И это школа XXI века?

Нашумевший проект Германа Грефа «Школы XXI века», который обещает «возможность бесплатно получить образование мирового уровня в сфере IТ» и кампусы которого уже открыты в Москве, Новосибирске, Казани и Сургуте, на самом деле не более, чем франшиза, то есть право пользования брендом и бизнес-моделью французской Ecole 42, ставшей популярной на Западе. Это, увы, далеко не первый случай слепого западного обезьянничанья в России.

Понятно, что у Грефа нет никакого педагогического образования или опыта, зато есть партнеры из Стэнфорда и Йеля, из ООН и ЮНЕСКО. И «блестящая» идея клонировать проект французов, создав, как он сам говорит, школу будущего – без учителей, лекций, оценок, для поступления в которую не надо сдавать экзамены или предъявлять диплом. Просто не выпускайте из рук планшет с прописанными для вас алгоритмами, выполняйте все команды нейросети и будете очень «образованным».

Никто не спорит, что потребность в айтишниках сегодня очень высока, как в 40-е годы она была в строителях, в 50-е – во врачах, в 80-е – в физиках или в 90-е в охранниках и юристах. Значит ли это, что рынок труда сохранится таким же завтра? Не значит.

И дело тут даже не в том, что умопомрачение цифровизацией в школе и жизни временно, оно вполне способно породить проблему очередного потерянного поколения «после цифры». Тревожные звонки, которые «цифровизаторы всея Руси» пока не слышат, уже звучат. Вот о чем предупреждает британская газета The Economist: «Родители младших школьников встревожены тем, что их детей не просто поощряют, но и требую от них приносить ноутбуки на занятия. А университетские профессора жалуются на полную рассеянность внмимания в аудиториях, когда студенты обмениваются сообщениями вместо того, чтобы слушать лекции. На этом фоне целый ряд исследований показывает докомпьютерные преимущества в обучении: рукописного ввода. Исследования показали, что написание на бумаге может улучшить всё – от запоминания последовательности слов до лучшего концептуального понимания сложных идей».

Оказывается преимущества использования ручки или карандаша заключаются в том, что моторная и сенсорная память при переносе слов на бумагу закрепляет этот материал. Расположение букв на странице влияет на зрительную память: дети могут быстрее запомнить новое слово, которое они записали на уроке, скажем, французского, как находящееся в левом нижнем углу страницы, к примеру.

Одно из наиболее наглядных преимуществ письма от руки заключается в более качественном познании. В исследовании социологов Пэм Мюллер и Дэнни Оппенгеймера, проведенном в 2014 году, студенты, печатающие на машинке, записывали почти в два раза больше слов и отрывков из лекций дословно, что говорит о том, что они не столько понимали, сколько быстро копировали материал. Тогда как рукописный ввод, который занимал больше времени почти у всех студентов университетского уровня, вынуждая тех, кто ведет записи, обобщать идеи в своих собственных словах. Это как раз и способствует концептуальному пониманию того, что они записывают. Те, кто делает заметки от руки, также лучше справляются с тестами, причем этот эффект сохранялся даже тогда, когда студентам, печатавшим на машинке, было дано указание перефразировать материал своими словами. Инструкция оказалась совершенно неэффективной: студенты не столько понимали материал, сколько повторяли его, как попугаи.

Заметим, что американская школьная программа «Common Core», принятая в 2010 году, не требует обучения рукописному письму после первого класса (в возрасте шести лет). Но сейчас уже в половине штатов эта дисциплина введена снова. А несколько школьных образовательных систем в США вообще запретили ноутбуки.

Национальная учебная программа Англии тоже предусматривает обучение основам скорописи к семи годам.

Возвращение к бумаге и ручке, по большому счёту, гармонично развивает познавательные способности личности, а унификация процесса познания «цифрой», прямо говоря, плодит среднецифровую интеллектуальную серость. И если это поняли даже англичане с американцами, то почему мы-то сломя голову торопимся унифицировать своих детей?

Причем не только самозабвенно топим их в «цифре», лишая здорового интеллектуального становления личности, но и разрушая здоровье физическое. Российские медики не могли не заметить резкого падения здоровья детей в пандемию, когда они посидели на онлайн-образовании, видя вместо лица учителя экран монитора. Грефу и другим грефоманам не с руки обращать внимание на то, что чем выше уровень вложений в цифровую инфраструктуру школьной системы, тем хуже там успеваемость по математике. И опять-таки прозвучала эта тревога не у нас, а на международном круглом столе «Цифровая школа как "новая нормальность" – путь к деградации» из уст немецкого ученого Манфреда Шпитцера, профессора психиатрии Ульмского университета и директора центра нейронауки в Ульме. Он начал с самого простого: если ребёнок смотрит на близкорасположенные предметы, то фокусное расстояние до предмета постоянно находится далеко за своими пределами, и у растущего молодого организма развивается близорукость. Вожделенный мобильник ребёнок держит в руках в среднем почти 5 часов в день. А теперь присмотритесь к этим цифрам: в Европе близоруких молодых людей 30%, в Китае – 80%, в Южной Корее более 90%.

Китайцы – те мудрые неспроста. Обнаружив во время эпидемии коронавируса, что у детей стала быстрей развиваться близорукость, они наложили запрет на использование в школах смартфонов. Их нейропсихологи установили, что использование цифровых устройств часто приводит к агрессии, страхам, депрессии, понижению способности сопереживания, понижению уровня удовлетворённости жизнью и возникновению зависимостей.

Причем давно не секрет, что клиническая картина состояния полушарий мозга в зависимости от того, насколько часто человек пользуется смартфоном, почти полностью совпадает с состоянием мозга потребителя наркотиков.

А есть ещё и исследование статистики США по суицидам, которое проводилось в течение 7 лет. В нём участвовало 500 тысяч человек молодежи от 13 до 18 лет. Оно показало зависимость уровня повышения суицидов от времени нахождения человека в сети на 30% у мужчин и на 100% у женщин.

А теперь – поближе к школе: интеллектуальный уровень детей тем выше, чем меньше времени они проводят перед телевизором. А смартфон, даже если он просто лежит на столе рядом с ребенком, засоряет его внимание и сковывает его мышление.

И – опять-таки не у нас – исследования по проекту «Пиза», в которых было задействовано более 1 миллиона учащихся из 15 стран, показали обратную зависимость между объемами инвестиций в цифровую инфраструктуру школ и результатами учебного процесса.

Сравнивая данные за 10 лет учеников школ, исследователи обнаружили, что увеличение инвестиций в школьные информатизационные процессы обучения обратно пропорционально показателям успешности образования. Детям нужен учитель, а не компьютер. Живой человек со своим характером, чувствами, интеллектом.

Тогда и происходит между двумя живыми людьми процесс социализации одного из них – в науке, искусстве, культуре, что, собственно, и есть «процесс обучения» жизни, а не «цифровая школа», где учитель становится одной их функций компьютера, которую всегда можно просто отменить.

Вы заметили, как быстро пилотный проект по цифровизации школьного обучения «вырос» из отдельных регионов до повсеместного? И это уже когда дистанционное образование в пандемию обнажило катастрофические последствия, как для психологического, так и для физического здоровья детей. Ларчик «цифровой школы» открывается очень легко одним миллиардом рублей в год на ее содержание. А по данным Счетной палаты России всего с 2016 по 2021 год непосредственно на внедрение цифровых технологий в школы из федерального бюджета было направлено 71,8 миллиарда. Есть, что делить?