Столетие
ПОИСК НА САЙТЕ
29 марта 2024
Райские отсветы в земных сумерках

Райские отсветы в земных сумерках

Памяти русского композитора Валерия Гаврилина
Станислав Минаков
05.09.2014
Райские отсветы в земных сумерках

17 августа исполнилось 75 лет со дня рождения композитора, автора симфонических и хоровых произведений, народного артиста РСФСР, лауреата Государственной премии СССР Валерия Гаврилина. К сожалению, наши СМИ практически никак не отреагировали на это событие. Но есть имена, не подлежащие забвению, и это в полной мере относится к одному из гениев русского мелоса.

Слушаем с дочерью «Вечернюю музыку» Гаврилина, из «Перезвонов». Дочери она напоминает «райские отсветы, которые вдруг проявились в земных сумерках». Не о всякой музыке такое скажется.

Несомненно, Валерий Гаврилин является русским национальным гением. И если нас не удавит навалившееся повсеместное новейшее одичание, то величина и значение Гаврилина будут только расти.

Что касается меня лично, то скажу так: музыка «питерского вологжанина» Гаврилина выражает мою частную человеческую сущность в звуке наиболее полным образом (тут я извинительно склоняю головы перед своими любимыми Г. Свиридовым и С. Рахманиновым). Видимо, мелос Гаврилина, неся в себе наши неотменимые, кодовые фундаментальные ценности, является языком эпохи, и другим он быть не может.

Тут мы подходим и к духовно значимой теме вокального, хорового, песенного жанра, который, по мнению Свиридова, жив, в отличие от умершей симфонии (закончившейся на Шостаковиче).

* * *

В какой голове может уместиться судьба этого вологодского деревенского мальчишки, послевоенной безотцовщины, детдомовца? Где, как, почему он вобрал в себя русский мелос? Отчего это вдруг он в юности попросил у педагога учебник по симфонизму?

Гаврилин подчеркивал: «Вологда для меня не только место, где началась моя музыкальная жизнь. Но это то место, где я познакомился с жизнью. Здесь мой дом, все дорогие мои люди. Отсюда ушёл на войну мой отец (Александр Павлович Белов. — Авт.), который погиб в 1941 г. под Ленинградом.

Здесь жили люди, которые мне первыми объяснили, что такое красота, что такое доброта, что нужно ценить прежде всего в жизни, ценить в людях. Здесь я впервые услышал русскую народную музыку, услышал песни, танцы, увидел обряды, гуляния, увидел человеческое горе, страдание.

Здесь я прожил всю войну. Видел, как приходили с войны, как не приходили с войны, видел сиротливые семьи, видел женские слёзы».

И — в продолжение темы: «У меня очень широкий круг слушателей, с которыми я связан запросто. Я вырос в деревне, где и сейчас живут тёти Лиды, тёти Мани, дяди Вани, награждавшие меня шлепками за всякие проказы. Выучился и остался жить в городе, где появились новые знакомые. Мои деревенские, рабочие ребята с Адмиралтейского, курсанты Академии им. Можайского, актеры, инженеры, дворники и бригада могильщиков с Красненького кладбища — все помогают мне жить и быть человеком».

Это признание композитора прямо корреспондирует с репликой еще одного приезжего и укоренившегося питерца, Ф. Достоевского: «Последнее слово скажут они же вот эти самые разные власы, кающиеся и некающиеся, они скажут и укажут нам новую дорогу из всех, казалось бы, безысходных затруднений наших. Но Петербург не разрешит окончательно судьбу русскую».

Как бы то ни было талант, открытый столичной комиссией, решил судьбу вологодского детдомовца: Валерий поступил сразу в седьмой класс Специальной музыкальной школы при Ленинградской консерватории, где учился играть на кларнете. Поначалу неохотно, потому что его привлекало фортепиано, но оказалось, что руки у парня не пианистические. Валеру утешали классическими примерами: Римский-Корсаков тоже играл на кларнете, а Лядов — на валторне. Учиться было трудно, потому что начал поздно. Когда заканчивал девятый класс, в школе открылось отделение композиции. За первые композиторские наброски — фортепианную сонату и романсы — юношу и взяли на это отделение. Из-за нехватки времени пришлось расстаться с кларнетом. Потом — была консерватория. Увлекался фольклорными экспедициями, написал дипломную работу о народно-песенных истоках в творчестве В. Соловьева-Седого.

* * *

Отмечая, что Г. Свиридов одной из своих задач считал создание «мифа о России», то есть воссоздание её духа, без уродливых примесей реальности, безо всяческих «оборотных сторон медали», магистр искусств Анна Минакова утверждает, что Гаврилин занимался тем же деланием — создавал музыку, в которой воплощался русский дух; причём именно в свиридовском ключе. Она считает: «Даже возникает ощущение, что почти всю музыку Гаврилина мог бы написать Свиридов — настолько для меня похожи их язык и содержание. Может, в театральной музыке Гаврилин чуть эксцентричней. А так — даже все эти печальные гаврилинские вальсы — как будто некое продолжение свиридовской "Метели" (имею в виду не столько "Романс", сколько весь цикл). Возможно, Гаврилин более "городской" композитор, а Свиридов более "деревенский". У Свиридова больше — о земле, о крестьянском, о деревянном русском, а у Гаврилина — и Ленинград, и немецкая тетрадь, и другое. Есть у Гаврилина замечательное хоровое сочинение “Город спит”…».

О единой свиридовско-гаврилинской линии в целом сказано верно, но есть и полутона. Может быть, Свиридов — выразитель всемирных русских колебаний более ранней эпохи (и в этом смысле, условно говоря, «деревенский», из «Руси отчалившей», а Гаврилин — более поздней, как человек более молодой. И в этом смысле да, «городской». Но «Богоматерь в городе» на стихи Блока — это все же у Свиридова и городское и, конечно, вневременное. Как и многое другое.

И Свиридов сам подчеркивал, что Гаврилин — композитор народный, как были народны композиторы-классики, «и эта народность в самом высоком понимании, как народно творчество Пушкина или Кольцова, Некрасова или Есенина. У Гаврилина чисто русская музыка. В ней нет ничего чужеродного, что подчас бывает у нас в музыке. Нет никакой смешанности стилей. Его стиль необыкновенно благороден, чист. Я бы сказал, это чистота источника, родника, артезианского колодца».

Совсем молодого композитора, еще студента, сразу оценил симфонический гений ХХ века Д. Д. Шостакович, указывавший в личной переписке разным адресатам: «Гаврилин — это большой талант, и о нём надо очень заботиться. ... «Русская тетрадь» Гаврилина — исключительно талантливое и интересное произведение».

Свиридов вспоминал, как после концерта, фактически премьеры «Русской тетради» шёл поздравлять неизвестного Гаврилина, с которым не был знаком, и перед тем, как войти в артистическую комнату, встретил выходившего оттуда Шостаковича. И спросил: «Ну как, Дмитрий Дмитриевич?» Шостакович только развел руками, на глазах у него были слёзы.

Свиридов сразу ощутил, что Гаврилин — «это композитор со своим строем души, что называется, со своим голосом», что «с чистотой человеческих чувств соединена и чистота музыки Гаврилина, чистота её стиля». «Когда я услышал Гаврилина, я понял, что это связанные нити, то есть, это та традиция, которая должна присутствовать в каждом поколении, идущая из каких-то веков. Поэтому я сразу почуял, что это композитор особенный, который идёт в этой линии, в этом потоке русских классиков — Мусоргского, Бородина», — говорил Свиридов.

Георгий Васильевич вообще немало сказал нам о Гаврилине, словно проясняя значение и величие нового явления. Читаем о «Перезвонах» в письме автору от 14 октября 1982 г.: «С этой музыкой вошло в филармонический зал нечто новое, новый мир, редкий гость здесь. Пахнуло Россией, её глубиной, и не только прошлым, а её сегодняшним днём, сегодняшним мироощущением». И уже 2 декабря того же года в газете «Известия» Свиридов пишет: «Музыка Гаврилина вся, от первой до последней ноты, проникнута русским мелосом, чистота её стиля поразительна. Органическое, сыновнее чувство Родины — драгоценное свойство этой музыки — её сердцевина. Из песен и хоров Гаврилина встает вольная перезвонная Русь. Но это совсем не любование экзотикой и архаикой, не музыкальное "штукатурство" на раритетах древнего искусства. Это — подлинно. Это написано кровью сердца. Живая, современная музыка, глубоко народного склада, и самое главное, — современного мироощущения, рожденного здесь, на наших просторах».

Да, имена этих столпов русской музыки, Свиридова и Гаврилина, теперь нередко вспоминают в паре. В море авангарда и в условиях совсем недавней «правильной идейной» музыки эти композиторы составили «одинокое братство» певцов подлинной России, своего рода «могучую кучку из двоих» конца второго тысячелетия от Рождества Христова.

Свиридов писал Гаврилину: «Кажется мне, что Вы повторяете мою ошибку и живёте — одинокостью. Это — очень плохо, оттого, что очень трудно так жить! Почему-то все русские хорошие люди (не только музыканты) забились по углам, разъехались по разным местам, живут одиноко, беззащитно, беспомощно как-то, а злобная, организованная, разрушительная сила заняла весь центр художественной жизни, владеет не только благами и деньгами (это — куда бы ни шло!), владеет средствами уничтожения всего живого, уничтожения русской классики (живую, — они делают её мёртвой), русской мысли и русского насущного творчества. При таких условиях — одному не потянуть, не выжить! Надо искать общения! Послушайте меня, старика, бойтесь одинокости, она отнимает последние силы...» (29. 07. 1978).

В одном из писем к старшему товарищу В. Гаврилин признавался: «...За день до Вашего отъезда был я в филармонии, слушал Тринадцатую симфонию Д. Шостаковича. Я слушал эту странную музыку, навязчиво пронизанную интонацией-фикс, иллюстративный вокал, фальшивые, кокетливые стихи Евтушенко, и вдруг меня ошеломило видение Вашей музыки — я вдруг с невероятной силой понял всё величие того подвига, который приняли Вы на себя, всю меру страдания, которое пришлось Вам испытать, делая в музыке то, что Вы делаете и делали. Меня потрясает Ваша мудрость и мужество, необходимое для приведения мудрости этой в действие. В Вашей музыке я вижу воплощение святоотеческого христианства, без которого мир задыхается, отгрызает себе члены, и которое, тем не менее, миром заплевано и втоптано в грязь. Ваши многолетние страдания, пока мало ведомые и непонятные миру борьбы и бездуховности, во сто крат мучительнее и выше прославленных и понятных миру страданий, которые не могут породить ничего, кроме грязи и спекуляции, потому что у основания их лежит порочное соотношение “я в мире”, вместо “мир во мне”» (4.07.1981) .

Гаврилину судьба отмерила меньший жизненный срок, он был почти на четверть века моложе своего старшего коллеги, а ушли они из жизни друг за другом, с интервалом в год: Свиридов — 6 января 1998 г. в Москве, Гаврилин — 28 января 1999 г. в Санкт-Петербурге. Курский и вологодский уроженцы осиротили обе русские культурные столицы.

Совсем неслучайно В. Гаврилин употребил в связи с творчеством и личностью старшего товарища и такие слова, как «смелость» и «стояние»: «Смелость Свиридова — в стоянии на посту (не на месте, а на посту, как страж). И это стояние — рост вверх, а не копание на одном месте (уход в яму)».

Кончину старшего собрата Гаврилин воспринял как личную трагическую утрату. И произнес о нём посмертные слова: «...Ушел действительно последний художник — русский богатырь, ушел сейчас, из этой нашей отчалившей когда-то Руси. Еще Есенин сказал: “Отчалила Русь”. Она тогда отчалила, а сейчас уже где-то, Бог знает, где она болтается. Никто из нас этого не знает, что с ней сейчас происходит. И есть страх: “А вдруг как сейчас этих мошек и букашек наползет очень много?” Ведь уже не нужно в наше время быть богатырем, чтобы иметь все аксессуары “великого человека”, “великого творца”. Всё это покупается. Нужно иметь только деньги, только наглость — и в три дня ты можешь стать более знаменитым, чем Шекспир, чем Николай Симонов и, конечно, чем Бетховен или Свиридов. Вот это опасно, когда уходят такие великие люди — сразу есть ощущение падения. Я сейчас думаю так, что он в последнее десятилетие, два десятилетия жизни выступал как провидец, пророк того, что должно произойти, того, что и произошло сейчас с Россией. И он по музыкальной части готовил какие-то пути спасения. … И Георгий Васильевич, как это сейчас совершенно очевидно, предвидя этот распад времен, этот распад всего мира эстетики, где всё перепутано — безумное с сатаническим, с ложным, с фальшивым, с нарочито безобразным, с растленным, — всё, что толкает на путь погибели, он мощной своей дланью защитил по музыкальной части нашу Родину — Россию».

В творчестве Свиридова, утверждает Гаврилин — гены нашего духовного мира, «и это поразительный его подвиг во спасение; ведь что нас ещё ждет, где мы ещё заблудимся, за какими пророками мы пойдем, как стадо свиней, и в какие мы ещё пропасти-океаны обрушимся — никто не знает».

Прозорливые суждения В. Гаврилина сегодня читаются и как актуальные комментарии к политическим событиям, в том числе или в первую очередь на Украине.

* * *

Это признание художника тоже — сколь актуально, столь извечно: «Конъюнктуру, в какой бы обертке она ни была, не приемлю. В храме искусств я не торговец, не лицемер и не фарисей. Я стараюсь быть истинно верующим в искусстве. Особенно теперь, когда многие его творения выброшены на панель». Слова Гаврилина подтверждены трудом, творческой судьбой: он и эстрадную песню поднимал до высот подлинно классического искусства.

Весьма чувствительный к русскому слову, прежде всего поэтическому, Гаврилин немало написал памятных нам сочинений на стихи Альбины Шульгиной. Можно сказать, он нам он её и открыл. Совместные их детища — одно краше другого.

Сначала эти строки запела Мария Пахоменко, нынче их поют многие исполнители:

Сшей мне белое платье, мама,

вышей золотом рукава!..

Ах, по правую руку пристань,

А по левую — острова.

Первый остров проходит мимо,

ко второму — волной прибьёт,

а на третьем — стоит калина,

белым цветом она цветёт…

В Интернете можно найти фрагмент из телефильма «Три песни Валерия Гаврилина» (1980) с записью песни «Дорогой, куда ты едешь...» из цикла «Военные письма». («Дорогой, куда ты едешь? — Дорогая, на войну. — Дорогой, возьми с собою. — Дорогая, не возьму!..») Певец Э. Хиль открывается в нём особенно, с не совсем обычной стороны. В дуэте с ним — драматическая актриса Таисия Калинченко. Мы помним, как она пела в телефильме «На всю оставшуюся жизнь», где блестяще сыграла санитарку фронтового поезда-медсанбата, а прежде приобрела известность песней про Золушку — «Хоть поверьте, хоть проверьте». Этот гаврилинский номер ленинградский дуэт исполняет столь проникновенно, что вызывает высокое слёзное чувство узнавания и сопричастности.

Дружившая с А. Шульгиной поэт М. Кудимова утверждает: «Цикл “Военных писем” абсолютно, беспримесно гениален! При этом оба — и Валерий, и Альбина — никогда не лезли в "известные", были по-русски достойно скромны».

Вот и рассудите: ведь в советскую эпоху было имплицировано и ретранслировалось много русского кодового, русского духовного, при всем внешнем безбожии! То ли — сейчас, при кажущемся внешнем оцерковлении? Как так?

Шульгина нам рассказала про «мальчика с феноменальным слухом, который давно уже сочинял музыку, сочинял, не зная нот, не умея ни на чем играть, даже петь не умея. Она просто возникала откуда-то, эта музыка, и он улавливал ее, как растение улавливает свет, превращая его в роскошь форм и красок. … В его музыке, как в чистой воде, отражается всё то, что составляет душу русского человека, — его любовь, крик, боль, его история, дорогие его сердцу пейзажи и цветы, даже то, над чем мы привыкли и любим смеяться, есть в этой музыке».

* * *

По высказываниям о старшем собрате, по оставленным запискам мы понимаем в Гаврилине не только музыканта, но и незаурядного мыслителя, литератора. Это тоже роднит его со Свиридовым, оставившим известные дневники.

Театральный режиссер Г. Товстоногов утверждал, что после режиссера Козинцева и композитора Свиридова не встречал человека, равного Гаврилину по эрудированности:

«Мне кажется, что в области музыки и литературы он знал всё. Как знал и любил Валерий Гаврилин поэзию Генриха Гейне, музыку Шуберта и Шумана! Как прекрасны его “Немецкие тетради”! Он никогда не подражал западным шлягерам, у него был безукоризненный вкус».

В. Максимов, составивший со вдовой композитора Н. Е. Гаврилиной том В. Гаврилина «О музыке и не только... Записи разных лет» (СПб, 2003), в предисловии точно подмечает: «Он такой же, как его музыка, — Гаврилин-литератор: нежный и трагический, пророчески-мудрый и озорной, добрый, горестный, светлый, милосердный... и вдруг — убийственно-ироничный, гневный, как Ангел Господень, когда речь идет о святом: о Родине, о даре Божьем. Он до мурашек обнажен и чист в этих, не для печати писанных, откровениях своих. В них судьба, его душа — ранимая, мятущаяся».

После прочтения гаврилинских записей мы начинаем осознавать истинный масштаб этой личности — композитора, литератора, историка, фольклориста, музыковеда, критика, поэта, эрудита, книгочея, глубочайшего мыслителя.

Вчитаемся в признания В. Гаврилина: «Я живу на своей Родине, я охраняю и сохраняю её музыку», «Вам нужна среда обитания, а мне — Отечество. Для творчества. Для вас Отечество — костюм, а для меня — кожа».

В июне 1969 г. на смоленских торжествах, посвященных 165-летию со дня рождения М.И. Глинки, Гаврилин даст нам важные пояснения: «Глинка сказал о России удивительно страстно и ёмко. Пение Новоспасской крестьянки, няни Авдотьи Ивановны, пение певчих в Ново-Спасской церкви, её колокольные звоны — это запечатлелось в его сочинениях. Именно после него колокольность стала достоянием и отличительным признаком русской музыки — от Римского-Корсакова и Мусоргского, через Чайковского, до Рахманинова, Шостаковича и Прокофьева».

Это мог отметить только человек, у которого в жизни была своя такая «Авдотья Ивановна» или «Арина Родионовна». Валерий до 1950 г. жил в деревне Перхурьево Кубено-Озерского района Вологодской области, а учился в школе через дорогу — в селе Воздвиженье. И воспитывался преимущественно (из-за занятости работой матери, Клавдии Михайловны Гаврилиной) своей крестной матерью, Асклиадой Алексеевной Кондратьевой, ещё при жизни которой композитор благодарно рассказывал: «Она и сказительница, и знает много народных песен и обрядов. Именно ей, детдомовской няне, я многим обязан: она научила меня понимать и ценить народную музыку. А потом, получив от неё первые «уроки», я стал присматриваться к деревенским гуляниям и находил в них много прекрасного, поэтичного».

Уже в последние, питерские годы, Гаврилин ещё немного приоткроет нам свою приязнь: «Каждую ночь я там, на родине. Наверное, стареющим людям это тоже хорошо знакомо. Я целую ночь собираю землянику, я целую ночь брожу по окрестностям, сижу на посиделках, слушаю разговор старух, иду с крестной своей матерью с сенокоса, а ещё того чаще я вижу себя — я сижу на крыше паперти огромного собора, где во время войны был открыт детский дом, где прошли несколько тысяч военных сирот, там они жили, где работала моя мама. …

Раннее утро, всё залито солнцем, предо мною — с крыши видно замечательно — наше прекрасное Вологодское море, Кубенское озеро, из которого есть выход во все концы света (раньше я этого не знал).

… И вот я уже сколько прожил, и всё вижу себя сидящим на этой паперти, у себя в Воздвиженье...

...Моя родина дала мне ощущение принадлежности к своему народу. Это очень трудно объяснить, потому что такое даже чистому по крови русскому человеку, даже, наверное, не только русскому, дается далеко не каждому. Это такой дар — и очень радостный, и мучительный. Радостный потому, что ты узнаёшь вдруг своего брата на этой части земли. И он тебя узнаёт. И вот это ощущение братства — удивительно радостное и веселое чувство. А вместе с тем, это мучительно, потому что когда народ заболевает, тебе становится худо, тебя всего ломает — и сердце болит, и сердце разрывается, и душа разрывается. Я низко кланяюсь всем моим землякам за то, что все-таки такой дар они мне дали».

О музыкальных дарованиях своего народа В. Гаврилин был чрезвычайно высокого мнения, считал наших певцов способными исполнять любую музыку, любых авторов и народов. И вот Валентин Курбатов забавно вспоминает, как, будучи в гостях у Валерия Александровича, на полке обнаружил нарядные, но пустые конверты пластинок с записями произведений Бортнянского и Гаврилина. «А, это... — заметил композитор. — Конверты понравились. А пластинки выкинул на помойку. Это слушать нельзя. Латыши поют в Домском соборе. Спасибо. Все до нотки правильно. Но это музыка “в очках”. Они ничего не понимают. Для них это всё равно, что петь полинезийскую музыку — чистая математика: “Вестибюль мой, вестибюль” вместо “ах, вы сени мои, сени...”»

* * *

Прозорливы суждения В. Гаврилина не только в сфере музыки, но и собственно общественной жизни: «Такой умный человек, Сократ, сказал, что распущенная и неумная демократия принесет в результате больше вреда, чем самая жестокая тирания. Будет то же самое подавление, уничтожение личности, только совсем с другого конца». Музыкант, мыслитель провидчески, за четверть века до событий Третьего тысячелетия от Рождества Христова формулирует то, что становится окончательно внятным теперь.

О духовном возрождении России Гаврилин ещё в советское время говорил: «Это для меня самый больной вопрос. Наверное, решение его на Небесах. Наш народ загадочен. Сказочен, как град Китеж. Непредсказуем. И никто за океаном, никакой Киссинджер и никакой Бжезинский, не подскажут нам, что надо делать и как следует жить, и не напророчат нам наше будущее. «Отчалившая Русь», — писал когда-то Есенин. Отчётливо чувствовал это плавание к неведомому берегу и Николай Рубцов... Только вот куда она отчалила? «Куда ты несёшься, птица-тройка?» Когда ещё эти слова вырвались из груди Гоголя!

Всё, что происходит с моим народом, я переживаю вместе с ним. Я бесконечно люблю свой народ, каким бы он ни был... Вот в лесу множество деревьев, и мхов, и лишайников, и сушняка, и гнилья, и сорных куч. Но это мой лес. Могучий русский лес.

И глубоко в земле его здоровые корни. До конца его не вырубишь, да и нас тоже».

* * *

Мы знаем, что имя В. Гаврилина носит теперь вологодская школа-интернат № 1 для детей-сирот и Екатеринбургская детская музыкальная школа №10, что Вологодский музыкальный колледж проводит с 2010 г. под патронатом губернатора Вологодчины международный юношеский конкурс имени В.А. Гаврилина.

А есть ли в России музей Гаврилина, Фонд Гаврилина, музыкальная премия имени Гаврилина?

Приближающееся 100-летие Г.А. Свиридова будет отмечаться на всероссийском уровне. Это очень отрадно. Может быть, нам следует обратить столь же пристальный взор на сохранение наследия и увековечение памяти Валерия Александровича Гаврилина?

Жаль, уже нет скульптора В. Клыкова. Уж он-то точно поставил бы памятник Гаврилину не только в Петербурге, но и в Вологде, где у Соборной площади живёт трогательная скульптурная композиция, посвященная поэту К. Батюшкову, клыковской же работы. Где на берегу реки Вологды стоит также памятник поэту Н. Рубцову (скульптор А. Шебунин), стихи которого так любил Валерий Гаврилин.

Специально для Столетия


Эксклюзив
28.03.2024
Владимир Малышев
Книга митрополита Тихона (Шевкунова) о российской катастрофе февраля 1917 года
Фоторепортаж
26.03.2024
Подготовила Мария Максимова
В Доме Российского исторического общества проходит выставка, посвященная истории ордена Святого Георгия


* Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: американская компания Meta и принадлежащие ей соцсети Instagram и Facebook, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), «Джабхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джабхат ан-Нусра», «Джебхат ан-Нусра»), Национал-Большевистская партия (НБП), «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «ОУН», С14 (Сич, укр. Січ), «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Свидетели Иеговы», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Артподготовка», «Тризуб им. Степана Бандеры», нацбатальон «Азов», «НСО», «Славянский союз», «Формат-18», «Хизб ут-Тахрир», «Фонд борьбы с коррупцией» (ФБК) – организация-иноагент, признанная экстремистской, запрещена в РФ и ликвидирована по решению суда; её основатель Алексей Навальный включён в перечень террористов и экстремистов и др..

*Организации и граждане, признанные Минюстом РФ иноагентами: Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал», Аналитический центр Юрия Левады, фонд «В защиту прав заключённых», «Институт глобализации и социальных движений», «Благотворительный фонд охраны здоровья и защиты прав граждан», «Центр независимых социологических исследований», Голос Америки, Радио Свободная Европа/Радио Свобода, телеканал «Настоящее время», Кавказ.Реалии, Крым.Реалии, Сибирь.Реалии, правозащитник Лев Пономарёв, журналисты Людмила Савицкая и Сергей Маркелов, главред газеты «Псковская губерния» Денис Камалягин, художница-акционистка и фемактивистка Дарья Апахончич и др..