Столетие
ПОИСК НА САЙТЕ
29 марта 2024

Окопное слово

Первая мировая стала главным событием в жизни целого поколения писателей с мировым именем
Татьяна Корсакова
28.04.2014
Окопное слово

Властителей умов – литераторов – во всяком случае, лучших из них, всегда волновала простая мысль: не случайно ведь в глубокой древности возникла заповедь «не убий!», ибо жизнь каждого человека – чудо, дарованное Богом; и остается только догадываться, почему Бог попускает войны, в которых гибнут даже не тысячи, а миллионы людей.

…Холодной зимой 1914-1915 годов, в самые лютые морозы, из Вятки в Казань за новым пополнением отправились в кибитке два военных представителя: прапорщик З. и прапорщик С. После обычных и сразу надоевших дорожных разговоров, после скуки поездки, длившейся уже сутки, С. вдруг выхватил наган и стал стрелять по фарфоровым изоляторам на телеграфных столбах. Это неприятно поразило З., и он весьма грубо велел спутнику прекратить. Прапорщик З. – Зощенко (на фото) – после войны стал писать. И вот что мы читаем об этом случае из биографии будущего писателя в его романе «Перед восходом солнца»:

«Я ожидаю скандала, крика. Но вместо этого я слышу жалобный голос в ответ. Он говорит:

- Прапорщик Зощенко… не надо меня останавливать. Пусть я делаю что хочу. Я приеду на фронт, и меня убьют.

Я гляжу на его курносый нос, я смотрю в его жалкие голубоватые глаза. Я вспоминаю его лицо почти через тридцать лет. Он действительно был убит на второй день после того, как приехал на позицию.

В ту войну прапорщики жили в среднем не больше двенадцати дней».

Таково первое впечатление будущего писателя от Великой войны.

Четверть века спустя началась другая кровавая, крайне кровожадная война. Считая себя едва ли не профессиональным военным, Михаил Михайлович Зощенко, к тому времени известный литератор, «ну очень смешной юморист», который очень нравился простому люду, победившему в революции, собрался воевать. Но годы и здоровье были не те, и он был отправлен в эвакуацию. И там, под сенью алма-атинских тополей, берез и урюка, Зощенко стал писать, наконец, главный роман своей жизни – «Перед восходом солнца», который полностью восстанавливает, на мой взгляд, его репутацию дворянина, сына художника и актрисы, умного, тонкого и ранимого человека. Да вспомните хотя бы описание этого одинокого мрачного путешественника в романе «Алмазный мой венец» Валентина Катаева, кстати, также орденоносного участника Первой мировой войны, Георгиевского кавалера: «Он смерил меня высокомерным взглядом своих глаз, похожих на не очищенный от коричневой шкурки миндаль, на смугло-оливковом лице…»; впрочем, через несколько минут после неловкого обмена взглядами два талантливых советских писателя подружились.

Первая мировая война не только ранила Зощенко и отравила его химоружием, которое только что начал применять противник. Она что-то изменила в сознании этого серьезного молодого человека.

Позволю себе догадаться, что виной тому было неотвратимое ввиду тесного совместного военного быта смешение классов и культур. Нет, никаких непреодолимых противоречий не возникло, они, офицеры и рядовые, в окопах жили дружно… И Зощенко стал писать впоследствии – но как будто не своим языком. Как будто только для тех, кто поймет, – для простых, как правда, товарищей по оружию. Словно надел на себя неотделимую от личности маску.

Михаила Михайловича еще с юности мучила депрессия, в которую война внесла свою ноту и лепту. И он, эдакий доморощенный фрейдист, решил вспомнить всё – и найти-таки причину своей душевной боли, чтобы излечиться. Эпизоды Первой мировой войны – одни из самых сильных в его поздней книге. Роман «Перед восходом солнца» переживет века.

Война и последовавшие за ней русские революции прошлись не только по Михаилу Зощенко. Взять наугад еще трех начинающих, впоследствии знаменитых литераторов – Михаила Булгакова, Юрия Олешу и Пантелеймона Романова, не имевших, впрочем, по разным причинам прямого отношения к боевым действиям на «германской» войне. Но атмосфера войны была им хорошо знакома. А уж революцию-то и последующее молниеносное перемешивание людей с разными воззрениями и культурным опытом в одном подъезде, на одной коммунальной кухне они пережили сами. И вследствие этого, так же, как Зощенко, вынужденно вступили в интимнейшие отношения с самой веселой музой Греции – музой комедии, Талией. Булгаков, сын богослова, в своих чуть с перцем репортажах из Москвы краснокаменной умело переплавлял в иронию естественную оторопь интеллигента перед новыми временами. Романов, потомок обедневших дворян, стал столь же наблюдательным и ироничным бытописателем новой городской, да и новой деревенской жизни. Шляхтич Олеша – тот вообще превратился в Зубило, популярного фельетониста «Гудка».

Константин Паустовский, из той же когорты, а лучше и теплее сказать, компании писателей, в годы Первой мировой войны уехал в район боевых действий в санитарном поезде и пережил вместе с матерью – на расстоянии – страшную трагедию.

В один и тот же день на разных участках растянувшегося на сотни вёрст фронта погибли два его брата – Павел и Вадим. Нетрудно догадаться, что своего старшего сына Вадима он назвал так в память об убитом брате.

На всю жизнь запомнились Константину Георгиевичу кровь, грязь, тягомотина войны, раскисший снег и слякоть мирных польских и белорусских местностей, которые за столетие после наполеоновского нашествия успели вновь привыкнуть к севу, жатве, копке картофеля, крестным ходам и молебнам, но никак не к топоту тысяч пар солдатских сапожищ и вою снарядов над церквями и костелами. Впоследствии, много позже, Паустовский, как и Зощенко, описал то, что видел и чувствовал. Эту его «Повесть о жизни» очень любила великая актриса Марлен Дитрих, которой посчастливилось (!) встать на колени перед Паустовским в знак невыразимого уважения к нему, точнее, восхищения перед ним (в то время уже тяжело больным), в дни ее визита в Москву. «Он – лучший из тех русских писателей, кого я знаю, - писала блистательная Марлен в своих «Размышлениях». - …Наверное, удивительно, что у меня так мало любимых писателей: Гёте, Рильке, Гамсун, Хемингуэй, Ремарк и позднее открытие – Паустовский».

По всему видно, что Паустовскому, этому действительно потрясающему писателю, не хотелось вспоминать военные эпизоды. Но они, как будто военным напором, все-таки проскакивали на страницы других, совсем мирных его повестей и рассказов. Не забывалось…

Марлен Дитрих, кстати сказать, тоже знала ту войну не понаслышке. Один из самых пронзительных эпизодов в упомянутой ее книге – то, как она, маленькая, хорошо воспитанная немецкая школьница, уже потерявшая в Первой мировой войне нескольких родственников, июльским вечером, в хорошо заметном беленьком летнем платьице бежит к лагерю для французских военнопленных, проталкивает пленникам через колючую проволоку белые розы и говорит им, не сразу доверяющим ей, на правильном французском языке: «Сегодня день взятия Бастилии, и я подумала, что вас должны были бы обрадовать эти розы!»

Люди – всегда люди, если они настоящие люди, какой бы глубины окопы их ни разделяли.

Особняком стоит в истории русской литературы ХХ века писатель, который не дожил даже до окончания Гражданской, – Федор Дмитриевич Крюков. Преподаватель, депутат Государственной думы, статский советник, журналист, работавший в одном из самых уважаемых дореволюционных журналов – «Русское богатство», в Первую мировую войну так же, как Паустовский, оказался в санитарном отряде. Крюков написал запоминающиеся рассказы, которые, к сожалению, современному читателю не так хорошо известны. Как считают современные литературоведы, все рассказы и повести Федора Крюкова - абсолютно документальны.

Богатое воображение и невероятно мощный талант Михаила Шолохова, будущего лауреата Нобелевской премии по литературе, его феноменальная память позволили ему создать захватывающую своей правдивостью эпопею о донском казачестве. По младости лет Михаил Александрович на мировую войну не попал. Но он, тем не менее, включил в «Тихий Дон» военные эпизоды, расспросив о них воевавших станичников.

И все же так получилось, что «главными» писателями, из произведений которых советский читатель черпал свои впечатления о Первой мировой, оказались немец Ремарк и американец Хемингуэй. Оба были участниками боевых действий, и поэтому им искренне верили.

За роман «На Западном фронте без перемен» Эрих Мария Ремарк был номинирован на Нобелевскую премию, но ее не получил. А через два года, уже после прихода к власти нацистов, его книгу в Германии публично сожгли, сочтя автора предателем памяти героев Первой мировой…

Эрнест Хемингуэй, лауреат Нобелевской премии по литературе, не случайно стал кумиром нескольких поколений. Его сильные, истинно мужские романы «Прощай, оружие!» и особенно «И восходит солнце (Фиеста)» с его изводящей душу историей о невозможности любви между любящими друг друга Джейком Барнсом и леди Брет Эшли из-за ужасного ранения Джейка содержат неопровержимые обвинения против войны как таковой. Да вот только не все читают романы …

Еще один лауреат Нобелевской премии по литературе – немецкий писатель Томас Манн, совсем не возражавший – по случаю – всерьез и с подробностями поговорить о собственном творчестве, в свое время на войну не пошел, по тем временам, был стар: тридцать девять. Но определенное отношение к войне у него было. Оно носило, по его словам, «немецко-позитивный характер». Потом, по счастью, многое в этом мировоззрении изменилось. Однако для читателя важно, что один из главных и лучших своих романов – «Волшебная гора» – Т. Манн писал под впечатлением от Первой мировой войны, «непредвиденно обогатившей» его новым жизненным опытом.

«Волшебная гора» – волшебная, дивная, единственная в своем роде книга о времени. И именно время, внезапно сгустившееся, ставшее кроваво-красным, заставило Томаса Манна болью сердца написать последние пять ярких, резко отличающихся от всего предыдущего насмешливого повествования страниц, которые также являются пощечиной войне.

В известном смысле «волшебная гора» – любая человеческая жизнь, жизнь всякого человека с его странным восприятием времени как чего-то бесконечного в детстве и юности и скачкообразного, как у кенгуру, спринта в старости. Легко представить жизнь именно в виде красивой зеленой, к примеру, гималайской горы, с ее долинами, покрытыми цветочным ковром, с прозрачными ручьями и голубым от свежести воздухом. Идешь, идешь…Что там, сразу за вершиной – не известным до времени центром жизни: спокойное нагорье увядания или крутой обрыв внезапной гибели? Не угадать! И только тогда можно предвидеть судьбы миллионов людей, когда вокруг прекрасных гор сбираются беспощадные тучи военной грозы. Молния за молнией, удар за ударом, взрыв за взрывом, пуля за пулей – миллионы молодых, именно молодых жизней сбивает война в пропасть смерти, и не пройти им больше никогда по нагорью зрелости и старости… А родителям этих юных созданий не без основания кажется в таких случаях, что рушатся сами горы, сама основа жизни, ведь известно, что основа и сила семей – все-таки не старики-основатели, а дети, будущие поколения…

Более десяти миллионов человек, как считают историки, погибло в Первой мировой войне. Вместе с людьми исчезли с лица земли несколько империй, возникли итальянский фашизм и нацизм в Германии.

Был уничтожен привычный уклад жизни в разных странах, а особенно в России.

Все это наблюдали и понимали люди, которым на судьбе написано зорче видеть, лучше думать и, главное, уметь отображать свои мысли на бумаге – журналисты и писатели. Но и они, такие мудрые и талантливые, не смогли даже в том мудром и многознающем двадцатом веке предотвратить новую войну...

Специально для Столетия


Эксклюзив
28.03.2024
Владимир Малышев
Книга митрополита Тихона (Шевкунова) о российской катастрофе февраля 1917 года
Фоторепортаж
26.03.2024
Подготовила Мария Максимова
В Доме Российского исторического общества проходит выставка, посвященная истории ордена Святого Георгия


* Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: американская компания Meta и принадлежащие ей соцсети Instagram и Facebook, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), «Джабхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джабхат ан-Нусра», «Джебхат ан-Нусра»), Национал-Большевистская партия (НБП), «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «ОУН», С14 (Сич, укр. Січ), «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Свидетели Иеговы», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Артподготовка», «Тризуб им. Степана Бандеры», нацбатальон «Азов», «НСО», «Славянский союз», «Формат-18», «Хизб ут-Тахрир», «Фонд борьбы с коррупцией» (ФБК) – организация-иноагент, признанная экстремистской, запрещена в РФ и ликвидирована по решению суда; её основатель Алексей Навальный включён в перечень террористов и экстремистов и др..

*Организации и граждане, признанные Минюстом РФ иноагентами: Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал», Аналитический центр Юрия Левады, фонд «В защиту прав заключённых», «Институт глобализации и социальных движений», «Благотворительный фонд охраны здоровья и защиты прав граждан», «Центр независимых социологических исследований», Голос Америки, Радио Свободная Европа/Радио Свобода, телеканал «Настоящее время», Кавказ.Реалии, Крым.Реалии, Сибирь.Реалии, правозащитник Лев Пономарёв, журналисты Людмила Савицкая и Сергей Маркелов, главред газеты «Псковская губерния» Денис Камалягин, художница-акционистка и фемактивистка Дарья Апахончич и др..