Виталий Третьяков: "США сегодня – это громадный зверь в агонии"

Политические итоги последнего времени анализирует главный редактор журнала «Политический класс» Виталий Третьяков.

– Россия уже с новым президентом и практически новым-старым премьером. Как вы оцениваете опасность двоевластия, о котором сейчас многие говорят? И насколько значительные будут кадровые изменения?  

– Мы многократно слышали и от Путина, и от Медведева, что никакого двоевластия не будет. Об этом же говорил и новый президент в своём интервью Financial Times, ссылаясь, в частности, на печальные случаи двоевластия, известные по российской истории. Я же напомню, что подобные события случились у нас совсем недавно: 1991 год – двоевластие Горбачёва и Ельцина, 1993 год – двоевластие Ельцина и Съезда народных депутатов. В одном случае рухнула страна, во втором мы имели кратковременную, по счастью, вспышку горячей гражданской войны в Москве. Так что примеры, свидетельствующие об опасности политического двоевластия, лежат совсем рядом с нами, а не в исторических глубинах. Понятно, что Медведев и Путин знают и понимают это, а потому уже выработали какой-то алгоритм взаимодействия друг с другом, дабы подобное не повторилось. Но это их личная договорённость, которую совсем не обязательно поддержат другие игроки на политическом поле России.  

Например, для аппарата ситуация, когда непонятно, кто главный начальник, непривычна. Вообще в жизни так не бывает, чтобы существовали два равновеликих начальника. И потому сегодня в коридорах власти завис гигантский вопрос о кадровых перестановках, назначениях и смещениях. При этом мало кто, кроме очень узкого круга посвящённых, в курсе: что и как произойдёт в ближайшем будущем, после 7 мая. Один мой знакомый, человек, хорошо знающий аппаратную кухню, сказал: сейчас идёт соревнование в том, кто меньше сделает ошибок за это время. То есть чиновники затаились, они не делают ничего полезного для страны, боясь совершить роковую для себя ошибку. Из-за этого и воцарился некий бюрократический вакуум, когда лучше вообще ничего не делать... Конечно, поссорить Путина и Медведева вряд ли удастся, но провести раскол между их приёмными, их аппаратами и т.д. вполне возможно. И именно здесь и заключается главная опасность такого двоевластия.  

– Ещё один важный вопрос: насколько Медведев либеральнее Путина и какие, на ваш взгляд, в связи с этим могут произойти изменения в курсе?  

– Это вопрос, который в последнее время обсуждается постоянно. Тот стереотип, который поддерживался самим Кремлём до и в ходе предвыборной кампании (что Путин – суровый государственник, не верящий ни в какие демократические иллюзии, а только в реальные, конкретные вещи, жёстко отстаивающий национальные интересы России, несмотря даже на обвинения в авторитаризме и вообще бог знает в чём, и что ему на смену приходит более либеральный и прозападный преемник), оказался не совсем верным. Уже сразу после выборов Путин и Медведев попытались максимально снять все эти различия между ними как политиками.  

Здесь можно вспомнить слова Медведева, сказанные им ещё до выборов, во время поездки в Мурманск, когда стало известно об очередном задержании норвежцами нашего рыболовецкого траулера. Тогда он, не разбираясь в том, прав или виноват российский капитан, сказал, что в те времена, когда у нас был мощный Военно-морской флот (а это как раз советские времена), наши суда не арестовывали. И тут же резюмировал: нужно, чтобы и сегодня у нас был такой же мощный флот. Это позиция державника, а не либерала. В интервью Financial Times Медведев в максимально взвешенных формулировках, но достаточно уверенно и чётко заявил: главная его задача как президента – отстаивать национальные интересы России. Можно долго разбираться: ты либерал, консерватор или социалист, сказал он, но когда ты выходишь на внешнюю арену, все эти определения, твои внутренние симпатии и идеологический настрой должны уходить на второй план.  

– Здесь можно также вспомнить и характеристику, данную Владимиром Путиным 8 марта на пресс-конференции с германским канцлером Меркель: о том, что Дмитрий Медведев – такой же русский националист, как и он сам.  

– Да, когда Путин заявил, что «Дмитрий Анатольевич Медведев будет свободен от того, чтобы доказывать свои либеральные взгляды, но он не меньше – в хорошем смысле слова – русский националист, чем я» и «не думаю, что нашим партнёрам будет с ним проще», это прозвучало весьма громко и, сказал бы я, одних удивило, а других погрузило в политическую растерянность. Я считаю это заявление одним из наиболее значимых событий прошедшего месяца. Причём произошло это совершенно неожиданно, да и сам вопрос не предполагал такого идеологически брутального ответа. Однако Путин сказал то, что сказал.  

Причём такой формулы – «русский националист» – Путин ни разу не использовал за все восемь лет своего президентства. Даже проводя жёсткую военную кампанию в Чечне, даже в моменты кризисных отношений с Западом, даже когда он с раздражением советовал кое-кому приехать и сделать обрезание… Даже тогда он не называл себя русским националистом – пусть и в «хорошем смысле» этого слова. Восемь лет это было табуированной лексикой для Путина, хотя он всегда достаточно легко и свободно оперирует довольно резкими словами и определениями.  

Кремль всегда боролся с русским национализмом в его экстремистском понимании сильнее, чем с каким-либо другим, и очень боялся выпустить на политическую арену партии националистической окраски. И вдруг Путин произносит такие слова! Понятно, что имелся в виду не этнический, а политический национализм. Но… Путин мог бы сказать традиционную фразу, что Медведев – такой же патриот России, и это бы осталось незамеченным. Но он произнёс эту более определённую, жёсткую и для многих весьма сомнительную фразу.  

– Теперь – «круги на воде» после Косово. Госдума приняла обращение к высшей власти России по признанию независимости Абхазии и Южной Осетии. Однако статус Думы известен, и депутаты сами никогда бы не пошли на подобные инициативы без разрешения свыше…  

– Здесь ситуация примерно ясна. Общий консолидированный курс России по отношению к этим территориям заключается в сохранении статус-кво. Потому что действия России в ту или иную сторону, решающие одни проблемы, могут привести к возникновению других, не менее острых. Причём даже при существующем положении эти территории фактически являются государствами, не зависимыми от тех, в которые они де-юре входят, динамично развивающимися, в том числе и строящими свои политические конструкции, зачастую даже более демократические, чем в странах, в состав которых они формально входят.  

При этом косовский прецедент действительно заставляет Россию активизировать свои действия на этом направлении. Хотя бы внешне. Но, думаю, пока дальше этого Россия не пойдёт. Конечно, постановление Госдумы готовилось под бдительным надзором Кремля, и ни одна острая формулировка туда не вошла. При этом Госдума обращается к президенту и правительству не с предложением признать независимость Абхазии и Южной Осетии, а с предложением рассмотреть вопрос о целесообразности подобного признания. То есть в такой формулировке есть возможность выхода на любое решение, в том числе и на нецелесообразность признания. И хотя Россия всё больше и больше сближается с этими территориями, особенно с Абхазией и Южной Осетией, в ближайшее время ситуация не разрешится каким-то определённым исходом.  

Впрочем, есть три варианта, которые могут стремительно привести ситуацию к ускоренному рассмотрению признания независимости этих республик. Первое: если вслед за отделением Косово на небольшом временном отрезке последуют аналогичные события (случайно или специально организованные) вне постсоветского пространства. Например, в Боснии и Герцеговине, Македонии, где, скорее, албанцы контролируют Запад, чем Запад – албанцев. Второе: если вдруг будет принято решение о приёме в НАТО Грузии или Украины, тем более – по ускоренной процедуре. Это – вторая «красная линия», после которой Россия перейдёт к ускоренной процедуре признания (или даже к одномоментному признанию) независимости республик на постсоветском пространстве, потому что после вступления какого-то государства в альянс его территория становится частью территории государства НАТО и любое отторжение этой части может пресекаться любыми способами, в том числе и военными.  

И третье: если Грузия решится «урегулировать» ситуацию силовым путём. Тогда Россия признает независимость Абхазии и Южной Осетии с одновременным заключением пакета договоров, в результате чего Вооружённые силы Российской Федерации смогут защищать эти территории – по просьбе соответствующих правительств. Более того, думаю, что такие договоры уже лежат в соответствующих сейфах Сухуми, Цхинвали и Москвы. Просто существует понимание, что дата и подписи на этих договорах актуализируются в час икс.  

– В марте вновь получил новый импульс и кризис в отношениях с Украиной, где вы недавно побывали. Что там происходит в реальности?  

 – В развитии этого кризиса главное сводится к двум вещам. Прежде всего к попытке оранжевой части украинской элиты, доминирующей ныне идеологически и политически, форсированно привести свою страну в НАТО. Но с этим Россия ещё может как-то бороться, используя своё внешнеполитическое влияние.  

Но чему мы не можем активно противодействовать, так это всё нарастающей и целенаправленной кампании оголтелой дерусификации, доходящей уже до неприличия. При этом официальный Киев всё отрицает, говоря чуть ли не о процветании русского языка на Украине. Одновременно, используя различные исторические даты, та же официальная власть проводит окончательное констуциирование России в глазах украинского общества, политического класса, молодёжи как врага Украины – в прошлом, настоящем и будущем, – причём каждодневно и ежечасно. И хотя эта тенденция в политике Киева существовала всегда – и при Кравчуке, и при Кучме, – сейчас она развивается настолько мощно и цинично, что возникает такое ощущение: процесс переходит в завершающую стадию.  

 Уже через два года в школах Украины будут введены выпускные тесты исключительно на украинском языке, что априори закрывает двери вузов для русскоговорящих школьников, для их дальнейшей учёбы, развития и социализации. Чаша терпения, особенно в восточных и южных районах Украины, уже переполнена. И если говорить о последней капле, которая может вот-вот переполнить эту чашу, то только как о детонаторе этой взрывоопасной смеси, которая готовится вовсе не русскими, живущими там… Украина сейчас – главная проблема для внешней политики России на постсоветском пространстве. Политическая, цивилизационная, экономическая, даже проблема безопасности. Чёрное море как внутреннее озеро НАТО – вот перед какой опасностью киевские власти ставят и своих собственных граждан, и Россию. А НАТО – это постоянно воюющий сегодня блок. Следовательно, переход Чёрного моря под контроль НАТО – это превращение его и прилегающих территорий в потенциальный театр военных действий. Россия с этим смириться не может.  

– В самом начале апреля в Сочи для встречи с президентом Путиным приезжает президент Буш, а недавно в Москве побывали госсекретарь США Райс и министр обороны Гейтс. Как вы оцениваете нынешний уровень взаимоотношений России и США, особенно во время избирательных кампаний?  

– Стоит отметить, что март зафиксировал в наших отношениях некое перемирие. Хотя если говорить о предвыборной кампании за океаном, то стоит помнить: всё, что происходит там во время предвыборной кампании, может в дальнейшем оказаться несущественным. И про это можно спокойно забыть, потому что для своего избирателя они могут говорить всё, что угодно, оскорбляя кого угодно. Впрочем, точных прогнозов никто дать не может. У республиканцев за спиной крайне непопулярная война в Ираке. Но и демократы выставляют такие фигуры, к которым Америка вроде бы не готова: либо афроамериканец, либо женщина…  

Вообще США сегодня – это громадный зверь, не желающий терять свою мощь и свою роль мирового гегемона, но зверь, оказавшийся в тупике. Даже если загнать в угол крысу, то она может броситься на вас в бессильной ярости. А что говорить о глобальной сверхдержаве в такой ситуации… При этом Штаты – единственная страна в мире, которая ведёт сегодня сразу две большие войны. Не коммунистический Китай, не «имперская и авторитарная Россия», а демократические США. И я уже не верю в разумность и какую-то рациональность американской политики. Нет ничего, кроме одного заклинания: мы должны оставаться гегемоном и сделаем всё, чтобы это продолжалось, – свергнем кого угодно, разбомбим кого угодно, расчленим кого угодно… Всё это уже напоминает агонию, опасную для всего мира.  

Беседовал Сергей Трусевич