Под знаменами НАТО

Итальянский аналитик Франческо Галофаро в статье под заголовком «Польша и новые крылатые гусары под знамёнами НАТО», опубликованной на днях на сайте издания L’Antidiplomatico, указывает, что, несмотря на экономический упадок, «Польша не стремится к диалогу или к мирному и быстрому решению, а находится во главе коалиции явно русофобских стран, которые подталкивают НАТО и ЕС к дальнейшему разжиганию эскалации, создавая одновременно трудности для франко-германской оси, которая до сих пор имела господство над Евросоюзом».

Из всех восточноевропейских стран Польша, замечает автор, была страной, в которой зафиксировано самое бурное экономическое и социальное развитие. В 2000-х создавалось впечатление, что в стране идет одна большая стройка: тут новая эстакада, там многоэтажная автостоянка и мегамолл, а громадные небоскребы с изогнутыми зеркальными стенами заменили монолитные дома сталинской эпохи.. Польша, пожалуй, единственная страна Варшавского договора, в которой либерализм, laissez-faire, безналоговые особые экономические зоны фактически дали взрывной рост.

В период 2005-2022 годов ВВП на душу населения в Польше удвоился с 8 до 16 тысяч долларов. Заработная плата неуклонно росла на 5% в год, точно в соответствии с темпами роста страны, в то время как уровень инфляции стабильно оставался на уровне 0%. Уровень безработицы также снизился с 20% в 2005 году до 12% в период с 2010 по 2015 год, а затем снизился до нынешних 5%.

И вот теперь с момента начала военных действий на Украине годовой темп роста ВВП Польши за несколько месяцев рухнул с 8% до 0%. Инфляция подскочила почти до 20%, установившись на уровне 12% в последние месяцы.

Объясняя причины произошедшего экономического коллапса, как он сам называет происходящее в этой стране, Галофаро пишет, что Польша представляет своего рода «ворота в Восточную Европу» (или, проще говоря, хаб). Через Беларусь и Украину проходила одна из железнодорожных инфраструктур ОПОП (инициатива «Один пояс, один путь»), благодаря чему Европа обменивалась товарами с Китаем. Однако эта ее роль теперь подорвана. Польша, указывает автор, проводит политику конфликта с Россией даже в ущерб собственной экономике.

А кроме того, в первые месяцы конфликта в Польшу перебралось более 3 миллионов украинских беженцев. «Из моноэтнической, монорелигиозной и моноязычной страны Польша за несколько месяцев превратилась в плавильный котел культур, языков и религий; рынки жилья и аренды взлетели до небес; многие беженцы, не являясь экономическими мигрантами, не приспосабливаются ни к какой работе, умножая возможности конфликтов внутри социальных классов».

Аналитик при этом указывает, что на самом деле и раньше далеко не все было гладко, несмотря даже на громадные вливания в польскую экономику с Запада. По его мнению, быстрое экономическое развитие страны сопровождается огромными диспропорциями между городом и деревней, между центром и периферией. Клерикальные правые воспользовались полным отсутствием социальной политики и перераспределения доходов, чтобы победить либералов: они правят без перерыва с 2015 года просто потому, что поддерживают рождаемость семейными пособиями, давая место социальным классам, обедневшим в результате глобализации, нанося ущерб росту и не меняя основных либеральных принципов экономической политики. Однако эта экономическая модель, которая без проблем пережила ипотечный кризис, была сметена российско-украинским конфликтом в 2022 году, что породило ряд неопределенностей в отношении будущего страны.

«В Польше, — констатирует Галофаро, — проживает около 40 миллионов человек, но, несмотря на стремительный когда-то экономический рост, это страна все еще, в значительной степени, слаборазвитая и отмеченная большими социальными контрастами».

Анализируя причины нынешнего махрового-русофобского курса Варшавы, автор статьи пытается объяснить это особенностями ее истории и польского национального характера. Он указывает на укоренившийся в стране «миф, согласно которому историческая миссия Польши состоит в том, чтобы стать оплотом европейской цивилизации против внешних угроз, исходящих из Азии и исламского мира. В этом мировоззрении Украина до сих пор рассматривается как неотъемлемая часть Речи Посполитой XVI века. Помимо ностальгических польских народных песен о красавицах, населяющих зеленую Украину, украинцы на протяжении веков были крепостным населением, которое содержалось в невежестве и эксплуатации со стороны польской знати».

Польское государство, замечает Галофаро, смогло утвердиться на протяжении столетий только за счет германского и русского культурного пространства. В связи с этим можно упомянуть две великие битвы и их символическое для поляков значение. В Грюнвальдской битве (1410 г.) Польское королевство подчиняет себе теократическое государство тевтонских рыцарей, которому суждено было после протестантской реформы превратиться в прусское государство. В битве при Клушине (1610 г.) победоносные польские войска вошли в Москву и навязали русским боярам польского царя.

Миф о Великой Польше, очевидно, родился уже после ее исчезновения и передавался из поколения в поколение, прежде всего, посредством литературы. В 1800-х годах Польское государство было расчленено и разделено между Россией, Австрией и Пруссией. А в XIX веке миф о Великой Польше был построен в исторических романах, таких как «трилогия» Генрика Сенкевича, лауреата Нобелевской премии по литературе 1905 года.

Польская культура также унаследовала миф о кресах. Этот термин обозначает, в частности, потерянные земли Западной Украины и, в более общем смысле, Литвы и Белоруссии. Эти земли дали Польше своих величайших писателей, от Адама Мицкевича (родился в Новогрудке, сегодня в Беларуси) до Бруно Шульца (родился и жил в Дрогобах, сегодня на Украине).

«Таким образом, польское культурное пространство спроецировано на восток: Польша думает об Украине так же, как западные страны относятся к своим бывшим колониям», — отмечает Галофаро, указывая при этом, что поляки рассматривают сегодня украинцев, как «надежных и верных солдат, которых можно использовать в конфликте против своего исторического врага», т.е. России.

Польша — страна, почти полностью лишенная естественных препятствий; на протяжении всей его истории ее равнины пересекали всевозможные армии, ее города несколько раз стирались с землей, а на протяжении столетий ее политические границы постоянно менялись. В конце Второй мировой войны, например, она потеряла Львов и Вильнюс на востоке, присоединив к себе Штеттин и Вроцлав на западе.

Польша оказалась между двумя фронтами, поэтому основной ориентир польской внешней политики состоит в том, чтобы избегать слияния интересов России и Германии, считает Галофаро, именно этим объясняя нынешнюю ориентацию Польши на США.

Польская культура считает себя границей и оплотом Европы. В качестве границы она на протяжении столетий «выбирала» культурный центр: в позднем Средневековье это была Германия средневековых коммун; в раннем Возрождении — Италия; в наше время — Франция; сегодня она выбирает Соединенные Штаты Америки в соответствии с историческим направлением своей внешней политики. Она стремится утвердить свое существование, пытаясь предотвратить слияние германских и русских интересов, что ею рассматривается, как внешняя угроза.

В этом ключе сегодня Польша представляет себя лидером Центрально-Восточной Европы, модернизируя геополитические формулы, вдохновленные мифом о Литовско-Польской Конфедерации, великом государстве, господствовавшем в Центрально-Восточной Европе между XIII и XVIII веками.

В этом свете в нынешнем конфликте между Украиной и Россией Польша возглавляет русофобские страны НАТО еще и с целью оспорить гегемонию Германии над ЕС с военно-политической точки зрения. Эта особенность польской внешней политики носит структурный характер.

То есть она не зависит от нынешнего клерикально-консервативного большинства, находящегося у власти, вплоть до того, что даже вступает в некотором роде в противоречие с проектом европейских консерваторов во главе с премьер-министром Италии Джорджией Мелони, стремящейся заменить социал-демократов, стоящих у руля Европейского союза.

Галофаро выражает сомнение, что Польша сможет противостоять своему экономическому упадку, росту напряженности из-за присутствия на ее территории трех миллионов украинских беженцев, которых она приняла, «обнищанию и кровотечению, вызванными затянувшимся российско-украинским конфликтом».

Можно ли согласиться с таким анализом, сделанным в отношении Варшавы — нынешнего лидера русофобии на старом континенте, которую не без оснований именуют «гиеной Европы»? Сегодня в общих чертах, безусловно, да. Но вот что хотелось бы добавить. В 80-х годах я бывал в социалистической тогда Варшаве в составе делегации советских журналистов. И был поражен тем теплым приемом, которым нам тогда оказывали во время многочисленных встреч с представителями польской интеллигенции. Нигде члены делегации не встретили ни малейшего проявления русофобии. Как же могло все так измениться за сравнительно короткий исторический срок?

А так же, как и сегодня на Украине. Кто совсем недавно мог предполагать, что с ней мы бу дем воевать? И что эта война будет идти с таким яростным ожесточением? Чем все это можно объяснить? А тем, что при помощи тотальной пропаганды, извращения истории, при помощи лжи и обмана легко можно переформатировать сознание целых народов. Что и сделали враги России. Это — жестокий урок для нашей страны, где мы совсем недавно, как в святцы верили в незыблемую «дружбу народов». Польские новые «крылаты уланы» сегодня, как и в XVII веке, снова готовятся ринуться на Москву, но уже под знаменами НАТО.