Бундесвер в Афганистане

В последние недели уходящего года Германию сотрясают дискуссии о военной акции бундесвера в афганском Кундуце 4 сентября этого года, которые уже привели к отставке бывшего министра обороны – Франца Йозефа Юнга.

4 сентября оберст Кляйн, командир базы в Кундуце и одновременно командир "Task Force 47" узнал, что талибан захватил два бензовоза с прицепами, и что вокруг этих бензовозов сгруппировалось «множество вождей талибана». Оберст информировал американцев и, запросив их поддержки, отдал приказ атаковать бензовозы с воздуха. Вместе с бензовозами и "вождями талибана" (которых, как теперь выясняется, было только четверо, остальные - рядовые), погибли и мирные люди, включая женщин и детей. По первым данным, на 69 мертвых талибов пришлось 30 мирных жертв.

Сначала о случившемся умалчивали. Тем временем в Германии прошли выборы, и сменилось правительство. Новый министр обороны фон Гуттенберг, который сначала оправдывал военный удар, по мере того, как информация о мирных жертвах все больше становилась достоянием гласности, изменил свою позицию, заявив, что он был неверно информирован, уволил ряд сотрудников минобороны и потребовал нового расследования. В СМИ, в обществе заговорили о «Кундуц-афере», подразумевая уже не только сам факт гибели мирных людей, но и то, как обошлись с этим фактом немецкие политики. К тому времени число погибших мирных жителей стало уже 139, причем 20 из них были женщины, 36 – маленькие дети. Так, по крайней мере, утвержала немецкая пресса, ссылаясь на данные афганского адвоката, представлявшего в Германии семьи пострадавших и требовавшего от их имени материальной компенсации на содержание вдов и сирот.

Гибель мирных жителей от рук «миротворцев» - трагедия. Но – на войне, как на войне. А в Афганистане идет война. И случаи, подобные атаке на Кундуце – не единичны. Только до сих пор подобные «ляпы» совершали воинствующие американские миротворцы, в поисках вождей талибов расстреливавшие с воздуха то ни в чем не повинную деревню, то свадебное шествие. А немцы считали себя «мирными» миротворцами – по крайней мере, в том, что касалось их роли в Афганистане. Вернее, таковыми считала их немецкая общественность – иначе пребывание бундесвера в Афганистана вряд ли сыскало бы внутриполитическую поддержку.

Нынешние споры о «воздушной атаке в Кундуце» - это не политические игры между правящей коалицией и оппозицией. Они символизируют окончательную смену германской военной парадигмы.

Понять стратегическое значение нынешних внутригерманских дискуссий можно, обратившись к истории т.н. «нормализации» германской внешней политики после воссоединения двух немецких государств. В первые годы после воссоединения старые западногерманские идеологи (а кроме них в этих вопросах слова никому и не давали) выбивались из сил, стремясь убедить мир в том, что воссоединившаяся Германия – это тот же Запад, только расширившийся на Восток. Триумфом этого официоза явился опубликованный в 1994 г. многотомный труд «Новая германская внешняя политика», в которой коллектив западногерманских авторов всесторонне доказывал, что эта новая внешняя политика новой Германии останется старой. Однако реалии оказались сильнее идеологии. Новое лицо Германии за последние 15–20 лет характеризовали, в первую очередь, именно качественные изменения внешней политики, в том чиcле, и в рамках традиционных западных cтруктур (которые, впрочем, в 90-е годы сами искали свой смысл и назначение в изменившемся мире).

Дискуссии о формировании новой внешней политики исходили из возвращения Германии в состояние «национального государства», то есть возвращения к так называемой «нормальности». До этого оба германских государства, как известно, обладали особым статусом по результатам Второй мировой войны. Западная Германия поневоле стала «постнациональной демократией». В 80-е годы не было в ЕС европейцев более рьяных, нежели западногерманские политики.

Воссоединившись и став «нормальным» национальным государством Германия занялась определением своих национальных интересов в Европе и мире.

Эти национальные интересы формировались, исходя из нового качественного состояния немецкого государства, из его, как тогда говорили, «возросшей роли» в Европе. А «возросшую роль» определяли, опираясь на проcтранcтвенно-географичеcкий фактор, на возвращение Германии в положение «центральноевропейской державы». Формирование новой германской геополитики шло рука об руку с усилением моральных акцентов при обоcновании внешнеполитичеcких акций. Идеологи стремились в те годы подчеркнуть, что выход Германии на мировую политическую арену не имеет ничего общего с возрождением германских геополитических интересов. Нет, она идет зарубеж, чтобы защищать сирых, убогих и страждущих под гнетом тоталитаризма – и делает она это как раз потому, что как бывшая страна-агрессор, отягощенная непростым историческим опытом, несет «особую ответственность» за мир и демократию. Так было обосновано и учаcтие бундеcвера во вcех военных акциях cтран НАТО, в том чиcле и в тех, которые оcущеcтвляютcя за пределами альянcа, и не cлужат непоcредcтвенно защите безопаcноcти Германии или её cоюзников. В этой связи упоминалось еще об одной «ответственности», а именно о «возросшей». На деле она означала либо полный отказ от целого ряда основополагающих внешнеполитических принципов старой ФРГ, либо их модификацию. Принципы эти (например, ненасильственный характер внешней политики, неучастие бундесвера в военных акциях за пределами стран северо-атлантического альянса) в 80-е годы легли в основу популярной тогда концепции мирной, «цивилизующей державы».

Оставаясь страной, тесно интегрированной в западные – трансатлантические и европейские – структуры, воссоединившаяся Германия приобрела значительно больше самостоятельности. Никто уже не скажет о ней, как о бывшей ФРГ – «экономический великан, политический карлик».

Уже в годы правления социал-демократического канцлера Шредера, германская политика, стремясь развернуть свою нацию в будущее, начала отказываться от обременяющего ее прошлого - доказательством тому явилось участие бундесвера в военной акции НАТО в Косово весной 1999 г. Для внутриполитического употребления, впрочем, эта акция была подана под «моральным» соусом. Чтобы привлечь немецкую общественность на свою сторону, политикам потребовалось изобразить чуть ли не всех сербов (кроме горстки сторонников Джинджича) агрессорами, одержимыми гегемонизмом и тоталитаризмом, а албанцев – мирными существами, стремящимися к западной демократии: тогдашний министр иностранных дел Йошка Фишер позволил себе даже сравнить Милошевича с Гитлером.

Точно такими же «моральными», гуманитарными аргументами и мандатом ООН обосновывалось для немецкой общественности и пребывание бундесвера в Афганистане. Первоначально предполагалось, что воевать в Афганистане будут только англичане и американцы – а бундесвер займется обеспечением инфраструктуры, строительством дорог и мостов, их охраной и т.д. Бундестаг, соглашаясь в свое время на участие бундесвера в Isaf, подчеркивал, что немецкие солдаты будут заботиться о восстановлении страны и обеспечении безопасности. Стрелять было можно – но только для собственной защиты. Но на деле солдаты бундесвера оказались в боевой обстановке, непростой для этой, непривычной к серьезным военным акциям армии. Однако информация о неизбежных нервных срывах просачивалась в СМИ с трудом. В немецком обществе укоренилось представление о благостных миротворцах в военных мундирах, распространяющих демократию на Хиндукуше. Не так давно, в октябре этого года – то есть уже после событий в Кундуце – в одном из московских академических институтов заезжий немецкий политолог от чистого сердца убеждал российских коллег, что бундесвер несет в Афганистан немецкую культуру, строя больницы и школы и исправляя то «зло», которое причинили этой стране «Советы». Именно потому, что подобный взгляд на роль бундесвера привычен для немецкой общественности, так велик в обществе шок от событий на Кундуце. Немецкий командир отдал приказ о воздушной атаке! Подумайте – об атаке! А разрешал ли им бундестаг атаковать? Немецкие солдаты - стреляли! Жертвами атаки оказались не только талибы, но и мирные жители! И это - в Афганистане, где немцев так любят! Какой ужас.

Так что в нынешней внутригерманской дискуссии все сильнее просматривается стремление модернизировать, наконец, интерпретацию внешнеполитической роли бундесвера, отказаться от утрированного представления о «пацифистах в мундирах».

По сути, происходит смена парадигмы. Бундесвер – это армия. Для экспорта культуры и демократии, для гуманитарной помощи бедным мира сего существуют как государственные, так и неправительственные организации, их много, особенно в Германии, и денег у них тоже много, а проектов и того больше. Они действуют и в Афганистане, в том числе под защитой солдат-миротворцев. Однако нагружать саму армию гуманитарными задачами, упрекать ее за то, что в боевых условиях она воюет – значит подвергать солдат немыслимому нервному напряжению, ставить под вопрос идентичность армии в целом. В немецких СМИ все четче раздаются требования «распрощаться с политической ложью». Задача бундесвера – как и остальных военных участников этой акции под эгидой ООН – ликвидация угрозы, которую представлял Афганистан для Запада в годы господства талибов, уничтожение терроризма, обеспечение безопасности Европы. Армия может стабилизировать страну лишь на военных путях. Для мирной стабилизации и демократизации общества существуют НПО. Армия находится в состоянии войны. А на войне – и стреляют, и убивают. Иной раз и штатских, мирных жителей.

Нынешняя внутригерманская политическая дискуссия о событиях в Кундуце – это очередное, уже которое по счету с момента воссоединения Германии, «прощание с принципиальным». На этот раз немцы прощаются с представлением о своей особенной, мирной армии, сохраняющей «чистые руки» даже там, где другие воюют, участвующей в военных акциях западного альянса только на уровне логистики и обеспечивающей благодарное население школами, колодцами, мостами и дорогами.