Последние секреты Мао

Со страниц книги Мао предстает не только политиком, но и живым человеком, со всеми его достоинствами и недостатками.

Александр Панцов прослеживает формирование личности Мао, то, как со временем менялись его жизненные установки. «Восторженный юноша, поклонник либеральных идей, считавший «революцию крови и бомб» бесполезной, на весь мир утверждавший, что угнетатели – тоже люди, вдруг, спустя каких-то семь лет, выплескивает на страницы бумаги ненависть, от которой мурашки бегут по телу: «Революция не званый обед, не литературное творчество, не рисование и не художественная вышивка… Революция – это бунт (баодун), это беспощадное действие одного класса, свергающего власть другого класса… Попросту говоря, в каждой деревне необходим кратковременный период террора».
Стремление к неограниченному главенству поглощало Мао. «И в этой каждодневной борьбе за власть он все более превращался в жертву собственной страсти. Борьба с Чан Кайши и внутренней оппозицией, классовыми врагами и «заблуждавшимися» товарищами убивала в нем последние человеческие чувства. Любовь, доброта, преданность, вера исчезли куда-то, растворяясь в душивших его сильнейших эмоциях. А в результате душа Мао черствела, а его жизнь превращалась в погоню за призраком».

Показательно отношение Мао к собственным детям, трем сыновьям от второй жены, которую расстреляли гоминьдановцы за то, что она не отказалась публично от мужа.

Через год после ее смерти детей (по настоянию жены Мао Цзэминя – брата Цзэдуна) тайно переправили из города Чанши в Шанхай в приют для отпрысков работников КПК. Там вскоре умер от дизентерии младший Аньлун. Через некоторое время приют закрыли. Двое других детей Аньина (9 лет) и Аньцина (8 лет) забрала к себе Хуан Хуэйгуан, которая ничего не знала о их происхождении и особого внимания им не уделяла. У нее у самой было четверо детей.
«Аньин и Аньцин все время ждали вестей от папы. Через дядю Цзэминя… они передали ему письмо. Но отец так ничего и не сделал, чтобы спасти их, несмотря на то, что письмо действительно получил. И тогда, в конце лета 1932 года, они сбежали от тетушки Хуан. Четыре года бродяжничали по грязным улицам, рылись в мусорных ямах, собирали объедки и окурки, подрабатывали у торговцев лепешками, торговали газетами. Терпели побои и издевательства. Члены шанхайской парторганизации нашли их только весной 1936 года. И тут интерес к их судьбе проявил всемогущий Сталин. С его согласия ЦК КПК организовал их выезд (через Гонконг, Марсель и Париж) в Советский Союз». 

Враг или друг?
 Александр Панцов задается вопросами. Кто же был на самом деле Мао Цзэдун? «Враг или друг? Сталинский выдвиженец или ярый китайский националист? А может быть, и то и другое? Притворялся другом, когда было выгодно, а чуть что – предал и не оглянулся? А вдруг мы сами во всем виноваты? «Русский с китайцем – братья навек», - пели советские люди в 50-е. «Теперь вам шиш, но пасаран, товарищ Мао», - распевали вслед за Высоцким в 70-е».
О Мао написаны сотни книг и статей, созданы фильмы и интернет-сайты. Кажется, что изучено все. А вот исчерпывающих ответов на эти вопросы до сих пор нет. Многие авторы писали о том, что, по их данным, Сталин не доверял Мао, являвшемуся в его глазах более «крестьянским националистом», нежели коммунистом.

Западные историки обосновали ставший затем классический постулат о «самостоятельности Мао Цзэдуна» как в его отношениях со Сталиным, так и в его воззрениях на Китай. Однако, далеко не все в этом постулате соответствует истине.

Александр Панцов приводит многочисленные примеры того, как следовали директивам из Москвы китайские товарищи. «Вполне возможно, что Сталин и отзывался о Мао в своем ближайшем кругу как о «пещерном марксисте». Вероятно, и Мао имел основания обижаться на то, что Сталин ему не доверял. Но кому вообще «вождь народов» верил?.. Мягко ступая по ковровым дорожкам своего кабинета, он напряженно проигрывал в уме многоходовые операции… Победа китайской компартии должна была радикально изменить соотношение сил на мировой арене в пользу СССР. Если бы только им с Мао удалось нейтрализовать Америку, заставив Вашингтон и других союзников поверить в «новодемократические» планы китайских коммунистов!..Тогда бы КПК смогла постепенно «выжать» Чан Кайши и его сторонников из властных структур, а затем, маневрируя в левогоминьдановской и либеральной среде, в конце концов захватить власть.
Игра шла по-крупному. Интервью, статьи и выступления Мао делали свое дело… Большое впечатление на общественность производили восторженные рассказы о Мао и его товарищах английских корреспондентов Фриды Атли, Клэр и Уильяма Бэндов, американских репортеров… Все эти живые свидетели в один голос уверяли мир, что китайские коммунисты не имеют ничего общего с марксизмом-ленинизмом.
Наивысшего напряжения эта игра достигла в 1944-1945 годах, когда Мао, Чжоу, Чжу Дэ и другие члены китайского коммунистического руководства повели прямые переговоры с представителями американского правительства...

Просто поразительно, как легко смогли Мао, Чжоу и другие лидеры КПК обвести вокруг пальца опытных американских разведчиков!

В переговорах с ними они чего только не обещали! Чтобы нейтрализовать Вашингтон, Мао готов был даже пойти на то, чтобы летом 1944 года переименовать коммунистическую партию... Опасения Сталина в отношении прямого вмешательства США в конфликт переплетались с неизжитыми у него еще надеждами «надуть» Запад. Всю гражданскую войну и даже некоторое время после нее он неуклонно стремился продемонстрировать, что КПК якобы дистанцировалась от большевистской партии. И в этом он даже превзошел Мао Цзэдуна. Последний, например, регулярно, начиная с конца 1947 года, выражал стремление посетить Сталина, однако тот отказывался принять его до тех пор, пока основные боевые операции в Китае не завершились. Он просто не хотел приглашать партизанского лидера и тем давать Западу и Чан Кайши лишний повод объявить Мао «советским агентом».
Тактические маневры Сталина искусно камуфлировали советские средства массовой информации и советские обществоведы, в первую очередь китаисты. Характерно, что вплоть до 1952 года в советской печати китайские коммунисты именовались не иначе как «господа», несмотря на то, что в частных беседах представители ВКП(б) и КПК называли друг друга «товарищи».
Когда после окончания Второй мировой войны Сталин «посоветовал» Мао Цзэдуну «прийти к мирному соглашению» с Чан Кайши и настаивал на поездке Мао в Чунцин для личной встречи с его заклятым врагом. «Мао был страшно подавлен таким «предательством» вождя и учителя, но не мог не подчиниться. На переговоры с Чаном надо было ехать. «Я был вынужден поехать, поскольку это было настояние Сталина», - говорил позже Мао Цзэдун.
Иосиф Виссарионович внимательно следил за развитием событий в Китае. «У него были собственные тайные осведомители даже среди членов Политбюро ЦК КПК, и он мог более или менее эффективно влиять на китайское коммунистическое руководство. Мао Цзэдун и другие лидеры КПК, со своей стороны, постоянно информировали его о своих планах и намерениях, регулярно консультируясь с Москвой даже по мелочам. В феврале 1949 года, например, они запросили мнение «товарища Филиппова» (так называл себя Сталин в переписке с китайцами. - А.П.) по вопросу о том, следует ли им переносить столицу Китая из Нанкина в Бэйпин». А накануне провозглашения Китайской Народной Республики, 28 сентября 1949 года, товарищи из Поднебесной вопрошали вождя советского народа: нужно ли им обращаться ко всем странам мира с предложением о восстановлении дипломатических отношений «по радио в общей форме или к каждому государству в отдельности телеграммой».

«Товарищ главный хозяин» - так именовал Сталина Мао Цзэдун в своих шифротелеграммах в Москву.

Возможно, он и не питал к Сталину «особенно добрых чувств», однако прекрасно понимал, что должен был быть особенно лояльным ему на словах и в делах, тем более что не мог не знать о сталинской подозрительности. Вот почему, например, в телеграмме от 28 августа 1948 года, сообщая Сталину о тех вопросах, которые он хотел бы обсудить с ним во время его визита в Советский Союз, Мао заявил: «Надо договориться о том, чтобы наш политический курс полностью совпадал с СССР».
Понятно, что во многом подобную лояльность поддерживала денежная (и не только) помощь СССР. «Укреплению авторитета избранного Москвой вождя КПК способствовали и советские деньги. В конце марта 1940 года Чжоу Эньлай привез Мао из Москвы 300 тысяч долларов США. И это был отнюдь не последний дар. Может показаться невероятным, но СССР продолжал помогать китайской компартии даже после того, как 22 июня 1941 года на Советский Союз напала гитлеровская Германия! В российском архиве, в особых папках Политбюро ЦК ВКП(б), хранится поразительный документ: решение Политбюро от 3 июля 1941 года отпустить ИККИ «один миллион американских долларов для оказания помощи ЦК Компартии Китая»… Именно в тот день, 3 июля, Сталин впервые после начала войны выступил по радио с обращением к народу... Фашистская авиация бомбила Мурманск, Оршу, Могилев, Смоленск, Киев, Одессу и Севастополь, а Политбюро принимало решение направить один миллион американских долларов ЦК китайской компартии!».
Подобных неизвестных ранее примеров в книге множество. Монография Александра Панцова стала уникальной по своей информативности.