«Грядущее свершается сейчас»

Сегодня, когда мир находится в смятении, рушится привычное устроение жизни, природа сама восстаёт против хищнического отношения к ней. Отсюда, надо думать, и изменение климата, и появление неведомых науке заболеваний, и мутация живых организмов… Значит, где-то мы ошиблись. На этом распутье хочется обратиться к мыслителям прошлого, которые прозревали современность и будущность не поверхностно, а исследуя незримые духовные законы.

Одним из таких смелых мыслителей XX века, к которому хотелось бы дерзновенно обратиться, был Андрей Тарковский (1932 – 1986). Говорю: мыслитель, философ, поэт, потому что сам он мыслил такими категориями. «Леонардо – поэт в живописи, гениальный поэт. Было бы смешно назвать Леонардо художником. Смешно назвать Баха композитором. Смешно назвать Шекспира драматургом. Толстого прозаиком. Потому что они поэты», – говорил Тарковский.

Для множества режиссёров, актёров, искусствоведов, даже будущих священников творчество Андрея Тарковского стало не только материалом для изучения киноискусства, поэзии, психологии человека, но явилось поводом для личного духовного движения.

Тарковский говорил, что важнее всего для него выразить, то есть объяснить самому себе и тем самым всем окружающим, для чего живёт человек, в чём смысл его появления на этой планете. Через осмысление человека – себя, своего героя – ему удалось осмыслить свой и даже приоткрыть завесу XXI века.

Он создал не много, всего семь основных фильмов: «Иваново детство» (1962), «Андрей Рублёв» (1966), «Солярис» (1972), «Зеркало» (1974), «Сталкер» (1979), «Ностальгия» (1983), «Жертвоприношение» (1986).

Их объединяет, как считал сам режиссёр, «желание разрабатывать, углубляться в характеры, находящиеся в состоянии крайнего перенапряжения, где характер этот должен или сломаться, или утвердиться окончательным образом в вере в свои идеалы, в верности своим принципам».

Речь даже не о том, что в киноработах Андрея Тарковского мы видим, как приходят к единению религия и искусство (это во время хрущевских, читай: троцкистских, гонений на Церковь). Об этом написаны тома искусствоведческих и публицистических работ в разных странах.

Нам важно сейчас то, что во всех своих фильмах Андрей Тарковский стремился показать человека, который обращается с вопросами к самому себе, а не требует чего-то от другого человека.

Герой всех без исключения его фильмов – человек жертвенный, человек, который делает больше, чем может. Эта тема зазвучала так остро только теперь, в наше время расчеловечивания человека.

На Андрея Арсеньевича оказало огромное влияние творчество отца, его взгляды на искусство. Несмотря на то, что Андрея и его сестру Марину воспитывала мама, он говорил, что его связь с отцом, «нельзя ни взвесить, ни оценить». Поэзия Арсения Тарковского, в какой-то степени, подпитывала, как кровеносная система, фильмы Андрея Арсеньевича.

«Художник питается детством всю свою жизнь. От того, какое у него будет детство, зависит то, каким будет его творчество», – говорил он. Фильм «Иваново детство», на мой взгляд, это ещё и низкий поклон Андрея Арсеньевича его матери, которая спасла им с сестрой жизнь в военные годы и смогла дать великолепное образование. Фильм «Иваново детство» многие критики, особенно зарубежные, называли пацифистской картиной, с чем и тогда, и, тем более, сегодня нельзя согласиться. Тем из ныне живущих, кто застал детьми войну на Смоленщине, в Белоруссии (а временной отрезок в фильме – это форсирование Днепра, 1943 год), не нужно объяснять, что эта картина более чем реалистична, жизненна, она отражает и продолжает героический эпос русского искусства.

Андрей Тарковский служил искусству, существовал в нём, как рыба в воде. Это и прекрасное, ещё юношеское, музыкальное и художественное образование, и атмосфера его дома, где любили и понимали литературу. Андрей Арсеньевич был самым начитанным студентом на вгиковском курсе. Своё цельное понимание искусства и преданность ему он естественным образом переносил в свои творения. Сам он определял искусство, как «выражение высшей способности к творчеству». По его глубокому убеждению, художник именно в творчестве подражает Создателю, именно в процессе творчества он похож на Него.

«Искусство – это одно из самых бескорыстных деяний человека. Искусство – это молитва. Это моя молитва. И если эта моя молитва сможет стать молитвой и для других, в этом случае моё искусство становится близким другим», – говорил он.

В его переживаниях по этому поводу нарастало напряжение: «Я не знаю, что произошло, почему в двадцатом веке искусство потеряло тайну. Почему художник захотел получить всё».

Дальше в своих беседах со зрителями уже в Лондоне он постоянно говорил о предназначении человека: «Долг человека – служение. Именно поэтому искажается эта идея, превращается в борьбу за власть. Для того чтобы не служить, а использовать служение других. Потому что в мире существует единственный принцип отношений, слава Богу, это – служить и больше ничего». Примером этому Тарковский не раз приводил то, что ни одна икона не имеет авторства…

Мы беспредельно возмущаемся нынешним телеэфиром. Казалось бы, в условиях, когда мы вынуждены были находиться дома по всем известным причинам, по телевидению должны были бы выступать те, кто людям скажет слова поддержки и утешения. Скажет о том, что у нас есть Пушкин и Бунин, Поленов и Васнецов… Однако продолжаются бесконечные телешоу, множащие ужасы о заражениях коронавирусом и смертности населения. Эти шоу на грани истерии тут же, как ни в чём ни бывало, перемежаются передачами о звёздах эстрады с вывешиванием грязного белья. Даже в пасхальный вечер этого года всё те же: Пугачёва-Галкин-Киркоров!..

Неожиданно слова Андрея Тарковского, сказанные им в начале 1980-х, дают объяснение происходящему. «Многие годы кинематографические режиссёры, – говорил Тарковский, – делали то, что ждала от них публика. И кончилось тем, что публика уже не хочет этого смотреть. Но ситуация еще хуже, потому что если этим разочарованным зрителям мы вдруг покажем картины, которые хотим им показать, они тоже их не захотят смотреть. Потому что они сами очень изменились, они уже исковерканы. Для того чтобы они стали такими, какими они были, скажем, лет пятнадцать назад, нужно истратить ещё лет двадцать».

Исковерканы! Ведь это, увы, и о нас…

Есть ещё одно очень серьёзное переживание, которое, без сомнения, разделяет с нами Андрей Тарковский. Это переживание о русской деревне. Я не о тех, кто её уничтожал в 1920-е и 30-е, в 60-е годы. Мы забросили деревню, вообще провинцию, старорусские города в последнюю четверть века. Мне довелось быть на родине Андрея Тарковского в Юрьевце в апреле 2012 года. Ощущение этого дома, где как раз была в тот день и Марина Арсеньевна, незабываемо. Этот дом, или точно такой же дом в Завражье, который всю жизнь согревал Андрея Арсеньевича, простоит ещё век. В нём, в таком же доме в любой точке России можно жить сегодня. Вся его атмосфера и движение жизни уютного городка соприродны человеку.

«Русский человек как-то очень связан с природой, – говорил Тарковский. – Он не мыслит себя вне природы, он считает, что он сам часть природы. Это свойство русского характера, в каком-то смысле. Поэтому, может быть, природа и её состояние оказывает такое действие на характер человека».

В тот день я долго любовалась белыми колокольнями на волжских берегах. Приехав из Юрьевца в Кинешму, несколько часов ещё бродила по улицам этого старинного города. По обеим сторонам одной из улиц стоят двухэтажные купеческие дома с тесовыми воротами и наличниками с деревянной резьбой. Эти дома, поверьте, умирают, как одинокие люди. На многих из них вывески «Продаётся», на которые некому откликнуться. Словно Чернобыль. Как в фильме «Сталкер», предвосхитившем катастрофу на Чернобыльской АЭС. Уезжая из Кинешмы, я вдруг заметила в газетном киоске на привокзальной площади мелькающий подсветкой американский флаг размером с альбомный лист...

Как пронзительно тогда явилась тоска по дому, сопровождавшая Андрея Арсеньевича. Он говорил, что если у него отнимут дом, у него не останется больше ничего.

Сегодня, когда мы видим проводимые эксперименты по дистанционному обучению, попытки заменить человека роботом, то есть лишить миллионов людей возможности творить и созидать, вмешательство реформаторов в судьбы Божии, возникает ощущение, что у нас у всех отнимают ДОМ.

«Мы зависим от природы, – говорил Андрей Арсеньевич. – Природа важнее нас, потому что мы – результат её эволюции… Это единственное место, где нас ждёт ощущение правды». «Мы перестали верить природе, которая в нас», – произносит А. Солоницын в фильме «Зеркало».

В книге Майи Полётовой «”Душа хранит…” (Николай Рубцов. Малоизвестные страницы биографии)» есть воспоминание о том, как однажды на квартире Феликса Кузнецова встретились Николай Рубцов и Андрей Тарковский. Такие разные по воспитанию и такие близкие по своим природным корням и по мироощущению.

Когда Рубцов прочитал своё стихотворение «Русский огонёк» («…За всё добро расплатимся добром, //За всю любовь расплатимся любовью...»), взволнованный Тарковский бросился к нему, стал его обнимать. Жаль, никто из присутствовавших не запомнил, не услышал, о чём они тогда говорили.

Что так тронуло известного режиссёра, только что закончившего работу над фильмом «Андрей Рублёв»? А в них, в этих стихах Николая Рубцова, всё: и мысль о доме, и обращение к родовой памяти, и переживание о человеческом одиночестве («И вдруг открылся мне и поразил // Сиротский смысл семейных фотографий»). Всё это – и в фильмах Тарковского, как часто возникающий огонёк свечи, лучины, пламя пожарища. «Все мои фильмы, – говорил Тарковский, – так или иначе говорили и о том, что люди не одиноки и не заброшены в пустом мироздании, – что они связаны бесчисленными нитями с прошлым и будущим, что каждый человек своей судьбой осуществляет связь с миром и всечеловеческим путём». Кельвин (в финальной сцене «Соляриса»): «Человеку нужен человек».
Рубцов и Тарковский – дети войны… Оба они жили тревогой за наш хрупкий мир. («– Скажи, родимый, будет ли война? // – И я сказал: // – Наверное, не будет»). И военные кадры в «Зеркале» Тарковского – это преодоление человеческой вражды и разобщения. Точно – к сегодняшнему дню.

Какая-то космическая тоска объединяет этих двух гениев. И это было явлено в их единственной встрече. Это соприкосновение двух великих людей эпохи оставляет какую-то связующую нить и нам.

Низкий поклон сыну Тарковского, Андрею Андреевичу, который в своём фильме об отце «Андрей Тарковский. Кино как молитва» (2019) обнародовал уникальные записи, монологи Андрея Арсеньевича!

При любой, даже самой апокалиптической картине происходящего, мы всё равно думаем о будущем. И непременным условием этого будущего является воспитание молодого поколения – творческих личностей, думающих людей. Есть некоторые монологи Андрея Тарковского, напрямую обращённые к юному соратнику, другу. Послание в XXI век. Это его рассуждения о роли художника в современном обществе. Тарковский был убеждён, что эта роль колоссальна: «Не будет художников, не будет общества. Потому что художники – это совесть общества.

Чем меньше возможности художнику выразиться и тем самым вступить в общение с публикой, с людьми, тем хуже для общества. Оно превращается в бездуховное. И человек не может выполнить своё назначение в жизни. Совершенно неважно, где это: в России, в Африке или в Швеции.

Важно то, что с исчезновением последнего поэта жизнь потеряет всякий смысл».

А не гнетёт ли нас сегодня эта самая потеря смысла жизни? Не следствие ли это утраты поэзии, красоты?..

Только вдуматься… Совесть общества… Отвечаем ли мы этому, поэты, режиссёры, журналисты?.. Если нет, значит, придётся отвечать. В этой жизни. Или в будущей.

Недавнее преступление, которое совершил артист Михаил Ефремов, предельно обнажило образ жизни и сущность тех людей, которые должны быть совестью общества! Трагедия Ефремова – это утрата смысла жизни, в которой не было поэзии (сколько ни читай Есенина со сцены), искренности, чистоты, мужества, наконец. Как тут не вспомнить слова сербского святого, преподобного Иустина (Поповича), кстати, современника Андрея Тарковского: «Если ты учитель, будь святым учителем, если ты мастеровой, будь святым мастеровым, если ты журналист, будь святым журналистом».

Партийное руководство кинематографии не считало Тарковского советским режиссёром. Оно прислало на фестиваль в Канны в 1983 г., где представляли фильм «Ностальгия», своего члена жюри, чтобы разрушить его успех. Тарковский не понимал, чем это продиктовано. Он снимал «Ностальгию» – о невозможности русского, советского человека жить на Западе. И сам он всего пять лет смог прожить там. Поражение лёгких – это недуг душевной сферы.

Однако Тарковский верил в свой народ, который хорошо знал, ведь был воспитан русской матерью, нёс в себе идеал отца-фронтовика. «Я снова пойду за Великие Луки // Чтоб снова мне крестные муки принять» (Арсений Тарковский). Бывало так, что картины Андрея Тарковского не понимали кинокритики, но могла просто и ясно объяснить их суть уборщица, которая пришла помыть полы в студию…

«Я не знаю страны, где было бы больше талантливых людей, – говорил он уже на Западе, в интервью журналистам. – В России происходит что-то, что может уничтожить культуру. Это физически может сработать. Но это не значит, что можно подавить дух…».

Именно там, во внешне безмятежной и комфортной Италии, Тарковский всерьёз задумался о проблеме свободы. «Что такое свобода? Свобода это внутренняя, духовная свобода человека. Это не права. Права можно отнять. Свободу отнять невозможно. Свобода – это то, что человеку присуще по преимуществу как существу духовному». Тарковский уверен был, что свобода – это личная проблема. «Именно поэтому, – говорил он, – мы часто встречаем в местах, не свободных политически, очень свободных людей. И в странах традиционной демократии совершенно не свободных». Жаль, что эти мысли не пришли в голову тем, кто менял советскую империю на демократию... Ведь советская страна 1920-х годов и 1945 года – это абсолютно разное состояние общества.

Споры о 1917 годе – саднящая заноза современной общественной жизни. И здесь размышления Тарковского, к примеру, о Гамлете – прямое объяснение судеб революционеров рубежа XIX – XX веков, среди которых было немало чистых сердцем людей: «Трагедия Гамлета заключается вовсе не в том, что он гибнет физически, в результате одержимости чувством мести или чувством справедливости. Вовсе не в этом дело. А дело в том, что он обрекает себя на смерть, собираясь вправлять этот вывихнутый век. Человек, который обрекает себя на служение людям, на желание соединить разорванную нить времени, отдаваясь историческому процессу в услужение… Что значит эта месть? Что значит вправлять вывихнутый век? Это значит пролить чью-то кровь».

Реалии сегодняшнего дня – это праздник святого Христова Воскресения, когда были закрыты храмы для верующих людей. Это Радоница без посещения кладбища, «родители нас будут ждать, а мы не придём», – как сказал один простой человек. День Победы без праздничного парада и встреч с ветеранами, быть может, последних встреч. Многие выходили в эту пасхальную полночь к святым источникам, к воротам закрытых церквей. Так к одной церкви пришли сотрудники администрации города, стояли с теми, кто ещё подошёл, молились. За это им был сделан серьёзный выговор от начальников.

Девятого мая из многих монастырей разошлись видеоролики, где монашеские хоры, как мужские, так и женские, исполняли песню «День Победы».

Сегодня русское общество в большинстве своём осознало себя христианским, так или иначе. Приходит понимание того, о чём сказал гений XX века Андрей Тарковский: «Мы духовно оказались менее развиты, чем материально. И мы за это расплачиваемся.

И если человечество погибнет, это произойдёт только потому, что процесс человеческого развития был не гармоничен, и от того, что человечество развивалось не в духовном смысле... Общение между людьми человек превратил в каждодневные мучительные влияния друг на друга, раздражающие, ненужные, болезненные.

Вместо того чтобы превратить эти контакты в наслаждение».

И вот ещё одно, очень важное предупреждение Тарковского, сделанное в 1986 году. Оно звучит, как завещание: «Что касается спасения, то в последнее время жизнь на планете наталкивает нас на ту мысль, что, может быть, действительно есть смысл спасаться персонально. Сейчас есть идея объединения против мирового зла и атомной бомбы. Но вы же видите, что могла наделать одна маленькая взорвавшаяся станция. А если их будет десять? Может быть, вся драма нашего будущего заключается не столько в войне, сколько в постепенном уничтожении экологической ниши существования человека. И без войны мы задохнёмся в этой среде. Поэтому проблема творчества и спасения в наше время становится более чем актуальна. Важно успеть».

Поразительно, но этот, как многим казалось, элитарный художник, интеллигент времён «оттепели», прекрасно знал Библию. И теперь, когда современные геополитические события часто наводят нас на мысли о конце света, пронзительно звучат слова Тарковского: «Пожалуй, Апокалипсис – это самое великое поэтическое произведение, созданное на Земле. Инспирированное свыше, это феномен, который выражает, по существу, все законы, которые поставлены свыше перед человеком».

О своей картине «Жертвоприношение», которая снималась в Швеции, режиссёр говорил, что она – «о личной ответственности человека перед лицом событий, которые на него надвигаются стремительно и неизбежно». Она «о личном участии в тех событиях, которые мы перепоручаем тем, кого называем политиками, профессиональными людьми, которые специально занимаются программированием нашего будущего, взаимоотношениями между странами, общественными категориями, слоями общества».

Тарковский не перепоручал. Он выстраивал собственную схему спасения. Она вся – в его фильмах и записанных на видео монологах. И она напрямую обращена к нам. Ведь «грядущее свершается сейчас» (Арсений Тарковский).

«Если б меня спросили, в чём вы видите надежду для будущего, я сказал бы, что только в России, несмотря ни на что, – говорил Андрей Арсеньевич. – Конец цивилизации может наступить даже раньше, чем упадёт первая бомба. Это произойдёт тогда, когда умрёт последний человек, который верит в Создателя…».

И далее подчеркнул: «Цивилизация без духовности, без веры в бессмертие человеческой души не более как собрание животных. Это уже не цивилизация. Это уже конец, закат. И в этом смысле я в России вижу гораздо больше признаков какого-то духовного возрождения, чем здесь, на свободном Западе».

Отрадно, что мы не одиноки в сегодняшних своих переживаниях. «Наши мёртвые нас не оставят в беде» (В. Высоцкий). По-моему, наступило время вглядеться в себя, вернуться к тем сокровищам мысли, которые нам оставили наши соотечественники. И пусть эти опорные точки мысли станут фундаментом для восстановления необходимого культурного пространства.