Наголливудили…

И вот оно нежданно-непрошенное «новое кинопрочтение» знаменитого классического романа Владимира Богомолова «Момент истины». Признаюсь, опасался идти на сеанс. Предполагал, что ничего хорошего не увижу. Но не думал, что до такой степени – «ничего хорошего»!
В подобных случаях Станиславский говорил – «не верю!» Полагаю, что в еще большей степени был бы потрясен сам Владимир Богомолов, если бы дожил до этой премьеры.
Попытаюсь отойти от шока, и найти спокойные веские слова…
Первое, что важно отметить: убито главное, против чего протестовал Богомолов еще при жизни, еще при просмотре ленты Пташука: эвристика интеллектуального поиска, логика совокупных умов, догадки, ошибки, открытия и, наконец, вспышка момента истины! Это не просто и в книге прописать, еще сложнее экранизировать ход совокупной мысли. Но, судя по шедеврам мирового кинематографа, да и отечественного тоже – возможно. Здесь же, в «Августе», в новом киноварианте этот очень важный нерв романа многократно разорван и лишь местами обозначен в виде недосказанных обстоятельств.
Знаю роман почти наизусть, но даже мне при этом было трудно понять, что же происходит на экране, из-за чего так мельтешат (мельтешат в прямом смысле слова, характеризуя низкую профессиональную работу оператора, который, заучив, что «кино – это движение», мотает свою бедную камеру налево и направо), повторюсь, невозможно понять логику сценариста, который выстраивает логистику поиска группы Алехина, по своему разумению, очень упрощенному, отрывочному. Непонятно, откуда и как взялась малая пехотная лопатка (а именно она ключ к главной цели поиска!). Или какую роль сыграли «горькие огурцы», находка которых Таманцевым просто обозначена без всякого развития?
Ради чего убрали из сценария такую колоритную фигуру, как горбун Свирид? Это же своего рода живой ключ к поиску шпионской рации, это колорит сорок четвертого года, белорусской глубинки. Что с ним сотворили! Если он и засветился на нынешнем экране, я его не заметил, не узнал, не понял…
А колоритная пани Гролинская? А фактурный председатель сельсовета Васюков?
Помимо множества разных факторов, которые создают достоверность кинодействия, его восприятие, весьма важна местность, в которой ведутся киносъемки. У Пташука были сняты те самые места, которые Богомолов описал в романе, там ощущалась настоящая Беларусь, ее подлинные леса и деревни. И никакой карельской тайгой с ее валунами, где снимался «Август», не подменить Шиловический лес, и никакие городские ландшафты, снятые в калининградской области не заменят неповторимые улочки Лиды, ее вокзала.
Не ищите в романе якобы кодовой фразы – «Лангобарды вышли из леса». Ее придумал киносценарист для условного сигнала немецким окруженцам идти на захват Лиды.
Наступление «лангобардов» на Лиду – это уже насилие не только над текстом романа, но и над военной историей, ее беспардонное искажение. Никогда не было немецкого прорыва под Лидой. Лида никак не мешала уходить немцам на запад, не было у них никакой военной необходимости штурмовать город, наводненный войсками, где располагалась база авиационного корпуса.
Все это фикция чистой воды , чтобы облегчить задачу сценариста да и режиссеров тоже. Видимо, рассуждали так: зрителю будет проще понять, что происходит – немцы прут на Лиду, как в 41-м, а наши обороняют город, как Брестскую крепость. Классика жанра – война и немцы, и, ура! мы побеждаем. Но это же уровень доперестроечного пятиклассника! Ведь речь идет не о сорок первом, а о предпобедном сорок четвертом!
Одним махом стирается в «Августе» стратегический характер оперативного поиска СМЕРШа. Убрали Кремль, верховное главнокомандование, убрали Сталина, иссекли главный нерв напряженности действия.
Никто не требует абсолютного следования за словом автора, хотя существует опыт удачных экранизаций, опыт деликатной работы со словом. Но перекраивать судьбы героев, втюхивать им слова и фразы, которые они никогда не произносили, менять ход событий, навязывать свой финал в виде грандиозного побоища под Лидой – все это кощунственная работа, весьма топорного характера.
И никакие ссылки здесь на то, что «я так вижу» или «зрителю будет проще понять» никак не прокатывает. Да у кино свои законы, и любое литературное произведение трансформируется, приобретая экранную форму. Трансформируется, но не переиначивается, не перелицовывается, не переколпачивается…
В сложном положении оказались и артисты, которые должны были представить великолепную… нет не семерку, а троицу наших героев – капитана Алехина, старшего лейтенанта Таманцева и гвардии лейтенанта Блинова. Три замечательных характера, три очень разных личностей. Но в новом фильме Таманцев и Блинов даже внешне трудно различимы. Как тут не вспомнить мастерскую игру Галкина и Колокольникова в ленте Михаила Пташука?!
Понятно, что Безрукову ни в коей мере не хочется повторять то, что создал в образе Алехина Миронов. И в этой творческой нерешительности (что делать, кого и как играть?) он и пребывает почти в каждом эпизоде. Он прекрасно понимает, что образ его героя уже создан предшественником, и создан так, что Миронова уже не переиграть. И любые поновления не в тему. К тому же возраст артиста скорее генеральский, чем капитанский. И мастерство гримера не в силах это скрыть…
Весьма невнятна в сценарных перипетиях и драма дочери капитана Алехина, она лишь обозначена и проходит стороной.
Наголливудили авторы «Августа» и с ролью Таманцева, он славный малый, но никак не соотносится с предписанным ему образом «чистильщика-скорохвата»; и все, что Нео-Таманцев выделывает в экранных схватках, смотрится, как балаганное трюкачество. Стреляют в «Августе» очень часто – упоительно и бестолково. Много эффектной пальбы, оно и понятно – как же блокбастеру обойтись без стрельбы?
И опять же только желанием упростить сюжет, облегчить зрительское восприятие (желание благое само по себе) можно объяснить (но не оправдать) подмену трагического образа помощника коменданта капитана Аникушина, комической фигурой сержанта Хижняка, который возникает то в погонах рядового, то с нашивками сержанта. Но не в этом суть. Главное, что такая рокировка никак не соответствует замыслу Богомолова, показать психологическое единоборство Алехина с матерым диверсантом Мищенко (взятым, кстати говоря, из реальной жизни – Грищенко)
Ну, упростили ключевой эпизод, забыв, что иная простота хуже воровства.
А был ли у этого фильма военный консультант? Или на нем сэкономили? Право, зря! Для такого сложного материала специалист, знающий армейские реалии конца войны, а также специфику контрразведывательной работы просто необходим.
Азбучная истина войны – со всех арестованных СМЕРШем сразу же снимали погоны. А здесь на экране изловленные диверсанты щеголяют в полном блеске офицерских погон. Или такая придуманная сентенция:
«А зачем мы снимаем погоны в своем тылу?» – Спрашивает новичок Блинов у бывалого Таманцева.
«А для того, что если тебя убьют, враг не смог бы воспользоваться твоей формой!» Зловеще и вроде бы в тему, на самом деле это не больше, чем «пужалка» для публики. Богомолов в романе не раз объяснял, что погоны «чистильщики» снимают для конспирации своих действий, чтобы не «светиться» среди гражданского населения, не привлекать внимания. А уж орденов и погон, равно как и мастерски исполненных документов у диверсантов хватало.
Еще одна «мелочь»: след на ветке от антенного тросика? Видел ли его кто-нибудь из создателей фильма таким, каким он есть на самом деле? Это едва заметный пропил на коре орешника (по роману), а не след пилы, истекающий сосновой смолой (по фильму)
Как-то Владимир Богомолов посетовал: «Мне фатально не везет с режиссерами. Ни один из них ни одного дня не служил в армии, и знает военную жизнь только по своим понятиям или дурным анекдотам». В этот раз ему в очередной раз не повезло с кинематографистами. Фатально не повезло!
В жизни Владимира Осиповича Богомолова был факт попытки реального воровства рукописи, бандитский налет в подъезде.
– Свой последний бой я принял 11 февраля 1993 года. – Богомолов рассказывал эту историю с большой неохотой. – Возвращался от машинистки с кейсом, в котором лежала рукопись новой вещи. Вместе со мной в наш подъезд вошел парень лет двадцати пяти, высокий, спросил изменённым голосом – «Какой номер дома?». Я ответил – «Шестой». Недолго думая, тот ударил меня кастетом. Хорошим импортным кастетом – обтянутым кожей под цвет руки. До удара я успел нажать кнопку звонка и зажечь свет. Парень нанес мне ударов шесть. Разница-то в возрасте все же немалая – ему 25, а мне 67. Крепкий парняга… Не качок, но атлетически сложен. Бил в основном в голову, в лицо. Потом, прямо у него из-под руки второй гад появился. У него был кастет типа «Петушок» – со стальными шипами, и он тоже начинает меня молотить. Первый пытается выхватить мой кейс. Но держу цепко – там ведь не деньги, там мой труд. Смотрю – наружная дверь у нас застекленная – там еще двое появились, но в подъезд не вошли, а стоят и наблюдают за переулком – не идет ли кто. Налетчик ухватился за кейс обеими руками, рвет на себя. Я прижат спиной ко второй входной двери. Изловчился и с силой ударил его ногой в правое бедро. Он отлетел так, что наружная дверь приоткрылась и я услышал, как один из двоих, стоявших на стреме, что-то коротко бросил ему – что именно, не запомнил, такое состояние, что уже не фиксировалось ничего. Главное, что оба нападавших мгновенно исчезли. Да, там такая деталь еще. В подъезде у нас нечто вроде каптерки или дежурки есть, в ней находился сосед, здоровый мужик лет 45. Он со страху умчался на лифте на самый верх. Оба лифта были загнаны наверх. Я вызвал кабину, пока она шла, у меня под ногами лужа крови образовалась, много сосудов было перебито… Я поднялся на свой этаж, позвонил в дверь и говорю – «Рая, только не пугайся…» Снял куртку, мохеровый шарф был насквозь пропитан кровью…
Прошло 27 лет… И вот снова налет – на сей раз на покойного писателя, у него выхватили не рукопись даже, а текст готового, и давно ставшего мировой классикой, романа, взяли и истерзали его по собственной прихоти, по мелкому разумению, прикрываясь лукавой формулой – «по мотивам романа», «это новое – современное! – прочтение», «я так вижу». Ну и видьте себе так, как это видится только вам, но не навязывайте свое бредовое видение миллионам зрителям. Это все равно, что распространять свои вирусы в сообществе людей, лишенных масок.
Невозможно представить, что где-нибудь в Третьяковке или в Лувре подходит к мировому шедевру художник, достает кисти и начинает перерисовывать, дополнять картину, объясняя всем, что он так видит, что он придает полотну современный вид, что это «актуальное прочтение»… Выведут, отнимут кисти, сдадут в полицию.
Книга, пьеса, кинофильм – все это не что иное, как интеллектуальная собственность писателя, драматурга, режиссера. А есть ли у нас закон об охране интеллектуальное собственности или скажем так – по сбережению классического общенационального наследия? Наверное, есть. Но прописан, скорее всего, чисто декларативно. А применялся ли он хоть раз?
В данном случае, он вполне применим. Иначе, мы не раз еще столкнемся с кощунственным терзанием нашей классики, нашего золотого фонда, нашего наследия. И что за наследники, которые не могут противостоять мародерам от искусства? А наследники – это все же мы…
Чем отличается грабеж убитого воина, от «креативной переработки» произведений ушедшего из жизни писателя? В данном случае – почти ничем.
Хочешь снять триллер-блокбастер – пиши сам сценарий уровня классического произведения, на которое ты посягнул! Но ведь намного проще (и прибыльнее) взять ножницы, обкорнать готовый текст, а потом связать фрагменты незамысловатыми связками. Фактически это форма литературного паразитизма.
Тем более обидно, что в создании фильма участвовали такие известные, талантливые деятели искусств как Сергей Снежкин (сценарий), Никита Высоцкий и Илья Лебедев (режиссеры), Анатолий Максимов, Константин Эрнст, Виктория Демидова (продюсеры).
Николай Черкашин – журналист, писатель-маринист, автор исторических расследований, советский офицер-подводник.