Дейтон вчера и сегодня

Подписанное 15 лет назад – 14 декабря 1995 года - в Париже Дейтонское мирное соглашение (парафировано 21 ноября 1995 года на американской авиабазе близ города Дейтон) стало первым и до сих пор единственным детально проработанным и сбалансированным документом, касающимся урегулирования межнациональных проблем на пространстве бывшей Югославии.

В последующие годы международное сообщество не смогло, а вернее, не захотело использовать дейтонский опыт для разрешения других схожих кризисов в Косово и Македонии. Ни переговоры по Косово в Рамбуйе в начале 1999 года, ни фактически навязанные в разгар натовских бомбардировок Югославии соглашения с НАТО, ни, тем более, венские переговоры «об окончательном статусе Косово» 2006-2007 годов не могут сравниться с дейтонским процессом по своей подготовленности и обстоятельности. В ноябре 1995 года международные посредники поставили своей целью не только прекратить кровавую этно-гражданскую войну в Боснии и Герцеговине, унесшую в 1992-1995 годах по некоторым оценкам более 200 тысяч человеческих жизней, но и любой ценой сохранить единое государство. В последующие годы ООН, Европейский союз, НАТО и другие мировые институты уже открыто преследовали на Балканах и в других стратегически важных районах евразийского пространства иные цели. Данные цели заключались не стабилизации обстановки, а в навязывании целым народам односторонних моделей урегулирования, не имеющих ничего общего с подлинными принципами миротворчества и в зависимости от ситуации сводившихся то к всемерной поддержке вооруженного сепаратизма и экстремизма, то к потворству агрессивным режимам.

Соглашение, которое подписали по итогам трехнедельных напряженных переговоров ныне уже покойные лидеры Боснии и Герцеговины, Хорватии и Югославии Алия Изетбегович, Франьо Туджман и Слободан Милошевич в присутствии международных посредников, в целом продолжает успешно действовать до настоящего времени. Россию на дейтонских переговорах представлял первый заместитель министра иностранных дел (и будущий министр) Игорь Иванов, США - спецпосланник тогдашнего президента Билла Клинтона Ричард Холбрук (сегодня информационные агентства сообщили о его смерти на 70-м году жизни), Евросоюз -- нынешний глава внешнеполитического ведомства Швеции Карл Бильдт. Парафированный в Дейтоне и подписанный в торжественной обстановке в Париже документ фактически констатировал и закрепил уже сложившуюся в бывшей югославской республике расстановку сил. Западу в лице США и НАТО удалось военно-политическим путем спасти от разгрома мусульманские власти Сараево, однако он не смог ликвидировать сербскую государственность в лице боснийской Республики Сербской. В составе формально единой Боснии и Герцеговины были выделены два государствообразующих субъекта-энтитета (Мусульмано-хорватская федерация - ныне Федерация Боснии и Герцеговины – 51% территории, и Республика Сербская - 49%). Кроме того, все три народа – сербы, хорваты и мусульмане – были наделены правом вето. В качестве высшего наднационального органа создавался коллективный президиум в составе мусульманина, серба и хорвата. Вводились общегосударственный парламент и несколько центральных министерств, ведавших иностранными делами, внешнеэкономическими сношениями, финансами, юстицией и проблемами беженцев. Все остальные вопросы был переданы в ведение энтитетов. Мусульмано-хорватская федерация и Республика Сербская располагали собственными президентами, парламентами, правительствами, армиями и полицией.

Основным дискуссионным вопросом в ходе переговоров стала карта территориального разграничения.

И, как это часто бывает в случае ожесточенного конфликта двух сторон, в данном случае, боснийских сербов и мусульман, в главном выигрыше оказалась третья сторона – хорваты и Хорватия.

Президенту Туджману удалось вернуть Восточную Славонию и создать «солидную буферную зону, отделявшую Хорватию от Республики Сербской». [1] Кроме того, несмотря на упразднение самопровозглашенной в годы войны на территории Боснии и Герцеговины хорватской Республики Герцег-Босна, хорваты сохранили ключевую роль в обеспечении баланса между мусульманами и сербами, периодически шантажируя Сараево новым витком хорватского национализма. Как справедливо отмечает в своем последнем докладе «Международная кризисная группа», нынешний «хорвато-мусульманский кондоминиум… не нравится ни мусульманам, которые хотели бы упразднить его вместе с Республикой Сербской ради унитарного боснийского государства, ни хорватам, стремящимся к обладанию собственным энтитетом». [2]

Что же касается сербской стороны, то для нее стали крайне болезненными потеря районов Сараево и фактическое рассечение территории Республики Сербской на две части в районе Посавинского коридора и города Брчко. Последний, хотя и населен в подавляющем большинстве сербами, был вынесен за скобки Дейтонского урегулирования, что позднее позволило западным структурам через арбитраж и другие подконтрольные им инструменты изменить его статус. [3]

Однако, тем не менее, можно говорить о сохранении в Дейтоне государственности боснийских сербов – за которую они боролись все годы кровавой этно-гражданской войны. По оценке одного из тогдашних лидеров боснийских сербов – Момчило Краишника - Республика Сербская и Мусульмано-хорватская федерация получили по 80% полномочий, и лишь 20% остались в ведении центральных органов власти. Эти 20%, в свою очередь, делились уже на три части. В итоге, по его подсчетам, на долю Пале пришлось 87% полномочий. [4]

Именно это обстоятельство – нерешенность глобальной задачи ликвидации сербской государственности в Боснии и Герцеговине – и обусловило всю дальнейшую политику Запада в боснийском урегулировании.

Она находилась и продолжает находиться в явном противоречии с изначальными духом и буквой дейтонской архитектуры. Последняя закрепила в административно-государственной основе бывшей югославской республики сложную систему национально-государственных сдержек и противовесов на центральном и местном уровнях в целях сохранения стабильности и устойчивости государства. В последующие после Дейтона годы Босния и Герцеговина развивалась в целом в мирных условиях, вошла в состав Совета Европы и даже стала непостоянным членом Совета Безопасности ООН. Однако это не спасает дейтонские установления от неуклонно усиливающихся попыток ревизии со стороны Запада в лице США, ЕС и НАТО. Данные попытки заключаются во все более мощном давлении на Республику Сербскую посредством аппарата Высокого представителя международного сообщества в Сараево - хотя даже сами западные эксперты признают, что «расширяющаяся международная институциональная интервенция» идет рука об руку с «деградацией государственного суверенитета» не только собственно Боснии и Герцеговины, но и других балканских государств. [5]

США и Европейский союз все последние 15 лет не оставляют попыток пересмотреть базирующиеся на Дейтонском мирном соглашении конституционные основы Боснии и Герцеговины в сторону большей централизации страны. Эти цели преследует запущенный в октябре 2009 года так называемый «бутмирский процесс» - серия переговоров ведущих партий Боснии и Герцеговине на авиабазе НАТО в районе аэропорта «Бутмир» под Сараево. Однако несколько раундов подобных переговоров натолкнулись на сопротивление в лице руководства боснийских сербов, рассматривающего проект конституционной реформы не как путь большей эффективности государства в соответствии с требованиями Европейского союза, а как попытку ликвидировать Республику Сербскую, сведя ее к нескольким бесправным муниципалитетам.

Основное завоевание и одновременно проблема дейтонского урегулирования видится сегодня в том, что современная боснийская государственность может существовать именно в своих уникальных «дейтонских» координатах. Любые попытки нарушить существующий статус-кво неизбежно послужат «спусковым крючком» для сепаратистских и экстремистских тенденций. Поэтому единственной реальной альтернативой «дейтонской» Боснии следует признать не «эффективное европейское государство» - а самоопределившуюся Республику Сербскую, отошедшие к Хорватии земли воссозданной Республики Герцег-Босна и радикальное исламистское государство со столицей в Сараево, выстроенное по заветам «Исламской декларации» покойного Алии Изетбеговича и согласно установлениям ныне здравствующего духовного лидера боснийских мусульман Мустафы Церича. В этом заключается тот тупик в развитии современной боснийской государственности, выстроенной в рамках «стратегии навязанной извне демократизации», о которой пишет, в частност, один из ведущих мировых экспертов по данной проблеме британец Дэвид Чандлер. [6]

Основная проблема сегодняшней Боснии и Герцеговины, следовательно, заключается не в том, как перестроить это государство на основе общеевропейских принципов – а в том, сколько лет просуществуют его дейтонские основы, на которые все активнее покушаются отнюдь не боснийские сербы, а сами западные архитекторы дейтонского мирного урегулирования. Не случайно при всех минусах Дейтонских соглашений главной задачей боснийских сербов после подписания мира было не допустить попыток их нарушения, которые «начались, едва на мирных соглашениях высохли чернила». [7]

Как оригинально, но весьма справедливо отмечает в этой связи одна из авторитетных международных экспертов по современному состоянию боснийской проблемы Пола Пикеринг, нынешняя ситуация в Боснии и Герцеговине во многом повторяет развитие ситуации в зоне палестино-израильского конфликта.

Ибо положение местных сербов и хорватов в чем-то аналогично арабским гражданам Израиля с точки зрения их идентификации: израильское государство «не позволяет им становиться полностью израильтянами», и они вынуждены оставаться «маргинальными израильтянами». [8]

В чем же причины уникальности «казуса Боснии»? Они заключается, прежде всего, в том, что исторические корни боснийской проблемы являются крайне противоречивыми и сложными даже по меркам Балкан – региона, представляющего собой, по словам Збигнева Бжезинского, «потенциальный геополитический объект притязаний в борьбе за европейское господство». [9] «На протяжении веков Балканы были местом столкновения чужих интересов. Карту Балкан много раз перекраивали, не считаясь с волей самих жителей полуострова. Отсюда во многом и та самая балканская чересполосица, незаконченность межэтнического и межгосударственного разграничения разных народов, постоянные кризисы и войны» - эта характеристика особенно справедлива для боснийской истории. [10] Именно вокруг Боснии и Герцеговины на протяжении последних полутораста лет происходили сложные военно-политические маневры великих держав, накладывавшиеся на политику властей Османской империи. Все это не только превратило данную область в сложный «котел» народов, но и создало целую искусственную нацию боснийских мусульман как потомков исламизированных сербов, в силу одного этого обреченных испытывать исторические комплексы по отношению к своим соседям – сербам и хорватам. Последние же также в свою очередь имеют непростую историческую наследственность с точки зрения взаимоотношений. Начиная еще с конца XVIII – начала XIX веков, конфликты на территории входивших тогда в состав Османской империи провинций Босния и Герцеговина «могут быть прослежены преимущественно через антагонизм мусульманских боснийских землевладельцев и христианских боснийских крестьян и через существовавшую нетерпимость во взаимоотношениях между мусульманской и христианской религиями, которые все вместе препятствовали установлению общего национального сознания и совместному созданию национального государства». [11]

Однако историческая память сама по себе не может объяснить всю остроту боснийской проблемы. На особенности истории Боснии и Герцеговины накладывается современный геополитический фактор – превращение ее Западом в полигон для отработки собственных сценариев и моделей, предназначенных не только и не столько для этой бывшей югославской республики, сколько для других конфликтных регионов на широком евразийском пространстве – везде, где присутствуют межнациональные проблемы, территориальные претензии соседних стран и стратегические интересы ведущих мировых держав и международных институтов. Как показал опыт Боснии и Герцеговины, в подобных ситуациях может быть задействован весь арсенал методов, прикрывающихся (да и то далеко не всегда) мандатом ООН, но реализуемых силами НАТО и Европейского союза – от санкций и эмбарго до прямого вооруженного вмешательства в интересах одной из сторон.

В этом плане натовские бомбардировки боснийских сербов в 1994-1995 годов проложили дорогу операции «Буря» против хорватских сербов 1995 года, агрессии Североатлантического альянса против Югославии в 1999 году и последующим вторжениям США и их союзников в Афганистан и Ирак.

А апробированная в боснийских условиях поддержка мусульман пригодилась Вашингтону в качестве пропагандистского прикрытия своих более масштабных и уже подлинно антимусульманских военных операций. Известно, что в войнах США в Афганистане и Ираке счет убитых мусульман идет на сотни тысяч – «по меньшей мере, одна Сребреница в неделю» - и потому поддержка боснийских мусульман, а заодно косовских мусульман-албанцев позволяет американцам «релятивизировать и затуманить» подобные факты, по крайней мере, на пропагандистском уровне в своих взаимоотношениях с мусульманским миром. [12]

Таким образом, дейтонские установления одновременно явились и определенной гарантией внутренней стабильности в самой Боснии и Герцеговине на последующие годы, и отправной точкой последующих комбинаций сил, несущих на себе главную ответственность за боснийскую войну – США, Европейского союза, ООН, Организации Исламская Конференция руководства боснийских мусульман.

В настоящее время в Боснии и Герцеговине осуществляется внешне парадоксальный, но внутренне логичный с точки зрения архитекторов «нового мирового порядка» сценарий – пересмотр дейтонских установлений, которые еще 15 лет назад были объявлены вершиной балканского миротворчества и переговорного искусства. Ведь если для боснийских сербов и отчасти хорватов Дейтонское мирное соглашение стало международно-правовым закреплением достигнутых успехов, то для мусульман и их кураторов в лице США, Европейского союза и особенно Организации Исламская Конференция речь шла о вынужденных уступках и в том числе об отходе от принципов «Исламской декларации», предусматривавшей строительство на территории Боснии и Герцеговины шариатского государства. Нынешние требования пересмотра или модернизации Дейтонского мирного соглашения – это попытки объединенных западных и мусульманских кругов взять реванш за Дейтон, а боснийские сербы, со своей стороны, остаются главным оплотом сопротивления «новому мировому порядку» на Балканах. Это подтвердил, вступая 15 ноября в должность президента Республики Сербской, ее экс-премьер Милорад Додик: «Те, кто мечтают о централизованной Боснии или надеются ликвидировать полномочия Республики Сербской под предлогом европейской интеграции, должны знать, что мы никогда и ни при каких обстоятельствах не откажемся от нашей автономии, пусть даже ценой невступления в Евросоюз». «Я сторонник Боснии, но она возможна лишь с Республикой Сербской и ее полномочиями, установленными Дейтонским мирным соглашением» - подчеркнул он. [13]

Грустный парадокс: боснийские сербы, более других потерявшие в ходе переговорного процесса в Дейтоне – сегодня, 15 лет спустя, являются самыми убежденными приверженцами защиты его результатов.

Именно поэтому сегодня перед самими боснийскими народами стоит нелегкий и небогатый выбор: либо поддерживать существование своего «невозможного» с точки зрения древней и новейшей истории государства со всеми его громоздкими надстройками и атрибутами в лице энтитетов, этнического права вето, аппарата Высокого представителя международного сообщества – либо признать, что «суверенная» Босния и Герцеговина как «экс-Югославия в миниатюре» обречена повторить судьбу своей предшественницы.

А главная угроза Дейтонскому урегулированию по-прежнему исходит от западных «двойных стандартов», воплотившихся в том числе и в признании независимости Косово, когда албанским сепаратистам было позволено то, что было категорически запрещено боснийским сербам и хорватам. Проблема статуса Косово «уже дестабилизировала политическую ситуацию в Боснии и Герцеговине» - справедливо заключила еще в 2007 году американский аналитик Пола Пикеринг и предсказала, что итоговый результат переговорного процесса по Косово «несет в себе потенциал еще более серьезных воздействий в глубоко разделенных обществах», подобных боснийскому. [14] Тревожный прогноз, несомненно, сбывается.

Примечания:

[1] Никифоров К. Между Кремлем и Республикой Сербской (Боснийский кризис: завершающий этап). М., 1999. С.228.

[2] Federation of Bosnia and Herzegovina – A Parallel Crisis. Sarajevo-Istanbul-Brussels, 2010. P.I

[3] Brcko Arbitration: Proposal for Peace. Sarajevo, 1997. P.2

[4] Никифоров К. Между Кремлем и Республикой Сербской… С.218.

[5] Chandler D. Bosnia: Faking Democracy After Dayton. London–Sterling, 2000. P.200.

[6] Ibid. P.193.

[7] Никифоров К. Между Кремлем и Республикой Сербской… С.230.

[8] Pickering P. Peacebuilding in the Balkans. The View from the Groud Floor. Ithaca and London, 2007. P.167.

[9] Бжезинский З. Великая шахматная доска. М., 2009. С.161.

[10] Модели стабильности в Черноморско-Кавказском регионе. М., 2006. С.34.

[11] Bencze L. The Occupation of Bosnia and Herzegovina. Boulder, Colorado, 2005. P.77

[12] Каргановиħ С., Симиħ Љ. Сребреница: деконструкциjа jедног виртуелног геноцида. Београд, 2010. С.129.

[13] Reuters News Bulletin, № 1530, 15.11.2010.

[14] Pickering P. Peacebuilding in the Balkans… P.170-171.

Искендеров Петр Ахмедович - старший научный сотрудник Института славяноведения РАН, кандидат исторических наук

Материалы по теме:

• Николай Пасхин "Туманное будущее «виртуального государства» "