Историческое лицемерие

Как известно, правительство Португалии объявило о том, что не намерено компенсировать никому ущерб, связанный с колониальным прошлым страны и ее активным участием в работорговле.

Вопрос начали активно обсуждать после того, как португальский президент Марселу Ребелу де Соуза в ходе общения с иностранными корреспондентами сказал, что официальный Лиссабон должен «полностью признать ответственность» за преступления прошлого, включая грабежи и массовые убийства.

Заявление португальского лидера спровоцировало оживленную общественную дискуссию. Министр расового равенства Бразилии Аниэль Франку даже потребовала от Португалии «конкретных действий» в подтверждение слов президента. Однако в правительстве Португалии поспешили расставить все точки над i, подчеркнув, что платить никому ничего не собираются.

«Для каких-либо конкретных действий по этому вопросу не было и нет никаких процессов или программ», — отметили в кабинете министров.

Вместо конкретных компенсаций члены правительства обещают своим бывшим колониям «углублять взаимоотношения, уважать историческую правду». А отдельные политики даже призывают парламент на всякий случай издать резолюцию, осуждающую и без того обтекаемые высказывания главы государства. 

Со стороны португальских элит столь агрессивное нежелание говорить на «неудобные» темы выглядит достаточно аморально. Ведь именно Лиссабон в свое время был «застрельщиком» европейского колониализма и работорговли. 

Вытянутая узкой полоской земли вдоль атлантического побережья, Португалия была одной из наиболее склонных к мореходству европейских стран. Причем эту склонность португальцы довольно быстро научились использовать не только для безобидных торговых экспедиций и рыбной ловли. Уже в первой половине XV века они занялись захватом заморских колоний и работорговлей.

Первым шагом в экспансии за пределы Пиренейского полуострова стал захват в 1415 году города Сеута в Северной Африке. Несмотря на то, что из-за конфликтов с мусульманскими соседями город нельзя было полноценно использовать для проникновения вглубь континента и торговых предприятий, португальцы от колонизационных устремлений не отказались. Главным покровителем, как исследовательских, так и захватнических экспедиций, стал сын короля Жуана I Генрих (получивший впоследствии прозвище Мореплаватель).

Открытие и заселение необитаемых ранее Азорских островов и Мадейры были вполне безобидны. Чего нельзя сказать о дальнейших предприятиях подручных Генриха. В 1434 году португальцы обогнули мыс Бохадор (современная Западная Сахара) и двинулись на юг вдоль атлантического побережья Африки. В 1441 году Нино Тристан и Антонио Гонсалвес захватили в Мавритании двенадцать местных жителей, которых они сделали рабами и подарили Генриху Мореплавателю. Пять лет спустя португальский отряд напал на поселение, находящееся на западном побережье Экваториальной Африки. В результате этого набега были угнаны в рабство 165 мужчин, женщин и детей. Многих местных жителей нападавшие убили.

В 1445 году португальцы основали факторию на острове Арген у берегов Мавритании. Еще пару десятилетий понадобилось им для того, чтобы добраться до Гвинейского залива и островов Зеленого Мыса. В 1488 года Бартоломеу Диаш, пройдя вдоль всего западного побережья Африки, смог обогнуть континент с юга. 

По мере открытия новых земель, португальские купцы и работорговцы основывали новые прибрежные форты. Еще до начала XVI века из Африки на Пиренейский полуостров были вывезены не менее 50 тыс. невольников. Их использовали в качестве домашней прислуги, а также — заставляли работать в рудниках и на плантациях. 

Сначала португальцы сами совершали набеги на африканские селения, однако со временем они пришли к тому, что рабов выгоднее покупать у местных монархов, ведущих войны между собой.

В конце XV века в Лиссабон завозили по 2 тыс. рабов в год. В стране работала занимавшаяся торговлей невольниками королевская компания Casa da Guiné, а также сеть работорговцев, осуществлявших «оптовые» и «розничные» сделки. Современники писали, что продажа невольников была организована также как торговля лошадьми.

Считается, что в середине XVI столетия рабы составляли не менее 10% населения Лиссабона. Каждый горожанин, занимавший значимое положение в обществе, должен был иметь, как минимум, одного невольника.

Еще в 1494 году между Испанией и Португалией был подписан Тордесильясский договор о разделе мира за пределами Европы. Лиссабону «отошли» Африка, большая часть Азии и восточное побережья Южной Америки. После того, как Васко да Гама открыл морской путь в Индию, португальские фактории появились в Южной и Восточной Азии. Кроме того, Португалия все активнее проникала в Африку и приступила к захвату Бразилии. Только территории, контролируемые Португалией в Анголе и Мозамбике, были сопоставимы по площади со всей Западной Европой.

Источником невольников, наравне с Африкой, для португальцев на некоторое время стали также Япония, Китай и страны Юго-восточной Азии. Местных женщин они часто покупали, чтобы превратить в наложниц или проституток. Только в конце XVI-начале XVII веков власти Португалии запретили торговлю китайскими и японскими рабами из-за политических осложнений с местными властями. Однако за африканцев заступиться было некому.

В XVI столетии «благородная» португальская знать освоила новый бизнес — «производство» детей на продажу. Физически здоровых рабов и рабынь использовали как «племенной скот». Дети невольниц официально принадлежали хозяевам женщин. Их отбирали у матерей и продавали.

Рабов, вступавших в отношения «не по плану» своих владельцев, жестоко избивали.

Со второй половины XVI века португальцы начали массово отправлять африканских рабов в Бразилию, где их использовали в сельском хозяйстве и при добыче полезных ископаемых. Кроме того, после создания в 1580 году Иберийской унии португальские торговцы живым товаром активно снабжали рабами испанские колонии в Америке. Картахена, Веракрус, Буэнос-Айрес и Эспаньола принимали невольников, вывезенных преимущественно из Анголы. 

Постепенно конкуренцию Португалии в торговле людьми начали составлять Великобритания, Франция и Голландия. Однако большую часть эпохи существования трансатлантической работорговли позорное лидерство в ней удерживали именно португальцы. 

По оценкам историков, португальские работорговцы вывезли из Африки почти 6 млн человек. При этом, считается, что на каждого африканского невольника, достигшего берегов Америки, приходилось пять человек погибших в ходе захвата пленников, транспортировки их на побережье, ожидания кораблей работорговцев и пересечения Атлантики. Только из тех, кто попадал на суда, в ходе плавания через океан умирали от 10 до 30%.

На кораблях рабов везли в страшной тесноте и антисанитарии. Их держали закованными, из-за чего они вынуждены были испражняться под себя. Кормили невольников из общих ведер — зачастую пищей, провоцирующей запоры, чтобы за ними меньше нужно было убирать. Рабынь подвергали изуверскому насилию. Живых людей часто подолгу держали прикованными к мертвым.

На Бразилию и другие колонии Лиссабона в Западном полушарии приходилось почти 40% всего потока рабов, которых привозили в Америку. До 1820 года число порабощенных африканцев, перевезенных через Атлантику в Новый Свет, в три раза превышало число европейцев, достигших берегов Северной и Южной Америки. На тот момент это было крупнейшей в истории человечества океанической миграцией.

Положение невольников зависело от личных качеств их хозяев. Но для большинства из них оно было крайне тяжелым. Из рабов «выжимали» все, что могли, на плантациях и в шахтах. За любые провинности невольников наказывали гораздо более жестоко, чем свободных людей. Ранившего своего хозяина раба казнили, напавшему на владельца без причинения ущерба — отрубали руку. Беглых невольников пытали до тех пор, пока те не признавались, кому они принадлежат. Восстания рабов топились в крови. Для осуществления контроля над невольниками торговцы и хозяева проявляли садистскую изобретательность. В португальских колониях широко использовались специальные «утюги» для клеймления рабов.

Ограничение рабства в европейской части Португалии началось в 1761 году. Однако полностью ликвидировано в империи в целом оно было более чем через сто лет — в 1869-ом. В Бразилии, которая стала фактически независимым государством в 1822 году, рабство сохранялось до 1888-го.

Многие из владений Лиссабона были «перехвачены» другими европейскими державами, но в целом колониальная империя Португалии, включавшая Анголу, Мозамбик, Гвинею-Биссау и Острова Зеленого Мыса существовала до 1970-х годов. Права коренного населения в ней были крайне ограничены.

Труд рабов на плантациях и добыча в колониях полезных ископаемых (в первую очередь золота) долгое время были важной составляющей экономического благополучия Португалии. Ученые подсчитали, что значительная часть дохода любого жителя метрополии, например, в XVIII веке «зарабатывалась» на самом деле в заморских владениях страны. Сливки с выкачки ресурсов из заморских владений в первую очередь снимала знать и торговая элита.

Даже после своего освобождения, рабы, не имеющие средств к существованию, орудий производства и профессионального образования, были обречены на нищету, которую они «передавали по наследству» своим детям, внукам и правнукам. Многие из потомков этих несчастных до сих пор живут в трущобах и перебиваются случайными заработками.

Никто не предлагает властям Португалии инициировать абсурдные меры, вроде тех, которые внедрялись на фоне выступлений движения BLM в США — целовать ноги темнокожим на улицах или вводить квоты для меньшинств в ВУЗах и советах директоров компаний. 

Однако с учетом непростой истории страны, то, как грубо ее правительство отмахивается от вопросов компенсаций, выглядит просто недостойно. Особенно в сочетании со стремлением политиков «заработать очки» с помощью демагогии, замешанной на псевдораскаянии. 

В наше время существует масса инструментов, которые могут позволить стране помочь потомкам пострадавших — например, выделение образовательных грантов или запуск реально работающих программ поддержки экономического развития. Такие меры — это не попытка откупаться от потомков жертв подачками, а предоставление пострадавшим народам и социальным группам «удочки», которая будет их кормить в будущем. Однако вместо этого западные политики предпочитают заниматься пустым словоблудием, рассуждая об «ответственности» и «углублении взаимоотношений». Так ведь гораздо проще.