Элиты готовы капитулировать?

Главная слабость политики Запада по отношению к России состоит в том, что он не знает и не понимает нашу страну. За прошедшие четверть века, на фоне информационной открытости и экономической глобализации, на Западе не только не обрели нового, более глубокого знания, но утратили и то, что было: закрыли кафедры славистики, уволили ученых, перестали финансировать исследования. А без профессионального анализа никакая информация не даст понимания.

Главная сила политики Запада по отношению к России состоит в том, что он прекрасно знает и понимает нашу элиту. За прошедшие четверть века у нас сформировался господствующий слой, стремящийся во всем копировать западные нормы, воспитывающий своих детей за границей, видящий именно там свою духовную родину и свои практические ориентиры.

Действия Евросоюза и Соединенных Штатов по отношению к нашей стране, принимаемые их правительственными кругами решения, их стратегии - все это сегодня определяется, не в последнюю очередь, данным противоречием. Санкции и угрозы, на которые делается ставка в Брюсселе и Вашингтоне, не только не пугают население России, но, напротив, настраивают нас на куда более радикальный лад.

Поддержавшая антироссийскую кампанию Запада столичная либеральная интеллигенция в такой ситуации не только не укрепляет своих позиций, она полностью изолирует себя от общества, даже от тех его слоев, что год или два назад готовы были прислушиваться к ее аргументам.

На уровне экономической политики санкции тоже неэффективны. Кризис, нарастающий в России, не имеет к ним никакого отношения. Он вызревал - и прогнозировался - на протяжении целого ряда лет, и имеет совершенно внутренние причины. Вернее, порожден неолиберальной экономической политикой и попытками управлять страной по рецептам американских учебников. Он подготовлен политикой министерства финансов, не желавшем вкладывать деньги в модернизацию инфраструктуры и промышленности, выводившем миллиарды долларов валютной выручки из страны, чтобы «стерилизовать» экономику. Он усугублен вступлением нашей страны во Всемирную торговую организацию и нежеланием правительства защищать собственное производство. Он ускорился из-за падения цен на нефть, которое неминуемо должно было наступить в 2014 году, о чем за несколько лет до этого предупреждали многие эксперты: достаточно вспомнить публикации Сергея Глазьева и Василия Колташова за 2011-2012 годы.

В такой ситуации санкции и вынужденные ответные меры российского правительства, скорее, могли бы оказаться спасительными для экономики. Во-первых, они давали основания не соблюдать губительные для нас требования ВТО, уже нарушенные Западом в одностороннем порядке. А в перспективе ставили вопрос о выходе России из этой организации или приостановке членства в ней, чего второй год уже добиваются многие промышленники. Во-вторых, ограничивая импорт сельскохозяйственной продукции, контрсанкции открывали рынки для отечественных производителей, создавали перспективу для замещения импорта собственной продукцией. Наконец, в-третьих, новая ситуация создавала стимулы для пересмотра экономической стратегии и требовала выработки новых решений, поиска собственной стратегии национального развития.

Эти решения давно назрели объективно, и вполне осознанны большинством общества, но именно конфликт с Западом и санкции могли бы стать точкой перелома, когда потребность в переменах превратилась бы в практическое изменение курса.

Ничего подобного, однако, пока не произошло. Санкции не стали отправной точкой для пересмотра экономической политики. Напротив, превратились в своего рода алиби для правительства, фактор оправдания его беспомощности и бездействия, его прошлых и нынешних ошибок. Теперь можно спокойно повторять, что все делается правильно, и было бы замечательно, если бы не санкции.

Практические меры по импортозамещению и модернизации экономики не предпринимаются, развитие инфраструктуры по-прежнему ограничивается обсуждением нескольких сверхдорогих и сверхамбициозных проектов, которые ничего не дают провинциальной России, страдающей от элементарного бездорожья.

Переориентация внешней торговли на страны Азии и Латинской Америки происходит вынужденно и по минимуму, больше - по инициативе наших партнеров из этих стран, чем по нашей собственной. А, главное, российские правительственные деятели в лучшем случае готовы пользоваться возможностями на уже имеющихся азиатских и латиноамериканских рынках, не понимая, что эти рынки надо формировать, создавать, развивать, нужны долгосрочные комплексные стратегии сотрудничества, включающие технологические программы, обучение кадров, обмен информацией, политическое взаимодействие…

Но, что самое неприятное, внушая публике, что все наши проблемы происходят исключительно от санкций, правительственные чиновники, похоже, сами в это поверили. Вместо того чтобы воспользоваться санкциями как поводом, чтобы все поменять, они надеются добиться отмены санкций - в надежде, что это позволит им жить дальше, не меняя ровным счетом ничего.

На практике так, конечно, не получится. Но подобные иллюзии вполне закономерно обоснованы образом жизни, идеологией, культурой, а, главное, частными интересами нашей элиты. Если у вас деньги, родня, имущество — все за границей, если именно государства, оказавшиеся противниками России, воспринимаются вами как идеал порядка, демократии и «правильного» поведения, то неудивительно, что примирение любой ценой становится вашим главнейшим приоритетом.

На этом фоне вопрос стоит не о том, как эффективнее бороться, а лишь о том, как много мы готовы уступить. «Красная линия», безусловно - Крым. Отдать его невозможно. И не только по стратегическим, идеологическим или конституционным причинам, а просто потому, что этого население Крыма не позволит. Это, похоже, даже самые яростные «западники» в правительстве понимают, а потому «вопрос о Крыме» они готовы обсуждать, отодвигать на будущее, держать открытым, но все же не решать. В том смысле, как это «решение» понимают на Западе: в виде односторонней российской капитуляции.

Остаются другие вопросы, связанные с Украиной, с внутренней политикой, с ролью и возможностями либеральной оппозиции, представителей которой западные коллеги очень хотели бы видеть если не в Кремле, то, по крайней мере, в министерских креслах. Последнее пожелание, конечно, нелепо: сторонники либерального курса давно сидят на ключевых постах в правительстве.

Но это уже вопрос символических уступок: европейские и американские политики должны что-то предъявить своему общественному мнению. Коль скоро они сами рассказали своим гражданам про страшную диктатуру в России, нужны будут доказательства того, что эта диктатура сменилась на демократию. Поскольку расширение прав народа и доступа масс к власти никоим образом в данном сценарии не предполагается, остается лишь один единственный способ доказать торжество демократии: наделить нескольких хорошо известных демократов диктаторскими полномочиями.

Западный правящий класс прекрасно знает российскую элиту и прекрасно понимает, сколь сильное деморализующее воздействие на нее оказали санкции, особенно в той части, которая касается осложнения доступа к личной собственности за границей и поездок на европейские курорты. Это вам не вопрос об отмене электричек в какой-нибудь Вологодской области, тут затрагиваются личные интересы людей, которые твердо убеждены, что только они одни настоящими людьми и являются.

Потому что представление о массе народа как о пассивной «вате» - основа всей стратегии российского либерализма, как оппозиционного, так и правительственного. Именно на этой презумпции массовой пассивности и строится их концепция политических преобразований: достаточно сменить курс в столице, а остальные смирятся и выполнят то, что им «просвещенные господа» прикажут. Вопрос лишь в том, чтобы в Москве все получилось «как надо». Об остальном можно не задумываться.

А, между тем, население страны отнюдь не так пассивно, как кажется столичным чиновникам. Просто до поры большинство граждан России предпочитают не раскачивать лодку. По вполне понятным причинам: людям есть, что терять. И массы населения отнюдь не рвутся рисковать своим, трудно добытым, благополучием последних полутора десятилетий. Только беда в том, что дестабилизация идет сверху.

Лодку раскачивают правительственные чиновники - не только тогда, когда пытаются договориться с Евросоюзом об отмене санкций, но и тогда, когда проводят в жизнь всевозможные «оптимизации», убивающие образование, здравоохранение, науку, транспорт…

За все это, рано или поздно, придется платить. И политическая цена будет весьма высокой.

Раздражение накопилось. Но люди готовы терпеть до тех пор, пока курс власти хотя бы во внешней политике обозначает ориентацию на государственный интерес. В такой ситуации именно поворот в сторону Запада может оказаться спусковым механизмом политического кризиса. Это, более или менее, понимают в президентской администрации, но, судя по всему, совершенно не осознают в правительстве. И нарастающее расхождение мнений по этому вопросу становится основной осью политической борьбы ближайших месяцев.

Российские элиты ищут компромисса с Соединенными Штатами и Евросоюзом, не задумываясь о том, смогут ли они сохранить доверие собственного народа. Очень скоро они обнаружат, что ценой подобного компромисса может оказаться их собственная политическая гибель.

Борис Кагарлицкий - директор Института глобализации и социальных движений