И дольше века длится ночь. Белая…

Думать о том, что известный режиссер снял в своем фильме «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына» настоящую, глубокую российскую глушь, не совсем правильно. Вернее, совсем не правильно.

Кенозеро – это красивый и очень чистый водоем, равноудаленный от Вологды, Петрозаводска и Архангельска, далее всего, кстати, от Архангельска, своего областного центра. Но всё это очень близко от «космического» Плесецка, куда ехать из Москвы всего ничего: днем сел – ночью там. Чудесно снятые оператором Александром Симоновым и само озеро, и северные деревни с их крепкими двухэтажными домами и тропинками, которые еще столетия назад были протоптаны предками современных Колобка, Матроса и самого Алексея Тряпицына, главного героя картины, – это центр Кенозерского национального парка, вполне доступного и посещаемого. Мне, например, рассказывали о нем старшеклассники московской школы № 1447, очень любящие природу и каждое лето выезжающие на практику то в кенозерские достопримечательности, то под тверской Андреаполь. Они в восторге от местных подростков и считают, что те ничуть не отличаются от москвичей ни по знаниям, ни по открытости характера, ни по увлеченности наукой, а уж изучать в чистом озере и его притоках или, например, в тверских лесах есть что.

Как бы странно это ни прозвучало для критично настроенной части общества, мы очень много в природе и человеческой жизни сохранили живого, правильного, неиспорченного, только не все и не всегда об этом догадываются.

Фильм Кончаловского всё-таки больше об этом, об уходящей натуре не сарафанного или «квасного» – истинного русского склада ума и уклада жизни на фоне великолепной природы.

И щемяще-узнаваемой музыки Эдуарда Артемьева, такой широкой, своей, космической, восходящей к «Солярису» Тарковского с незабвенным Донатасом Банионисом… И все это произведение ставит большой вопрос: сумеем ли мы, наконец, разгадать главное в собственном национальном характере и сохранить это главное, чтобы с бОльшим основанием противостоять прелестям западных ценностей вроде трагикомического полузнания, которого не стесняются даже дипломатки типа Псаки, а также ювенильного правосудия и всеобщей любви западных обывателей к законопослушному доносительству? Режиссер Кончаловский – все-таки человек постигающий. Насытившись своим имиджем западника, он начал лучше и с большей любовью понимать свою страну православных «дионисийцев» и с успехом пытается донести это свое новое знание до западного мира: «Серебряный лев» Венецианского МКФ в этом году – серьезное тому подтверждение.

Почему мы все-таки с таким полузабытым интересом смотрели этот документально-постановочный фильм, в котором вроде ничего особенного не происходит и ни одна интрига толком не заканчивается? Потому что талантливый человек показывает нам на экране не интригу, не экшн, а явление, узнаваемое или относительно новое, но которое интересно познавать, как нас давно к этому приучили отечественные классические литература и кинематограф.

Вот главный герой Тряпицын, настоящий кенозерский почтальон, с Тимкой (Тимур Бондаренко, единственный актер мужского пола в фильме, пусть и маленький) едут в лодке тихой речкой кикимору искать – чудище из детства главного героя. Сначала Тимка внешне спокоен, что-то про компьютер толкует, про Интернет, но гребок за гребком всё дальше от цивилизации (вспоминается реплика одного из героев: «Хлеб-то эсэмэской не пошлешь») – и мальчик начинает волноваться не на шутку, ему уже не хочется встречаться лицом к лицу с тощей уродиной, он понимает, насколько всё-таки велика власть природы над человеком и не во все пределы стоит лезть с беспардонностью наивного чудака, обвешанного гаджетами, и он уже плачет, и, когда Тряпицын, поняв маленького друга, поворачивает вон из дремучего леса («Сегодня не наш день, Тимка, поехали лучше рыбу ловить!»), ребенок вдруг с чувством произносит:

- Слава Богу!

Эта сцена очень важна для понимания глубинной сути русского человека – его духовной осторожности, его умения прислушаться в важнейшие моменты жизни к некоей высшей силе, живущей вне и внутри нас.

А вот Колобок с пьяных глаз советует Алексею присмотреться к семейству Матроса: на что пьют? не они ли лодочный мотор с алексеевой лодки сняли и уже успели продать и водки купить? И герой наш идет разбираться – но не в полицию с подозрениями на Матроса, а сам, с кулаками. А в конце фильма обещает другу, но уже примирительно, что конечно, они сами с Матросом обязательно «вместе разберутся», и волноваться не стоит. Многозначность глагола «разбираться – разобраться» нам вполне понятна, но трудности перевода возникнуть могут.

А вот полугородская-полудеревенская женщина (в исполнении единственной в фильме профессиональной актрисы И. Ермоловой), к которой главный герой, 50-летний Алексей, испытывает понятный мужской интерес, вдруг демонстрирует, тайно и явно, такое принципиальное женское одиночество и независимость от мужиков этих пьющих и ни на что не годных, что тот покорно соглашается и отступает.

Что касается глуши… 17 лет назад мне довелось проехать по дороге на юг Казахстана совсем рядом с ней, с глушью. С начинавшимся было запустением бывшего города Ленинска, первого «космического» города СССР, рядом с которым расположен знаменитый космодром Байконур.

Поезд подходил к Тюратаму. Господи! Какие-то осколки на путях, груды металлолома поодаль, разбитая дорога, поднимавшаяся к запустелому городку, который до развала Союза был гордостью государства…

На станции пассажиры вышли на перрон, постояли, погоревали: «Что сделали со страной, с ее космическими достижениями…». Старые казашки пошли по вагонам, предлагая вязаные из чистой шерсти носки и вяленую рыбу не то из Сыр-Дарьи, не то из усохшего по безудержной воле человека Арала. А я после того, как поезд тронулся, стала искать (понимая, что ищу несуществующее) тот самый Буранный полустанок из романа Чингиза Айтматова «И дольше века длится день», который, как и обширное место работы главного героя фильма «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына», ровно настолько же отстоял от современнейшего, фантастического сооружения – космодрома. (Потом Россия и Казахстан спохватились и выправили положение с Байконуром).

А это ведь так соблазнительно для творческого человека – показать хрупкость, уязвимость, недолговечность, суетливость, греховность людей по сравнению с незыблемостью бетона и воплощенной в металле и электронике мысли ученых и конструкторов. Хотя часто бывает ровно наоборот…

Айтматовский Едигей и Алексей Тряпицын режиссера Кончаловского очень похожи. Напомню, что Андрей Сергеевич работал с Чингизом Торекуловичем, снимая фильм «Первый учитель», а потом женился на исполнительнице главной женской роли Наталье Аринбасаровой, которая подарила ему сына Егора. Кончаловский наверняка следил потом за творчеством соавтора. Так что вполне возможно, что именно эти соблазнительные ассоциации заставили режиссера из шестидесяти предложенных ассистентами претендентов выбрать именно Алексея Тряпицына – реального почтальона из космической плесецкой «глубинки». Собственно, и заканчиваются роман и фильм одинаково – стартом ракеты. Только вот мысли у героев это заоблачное событие вызывает разные.

Роман «И дольше века длится день (Буранный полустанок)», который в свое время прочли, кажется, все в СССР, был издан в 1980 году. Что изменилось в нас – людях, живущих на территории бывшего Советского Союза, за эти 34 года? Очень многое. Кажется – всё. Но осталось в нас что-то вечное. Что? Живущий в нас «человек размышляющий». Не хомо эректус – человек прямоходящий, не хомо сапиенс – человек разумный. А именно – размышляющий.

Плодотворное одиночество – так можно назвать и работу железнодорожника Едигея, который в годы Великой Отечественной войны воевал за СССР и, выходит, за будущий наш общий космодром Байконур, а сейчас постигает какие-то важные новые истины вроде «не убий зазря зверя», и каждодневный труд Алексея Тряпицына, который одним своим приездом в деревню радует местных жителей, объединяет их, мирит, ссорится, размышляет и других выслушивает, а не главное ли это для русского человека – чтобы его выслушали и поняли? «Счастье – это когда тебя понимают», - сказала другая киногероиня, но всё о том же.

А Тряпицын сталкивается чаще всего с недоумением, чувством, которое посещает и его самого, – и как его разрешить, чем помочь?

Есть тут у него друг. Этот все время думает что-то, думает…

- Постоянно боль в душе. Выпью – лучше. Вся жизнь прошла в каком-то терпении… Вот там, за горизонтом, думаешь, есть что-то сиреневое и алое. А подходишь ближе – такое же серое…

В другой раз Юрий вновь ухватил Алексея. Уже стали темнее белые ночи. Тучи заволакивают голубое небо над озером. Скоро осень. В правом верхнем углу экрана уходит в небо ракета, а они даже не замечают ее в отличие от людей, треть века назад все-таки заметивших старт с Байконура.

- Вроде и пенсию платят, и в магазинах все есть, а люди нервные.

- Время такое, Юра, - отвечает Алексей.

Какое время?!

Ночью к Тряпицыну повадился приходить кот, каких в деревне у них нет. Темно-серый, солидный, ухоженный, с плотной шерстью, явно благородных кровей. Вглядится Алексей – пропал кот. Наваждение. Однако же о чем-то ведь предупреждает? Сонник скажет – о будущей краже, и это сбудется. Но и о чем-то еще. Несбывшемся? Несбыточном? Об уюте семейного дома? О том, о ком хотелось бы заботиться? Серый кот и зрителя тревожит, не дает о себе забыть.

Сижу – пишу. За окном темная и морозная октябрьская ночь. Не совсем, правда, темная, потому что наша долговязая соседка, Останкинская телебашня, всё никак не может угомониться после праздника света, «Круга света», и рекламирует теперь по ночам цвета российского флага. На меня пристально смотрит из-под ресниц улегшийся на столе мой настоящий серый кот, только пока трехмесячный. Какое-то время назад нам с сыном его друг предложил взять котенка Артура и прислал его фотографию. С монитора смотрело бесстрашное существо полутора месяцев от роду с внимательными глазами, прочно стоящее на четырех стройных лапках. Переслала фото подруге. «Бери! – сказала она. – Твой». А дня через два или три нам сообщили, что Артура убили. Маленький, но гордый кот вышел в общий коридор коммунальной квартиры, а может, и на общую кухню, и соседка, известная своей злобой и сутяжничеством, вышвырнула его из окна пятого этажа…

Вот она – современная глушь в центре Москвы. И вот оно – «такое время», отзвуки которого долетают до Кенозера.

По телевизору-то бодрящим утром показывают любимый Тряпицыным «Модный приговор», в котором он уже и сам успел поучаствовать, а после работы, что ни вечер, идут такие документальные кошмары, что хоть разбивай экран. Особенно много их, этих ужасов – про фатальную «глушь» Украины, надолго опутавшей себя пыльной паутиной нацизма, про кровавую войну в таком родном Донбассе, – пошло уже после того, как фильм про белые ночи почтальона Тряпицына смонтировали и повезли в прекрасную Венецию. И ведь что-то увидели верное в фильме члены западного жюри?

…А нам в квартиру доставили родного брата того котенка. Он и наблюдает за моими руками, бегающими по клавиатуре компьютера.