на 3-4 процента, а материальный ущерб возрастал в среднем на десять.  

Сегодня никто не станет спорить с тем, что человек имеет право на ошибку. Это в равной степени относится и к домохозяйке, стоящей у газовой плиты, и к оператору сложных систем.

 - Есть ошибки тривиальные, а есть – катастрофические, - подчеркивает автор уникальной книги «Смертельное высокомерие», мой знакомый, профессор из Далласа Ллойд Дюма. – Набрав неточно номер телефона, мы приносим извинения и можем повторить попытку. Ошибка тривиальна. А когда пилоты «аэробуса», следовавшего из США в Колумбию, ввели неправильную комбинацию цифр в навигационный компьютер, самолет врезался в гору и 160 человек погибли…  

- Когда обычный человек набирает обычный телефонный номер, он принадлежит только себе, - развивает ту же мысль российский эксперт в области человеческого фактора, доктор медицинских наук Валерий Козлов. – А когда вводит данные в компьютер оператор на воздушном судне, он является элементом системы, несущей за него ответственность. Поэтому, прежде всего, следует предъявлять требования к той системе, в рамках которой допущена ошибка.  

Валерий Козлов, сейчас приглашенный на работу по специальности в «Аэрофлот», как и его старший коллега, сотрудник Межгосударственного авиационного комитета (МАК), летчик-испытатель первого класса Всеволод Овчаров, считают: оператор - будь то летчик, диспетчер или аэродромный техник – имеет право на ошибку. Но авиационная система обязана сделать все, чтобы он этим правом никогда не воспользовался.  

Трудно даже вообразить, сколь катастрофичным мог бы оказаться результат ошибочных действий персонала или отдельного оператора при использовании ядерных технологий и созданного на их основе ядерного оружия, включая средства доставки.

А таких эпизодов, таких событий, когда все висело на волоске, когда человек оказывался перед лицом непоправимой беды, обнаруживается немало в нашей недавней истории.

Хотелось бы думать, что самые тяжелые происшествия остались в прошлом веке. Но, к сожалению, это не так. Вспомним, хотя бы рубежный, 2000-й год.  

В ночь на 31 января в Румынии из резервуаров золотодобывающего предприятии «Аурул» произошел аварийный выброс промышленных вод с ядовитыми отходами, в том числе с цианидами. Зараженными оказались реки Самош и Тиса, самый большой приток Дуная. Содержание цианидов в реке превысило допустимую норму почти в 800 раз. По Тисе отравленные воды попали на территорию Венгрии, а в феврале влились в Дунай уже в границах Югославии. По оценкам специалистов, после чернобыльской катастрофы окружающей среде Европы не наносилось столь масштабного урона.  

25 июля, через минуту после взлета, под Парижем разбился сверхзвуковой пассажирский самолет «Конкорд», направлявшийся в Нью-Йорк. Погибли 113 человек. При расшифровке «черного ящика» было установлено, что сразу после взлета авиаинженер выключил двигатель, увидев, что из него вырвалось пламя. Между тем, по инструкции, даже загоревшийся двигатель можно выключать только после набора 120-метровой высоты.  

Анализ большого числа происшествий, в том числе с человеческими жертвами и значительным материальным ущербом - потеря боевых кораблей, самолетов, разрушение промышленных объектов, загрязнение окружающей среды - показывает, что в ряде случаев незначительный, казалось бы, технический сбой перерастает в серьезную аварию, авария – в катастрофу.  

Что влияет на исход? Факторы во многом повторяются: качество профессиональной подготовки, наличие специальных знаний; уровень натренированности, владение практическими навыками; общее морально-психологическое состояние, личные волевые и физические качества.  

В недавнем прошлом, когда Военно-морским флотом СССР командовал адмирал С. Горшков, на всех кораблях, подводных лодках и береговых базах можно было встретить крылатую фразу главкома: «Нет аварийности оправданной и неизбежной! Аварийность и условия ее возникновения создают люди своей безответственностью и безграмотностью».

Это категоричное, жесткое, но не лишенное оснований утверждение после гибели в 1989 году подводной лодки «Комсомолец» было предано остракизму и отвергнуто как бесчеловечное и политически неправильное. Но аварий после этого меньше не стало, как и предпосылок к ним.  

Справедливости ради надо отдать должное старшему поколению наших военных атомщиков - тем, кто по примеру академика Юлия Харитона требовал и добивался от коллег и подчиненных создания многоступенчатых барьеров безопасности и систем предохранения от несанкционированного срабатывания ядерных устройств. Это требовало, разумеется, огромных дополнительных затрат, и такие средства государство находило.  

Теперь, когда ситуация кардинальным образом меняется, когда мирный атом перестает быть уродливым карликом на плечах военного колосса и становится самодостаточной отраслью в условиях рыночной экономики, должны прийти новые харитоны и утвердиться еще более жесткие требования безопасности и критерии надежности.  

И тут уместно еще раз вспомнить академика Валерия Легасова, его последнее телеинтервью, так и не вышедшее в эфир:  

- Лозунг «Аварии быть не должно!» - это как цитата из Ленина, выхваченная из контекста и воткнутая, где удобно и выгодно. Ведь по-настоящему, полностью, наша позиция должна быть такой: «Исходя из того, что мы живем в вероятностном мире, и само существование, наличие того или иного технологического объекта делает аварию в той или иной степени вероятной, мы, физики-теоретики, реакторщики, конструкторы, эксплуатационщики сделали все, от нас зависящее, и поэтому аварии быть не должно, так как вероятность таковой пренебрежимо мала. А если она все-таки по каким-либо, абсолютно невероятным причинам произойдет, то мы знаем, как уберечь население и близлежащую территорию от опасного воздействия». Вот как по-настоящему надо сказать, как надо делать!  

Академик искренне верил в то, что говорил, и надеялся донести эти мысли туда, где были полномочны принимать решения. Как видно, не достучался.  

Александр Емельяненков работал в газетах «Правда Севера» и «Северный комсомолец» Архангельской области, еженедельнике «Собеседник», на студии научно-популярных программ телеканала «Останкино», в журналах «Обозреватель» и «Россия». В настоящее время - обозреватель «Российской газеты».