«Товарищи в погонах»

Начало 1943 года в СССР ознаменовалось не только разгромом немцев в Сталинградской битве 2 февраля, с которого начался коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны, но месяцем ранее – и другим событием, имевшим важное символическое значение и отразившим, с одной стороны, качественные изменения в РККА, а с другой — закрепившим и подчеркнувшим существенные трансформации и поворот советской идеологии к национально-государственному патриотизму. Речь идёт об Указе Президиума Верховного Совета СССР от 06 января 1943 г. «О введении новых знаков различия для личного состава Красной Армии». 

7 января 1943 года газета «Красная звезда», опубликовав текст самого Указа, в передовой статье «Новые знаки различия» писала: «Это мероприятие является важным событием в жизни армии, ибо оно призвано способствовать дальнейшему укреплению воинской дисциплины и воинского духа. Погоны с четкими и ясными начертаниями знаков различий выделяют советского командира и красноармейца, подчеркивают звания. воинскую специальность и дают возможность еще больше укрепить воинскую дисциплину, подтянутость… Надевая погоны, — новые знаки различия и воинской чести, мы почувствуем еще явственнее тот долг, какой лежит на армии, защищающей свою родину от немецко-фашистских банд. Народ даст армии эти знаки чести, требуя при этом, чтобы честь армии поддерживалась на полях сражения… Мы надеваем погоны в великую и трудную годину отечественной войны. Обессмертим эти знаки воинского различия и воинской чести новыми подвигами во славу нашего отечества и нашей героической армии!». 

По воспоминаниям редактора «Красной звезды» Давида Ортенберга, передовую статью на 7 января правил лично И.В.Сталин и рекомендовал внести в неё коррективы: «Надо сказать, что погоны не нами придуманы. Мы наследники русской воинской славы. От неё не отказываемся...» 

В итоге в опубликованном варианте появились такие строки: «Погоны были традиционным украшением доблестной русской армии. Мы, законные наследники русской воинской славы, берем из арсенала наших отцов и дедов всё лучшее, что способствовало поднятию воинского духа и укреплению дисциплины. Введение погонов еще раз подтверждает славную преемственность воинских традиций, которая так ценна для армии, любящей свое отечество, дорожащей родной историей. Погоны—не только деталь одежды. Это — знак воинского достоинства и воинской чести. Содержание воинской формы определяется боевым духом войск, их славой, их нравственной силой, их традициями». В том же номере газеты вышла большая статья А.Кривицкого «О военном мундире и погонах», развивавшая эти тезисы. А на следующий день, 8 января 1943 г. в газете «Комсомольская правда» появилась статья «Погон» генерал-майора А.А.Игнатьева, по совету которого И.В. Сталин и ввёл изменения в советскую военную форму. Статья, где кроме исторического обзора, приводилось идеологическое обоснование преемственности русских дореволюционных и советских воинских традиций.

Вскоре был издан Приказ Народного Комиссара Обороны СССР № 25 от 15 января 1943 года «О введении новых знаков различия и об изменениях в форме Красной Армии». Он устанавливал ношение двух видов погон — полевых для ношения «военнослужащими в Действующей армии и личным составом частей, подготовляемых для отправки на фронт» и повседневных — «военнослужащими остальных частей и учреждений Красной Армии, а также при ношении парадной формы одежды», вводил изменения в форму одежды личного состава и «Правила ношения формы одежды личным составом Красной Армии», предписывал «всему составу Красной Армии перейти на новые знаки различия — погоны в период с 1 по 15 февраля 1943 г.», а командирам частей и начальникам гарнизонов «строго следить за соблюдением формы одежды и правильным ношением новых знаков различия».

31 января 1943 г. «Красная звезда» опубликовала ещё одну передовую статью «Переход на новые знаки различия — погоны», где подробно разъясняла сам процесс перехода, но при этом делала ряд заявлений концептуального характера. Например, подчёркивалось, что «значение этого события в жизни наших войск достаточно ясно определяется тем фактом, что погоны вводятся в разгар борьбы за освобождение советских земель от немецких захватчиков», что «переход на ношение погонов — одно из звеньев в цени мероприятий правительства по укреплению единоначалия и дисциплины в Красной Армии, поднятию авторитета командных кадров», что «внешние изменения в форме войск еще ярче оттенят новое качество советских воинов», придадут военнослужащим «более подтянутый, более профессиональный вид».

Ключевые положения статьи звучали так: «Погоны и новая форма являются внешним выражением глубоких внутренних процессов, происшедших в нашей армии за последнее время. Воины армии, развеявшей миф о непобедимости германских вооруженных сил и завоевавшей всемирное признание своими блестящими победами, вправе гордиться своим мундиром… Погоны — символ воинской чести, почётного служебного положения. Долг советских командиров и бойцов — быть достойными своей формы, не марать чести мундира своим внешним видом и поведением… Надевая погоны, офицеры и бойцы Красной Армии обретают форму, достойную лучших воинов мира. Разгромив ненавистного врага, освободив всю родную землю от гитлеровской нечисти, советские бойцы навеки обессмертят свои мундир - мундир героев и победителей в Великой Отечественной войне с немецкими захватчиками».

Попутно разъяснялись особенности ношения новой формы и правила поведения военнослужащих: «Введение погонов должно послужить повышению дисциплины и подтянутости военнослужащих. Бравый вид, аккуратность и опрятность в одежде, дисциплинированность и вежливость должны стать неотъемлемыми качествами военнослужащего. Каждая мелочь в форме, в обращении командира, бойца должна говорить окружающим о культуре Красной Армии, силе ее традиций, выдержанном характере советских воинов. Надо раз навсегда покончить с расхлябанностью во внешнем виде, пренебрежением существующими правилами поведения. После перехода на ношение погонов военнослужащим запрещается появляться в театрах, кино и других общественных местах в плохо выглаженном обмундировании, с нечищенными пуговицами, в валенках, в бурках, телогрейках, в стеганых брюках, небритыми, непричесанными». При этом утверждалось, что «не только в тылу, но и на фронте ношение погонов должно содействовать упорядочению внешнего вида и поведения военнослужащих», что «каждый фронтовик обязан сознавать, что его долг добиваться, насколько это только возможно в боевой обстановке, образцового и культурного внешнего вида», а «почетные защитные погоны надо носить с достоинством и высоко держать честь боевого мундира советского офицера».

Последняя фраза особенно показательна. 

Появление погон вернуло ранее избегаемое слово «офицер», а наряду с привычным обращением «командиры и бойцы», появились выражения «офицеры и бойцы», «советские офицеры», «наш офицерский состав». 

Сразу после оглашения Указа Президиума Верховного Совета от 6 января в частях и соединениях Красной Армии развернулась работа по разъяснению смысла нововведений. Во фронтовых политдонесениях фиксировались типичные высказывания бойцов и командиров, сделанных как на официальных мероприятиях - митингах, красноармейских собраниях, так и в частных беседах между собой. Отмечалось, что «личный состав встретил Указ Президиума с большим одобрением и воспринял его в основном правильно», и «лишь там, где агитационно-пропагандистская работа по разъяснению Указа… организована ещё слабо, …имеют место факты неправильного истолкования отдельными красноармейцами и командирами», а в качестве конкретного примера приводились слова бойца о том, что «в 1917 году погоны срывали, а сейчас опять вводят. Это опять возврат к старому». Однако большинство военнослужащих действительно восприняло введение новых знаков различия с воодушевлением, признавая, что «погоны обязывают каждого бойца быть более культурным, аккуратным, уделять больше внимания строевой выправке, внешнему виду, как выражение внутренней дисциплинированности, собранности и организованности», и с уверенностью заявляя, что в связи с будущими победами и вступлением советских войск на территорию Германии и других стран Европы «нужно перед всем миром демонстрировать свою организованность, дисциплину и культуру как лучшей в мире армии».

В начале февраля, накануне выдачи погон, в подразделениях и частях Красной армии проводились читки, политинформации и беседы на тему русских воинских традиций, где, как, утверждалось в политдонесениях, использовались передовая статья газеты «Красная звезда», статья А.Кривицкого «О военном мундире и погонах», статья генерал-майора А.А.Игнатьева «Погон», а «вокруг самого факта вручения погон была создана торжественная обстановка», в местах их выдачи и нашивки по возможности «проводились короткие митинги, на которых были организованы выступления командиров, политработников, а также красноармейцев». Выступавшие говорили о том, что «новые знаки различия требуют от нас еще больше укреплять воинскую дисциплину, множить боевые традиции русской земли», клялись «в боях с врагом не посрамить звание русского воина» и «сражаться так, как сражались герои-солдаты русской армии», а командиры утверждали, что, одевая погоны, повысят требовательность к себе и к своим подчинённым. Особо отмечалось, что «отрицательных настроений и высказываний в связи с выдачей погон не зарегистрировано». 

Как впоследствии вспоминал Константин Симонов, «Форму с погонами встретили в интересом, можно сказать, с удовольствием. И я не был тут исключением. Помню, с радостью послал фотографию матери — подполковник. Форма действительно отражала качественные перемены нашего войска». 

Добавим: именно те качественные перемены, которые необходимо было донести до англо-американских союзников по Антигитлеровской коалиции. И сигнал был замечен и принят. Поэтому не удивительно, что это знаковое событие — введение новых знаков различия в Красной Армии — не осталось без внимания западной прессы. Так, 15 февраля 1943 г. в американском еженедельнике «Newsweek» вышла статья «Товарищи в погонах», где в насмешливо-снисходительной манере подчёркивалось несоответствие и разительный контраст «новых красивых, цветных знаков различия», обшитых «яркой тканью с золотым тиснением и золотыми звёздами», неказистому и потрёпанному в тяжёлых боях советскому обмундированию. Поёрничал автор статьи и над «трудностями», возникшими перед гражданским населением СССР, ибо «отныне даже весьма далекому от воинской службы человеку предстоит выучить и запомнить значение полосок и звёзд, внезапно засиявших на офицерских мундирах. Иначе он рискует попасть в неловкое положение, обратившись к кому-то из офицеров — "Товарищ лейтенант", в то время как это будет "Товарищ генерал"». Упоминание о красноармейцах на московских улицах, с неловкостью носящих новые знаки различия, и подробное описание их цветовой гаммы, говорящей о принадлежности к разным родам войск, свидетельствует о том, что американский корреспондент видел лишь повседневные погоны, распространённые в тыловых частях, но не встречался с полевыми погонами цвета хаки, которые вводились для Действующей армии на фронте.

Тем не менее главный смысл нововведения американец понял. «Появление погон в России сейчас имеет намного большее значение, нежели просто введение новых знаков различия в армии. Погоны свидетельствуют о том, что теперь Красная армия превратилась в вооруженные силы, которые хранят воинские традиции и чтут историческую память. Всего лишь одно поколение назад офицерские погоны называли пережитками царизма, — говорилось в статье. — А теперь…». И далее следовала та самая цитата из передовицы «Красной звезды», которую отредактировал Сталин — о законных наследниках русской воинской славы; о славной преемственности воинских традиций и её ценности для армии, любящей своё Отечество и дорожащей родной историей; о том, что погоны — не только деталь одежды, а знак воинского достоинства и воинской чести… 

И эта официально обозначенная историческая преемственность с Российской Империей вызвала нешуточную тревогу и беспокойство у наших англо-американских тогда ещё союзников: они поняли, что опоздали, упустили момент, утратили контроль над ситуацией… 

А ведь ещё в конце декабря 1934 года на секретном совещании с министром иностранных дел Польши Ю.Беком англичане заявляли, что «надо быть подготовленными к интервенции [в Советский Союз], но осуществить её следует именно во время кризиса в СССР», который они с нетерпением ждали. А Бек, утверждая, что «поляки лучше знают Россию, чем англичане», доказывал, что «в СССР резко меняется политика, что через два-три года СССР неминуемо перейдёт на рельсы национальной политики, что именно эта политика СССР родит патриотизм и воодушевление населения, что Красная Армия превратится в национальную русскую армию, а следовательно, в этом случае может отпасть самый вопрос о разделе СССР на части…». И вот эти прогнозы к сожалению и страху западных политических игроков сбылись, а введение погон стало лишь одним из многих признаков, которыми обозначил своё возвращение на историческую сцену Русский Имперский Дух. Что и было весьма откровенно признано ровно два года спустя после выхода статьи в «Newsweek», 15 февраля 1945 года в американском еженедельном журнале «Time». В статье «Историческая сила», посвящённой стремительному и победоносному продвижению Красной Армии в Европу, Ялтинской конференции «Большой тройки» и собственно личности Сталина как «олицетворению исторической силы» и «грядущих перемен», утверждалось: «За действиями России и ее внешнеполитическими амбициями скрывается самый «упрямый» из существующих сегодня фактов. Советский Союз превратился в величайшую европейскую державу, способную (и, по всей вероятности, стремящуюся) заполнить своим влиянием политический вакуум, который образуется в Европе после разгрома Германии. При этом, ослабленные войной Великобритания и Франция сделать этого не в состоянии. Американцы и британцы инстинктивно чувствуют, что сейчас разворачивается нечто значительно большее, нежели обыкновенный политический кризис.

К политическим деятелям этих стран постепенно приходит осознание того, что стрелки исторических часов внезапно оказались переведены далеко вперед, и кризис упадка западной цивилизации, органическим симптомом которого явилась Вторая мировая война, достиг точки перехода в новую стадию.

…В результате войны произошли серьезнейшие политические и социальные сдвиги, а Россия вновь и вновь демонстрирует наличие собственной программы, воли и средств для борьбы с политической турбулентностью. При этом ни у Британии, ни у США такой программы нет…» 

Полезно иногда заглянуть в подшивки старой англоязычной прессы, где прослеживаются исторические параллели с днём сегодняшним: современные международные события и процессы становятся понятнее. 

Наши «западные партнёры» тоже готовились к разделу ослабевшей после распада СССР России и тоже, как и в середине прошлого века, с удивлением обнаружили, что опоздали.

 Елена Сенявская — доктор исторических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН

Статья публикуется в рамках мультимедийного издательского проекта «"Возвращение украденных смыслов". Правда о Великой Отечественной войне в англоязычной прессе, 1941 – 1945», реализуемого при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.