Питтсбург: нежелание перемен

Кризис, переживаемый современным капитализмом, заставляет политиков и идеологов предлагать ответы. Требуются, по меньшей мере, новые слова. Однако прошедший на прошлой неделе саммит «группы двадцати» в Питтсбурге продемонстрировал, что и с этим дело обстоит неважно.

С системой что-то явно не так. Привычные методы управления не работают, а то, что раньше называли «динамизмом», «эффективностью» и «новациями», сегодня объявляют «безответственностью», «безрассудностью» и «жадностью». Журналисты и политики вместе с обывателями ругают финансистов и спекулянтов, обвиняя их во всех мыслимых и немыслимых грехах. Правители 20 ведущих стран мира дружно заявляют, что компании должны понизить бонусы топ-менеджерам, надеясь этим вызвать одобрение общественности. Действительно, если высшие должностные лица компаний будут теперь присваивать в виде премиальных не два миллиона долларов в месяц, а всего по миллиону, то в мире восторжествует равенство и социальная справедливость.

Впрочем, компании уже приняли «превентивные» меры. Законодательным образом ограничить бонусы корпоративного менеджмента вряд ли удастся, однако, скорее всего, лидеры бизнеса добровольно пойдут навстречу правительствам. А именно: премии будут несколько сокращены, зато зарплаты повышены.

Американские корпорации уже начали соответствующую реформу. В итоге все будут довольны: призывы государственных мужей будут выполнены, а менеджеры получат денег столько же - или больше.

Другие, обсуждаемые в Питтсбурге меры, были примерно на этом уровне. Нет, никто не может отрицать, что все необходимые красивые слова были произнесены. Политики обещали «продолжать энергичные меры реагирования до тех пор, пока не будет обеспечено устойчивое восстановление экономики». В ближайшем будущем обещают одобрить «рамочное соглашение, определяющее политику и совместные меры, направленные на обеспечение уверенного, устойчивого и сбалансированного роста». Этот рост будет непременно «здоровым» и «зеленым». Больше того, нам посулили «проводить политику, направленную на создание основы для уверенного, устойчивого и сбалансированного экономического роста в ХХI веке без «бумов» и спадов, а также к созданию рынков, способствующих повышению ответственности, а не безрассудности. И все это - без посягательств на свободу торговли, без протекционизма. Иными словами, рынок останется таким же, как прежде, но почему-то рыночные циклы исчезнут. Видимо государственные мужи, собравшиеся в Питтсбурге, уверены, что спады и подъемы можно отменить, приняв соответствующую декларацию о подготовке «стратегии выхода» и скоординированном прекращении реализации беспрецедентных мер при сохранении приверженности «финансовой ответственности».

Очевидно, народы мира должны придти в бурный восторг, узнав, что в будущем у правительств есть много интересных тем для разговоров. К чему эти разговоры приведут, и как они повлияют на развитие мировой экономики, остается не совсем ясно, хотя на самом деле ответ понятен заранее: никак. Если отбросить в сторону общие слова, то итоги саммита можно свести всего лишь к двум пунктам. Первая новость состоит в том, что «большая двадцатка» потеснила «большую восьмерку». К этому всё шло уже на протяжении длительного времени — последние саммиты «группы восьми» естественным образом переходили в более широкие встречи. Вторая новость - это перераспределение квот для участников международных финансовых институтов. Отныне Запад будет иметь в Международном валютном фонде и во Всемирном банке немного меньше голосов, зато все остальные страны — чуть больше.

Но по сути деятельности этих институтов не было сказано ничего. Их цели и задачи, критерии принятия решений и методы работы, их идеология и практические подходы остаются неизменными. Они даже не обсуждаются. Но, быть может, изменение состава участников, принимающих решения, постепенно изменит характер этих институтов? Может быть, более активное участие в этом процессе представителей развивающиеся стран заставит несколько иначе взглянуть на проблемы бедности, социального неравенства и общественных нужд? Увы, нет.

Скорее можно ожидать как раз обратного: международные финансовые институты станут ещё более консервативными, еще менее склонными к гуманности или социальной ответственности.

Лет двадцать тому назад, когда бывшие колониальные страны выступали за новый мировой порядок, радикальный пересмотр всей системы глобальной торговли и международного разделения труда, перераспределение голосов в рамках международных финансовых институтов могло бы что-то значить. Именно тогда МВФ и Всемирный банк жестким давлением не только заставили эти страны изменить свой экономический курс и фактически отказаться от независимости - если под этим понимать реальную самостоятельность в принятии решений, а не разные декоративные элементы вроде собственных гербов и флагов - но радикально изменили саму структуру этих государств, организацию их власти, их элиту. Сегодня между политикой и идеологией правительств богатых и бедных стран, входящих в «группу двадцати», нет принципиальной разницы. Для лидеров бедных стран жалкое положение собственных подданных не только не является проблемой, но, напротив, считается важнейшим конкурентным преимуществом: дешевая рабочая сила.

Ключевая задача политики всех основных государств мира состоит в том, чтобы не допустить повышения жизненного уровня в собственной стране, ибо рост зарплаты снижает их инвестиционную привлекательность.

А процветание элит зависит именно от инвестиционной привлекательности страны и ее отношений с транснациональными компаниями. Правда, именно такое положение дел и предопределило остроту нынешнего кризиса: повышать мировое потребление в условиях стагнирующей в глобальном масштабе зарплаты пришлось за счет кредитов, которые обернулись спекулятивными пузырями и привели к краху. Но для того, чтобы эту тенденцию переломить, придется не только скорректировать некоторые социальные и экономические решения, но и покончить с нынешними элитами в большинстве стран мира. А кто же захочет сам себя добровольно отменить?

Нынешние правящие круги богатых и бедных стран полностью едины в поддержке неолиберального подхода к экономике. И те, и другие убеждены в необходимости сохранения сложившегося порядка. За 20 лет в развивающихся и бывших коммунистических странах сформировались новые элиты, которые полностью разделяют идеи и интересы своих западных партнеров. Причем, они даже менее чем лидеры Запада подвержены давлению общественности, их не слишком волнует мнение собственных граждан. Поэтому «двадцатка» будет даже консервативнее «восьмерки».

Правительства по привычке говорят про «реформы», хотя у большинства людей на планете в последнее время это слово вызывает содрогание. Ни одна реформа не приносила ничего, кроме развала и бедствий.

Но, по существу, сегодня речь идет лишь о разных способах защиты существующего порядка. Вопрос стоит просто: что делать, дабы не допустить перемен. Нежелание перемен является тем базовым консенсусом, на основе которого строится работа — как «группы восьми», так и «группы двадцати».

И все же делать что-то надо. Старый порядок разрушается на глазах. Не только население, но и чиновники, и даже бизнесмены понимают, что государственное бездействие чревато катастрофой. Смягчение кризиса обеспечено одними лишь огромными государственными расходами. Никаких других источников роста нет, спрос не возрождается. Как только вливание триллионов казенных средств в мировую экономику прекратится, все начнется сначала. Но и бесконечное расходование денег не решает стратегических проблем. Хуже того, оно грозит потерей контроля. Деньги постепенно теряют цену. Финансовая нестабильность, на которую все дружно сетуют, вызвана, прежде всего, необходимостью тратить общественные ресурсы на поддержание корпоративного бизнеса. А корпорации, привыкая к паразитическому существованию, становится все менее эффективными. На стратегическом уровне антикризисная политика нынешнего образца не только ничего не решила, она усугубляет проблему.

Кризис вызвал среди политиков неизбежные разговоры о государственном регулировании, о необходимости социальных, экологических и гуманистических подходов к экономике. Но проблема не в недостатке красивых слов, а в структурах, которые надо менять. Регулирование процессов, которые сами по себе вредны и порочны, не поможет. Нужно, чтобы были остановлены или обращены вспять сами процессы. Разгул финансовой спекуляции на протяжении прошедших двадцати лет вызван не внезапно пробудившейся жадностью банкиров - финансисты были знамениты этой чертой характера ещё в Древнем Риме - а изменением общественных структур.

И до тех пор, пока не произойдут новые перемены, нет оснований думать, будто с проблемами можно будет справиться простым регулированием или призывом сократить бонусы менеджеров.

Красивые слова политиков пронизаны надеждой на новый, более упорядоченный, более гуманный и более ответственный капитализм. Возможен ли такой капитализм в принципе? Как ни странно, да. Ведь двадцать или тридцать лет назад капитализм был куда более гуманным и куда более социальным, нежели сегодня. Только гуманизация и социальная ответственность были капиталу навязаны фактически силой — классовой борьбой трудящихся, революциями, освободительными и левыми движениями, «советской угрозой», которая вынуждала Запад заботиться о качестве жизни населения в рамках «борьбы двух систем». Победа капитала над его противниками как раз и была победой консервативных основ системы над всеми теми, кто пытался улучшить или исправить ее. И сделать общество вновь более гуманным, социально ответственным, более экологически эффективным и культурным можно только одним единственным способом — нанеся новое поражение капиталу.

Только в этом случае возникает вопрос: нужно ли нам в очередной раз браться за исправление и улучшение капиталистической реальности, или всё-таки попытаться построить новое общество, на качественно других основаниях?

Борис Кагарлицкий - директор Института глобализации и социальных движений