«Да здравствует лицей!»

На календаре Российской империи – год 1911-й. Среди всех разновеликих государственных дел и событий: первого полёта самолёта Кудашева, убийства в Киеве Петра Столыпина, открытия в Санкт-Петербурге Международной воздухоплавательной выставки, студенческих волнений, спуска на воду линкора «Гангут», было одно, что объединило буквально всех, – столетие Царскосельского лицея. Поистине всенародное торжество!

Достойно отметить славный юбилей готовился Императорский Александровский лицей, в недавнем прошлом Царскосельский. К тому времени Лицей обосновался в Петербурге, в особняке на Каменноостровском проспекте, и хоть утратил былое название, сохранил главное – дух прежнего Царскосельского лицея и любовь к самому знаменитому своему питомцу.

Особо ревностно к славному юбилею готовился директор Лицея Владимир Александрович Шильдер. Генерал от инфантерии, участник Русско-турецкой войны, кавалер боевых орденов, ранее он возглавлял Пажеский корпус, числился воспитателем великого князя Алексея Михайловича. Его директорство выпало на столетний юбилей Лицея, что пышно отмечали в Царском Селе и в Петербурге. Остался Владимир Александрович в памяти своих воспитанников человеком чести, преданным лицейским идеалам.

Отдавая память русскому гению, юбилейные торжества посетил император Николай II.

Тогда в праздничный день в актовом зале, стены коего давным-давно «внимали» восторженной декламации самого знаменитого лицеиста, директор произнёс слова, запомнившиеся всем, кому посчастливилось их слышать: «Сила не в силе, сила в любви! Сила в единении!.. Лицейскими были и будем».

Друзья мои, прекрасен наш союз!

Он как душа неразделим и вечен —

Неколебим, свободен и беспечен…

И ещё один человек – Павел Евгеньевич Рейнбот, секретарь Пушкинского лицейского общества, мыслил, как достойно провести грядущее торжество. Ведь он и сам был выпускником Императорского Александровского лицея 1877 года. Прославился как страстный библиофил, собиратель «Пушкинианы» и редкостных фолиантов XVIII века.

Но, пожалуй, главное деяние Павла Евгеньевича – его ревностное служение памяти Поэта. Павел Евгеньевич, как хранитель лицейского Пушкинского музея, немало способствовал пополнению его собраний к славному столетию Лицея. И во всех юбилейных торжествах принимал самое живое участие. Малоизвестный факт: живописный шедевр «Пушкин на экзамене в Царском Селе 8 января 1815 года» кисти Ильи Репина явился на свет благодаря горячим просьбам Павла Рейнбота к художнику.

В преддверии юбилея Павел Евгеньевич обратился к мастеру с просьбой «принять на себя труд написать картину». На выбор были предложены два сюжета: торжество открытия Лицея или знаменательный переводной экзамен, на коем присутствовал сам Гавриил Державин. Репину более импонировал последний сюжет. Павел Рейнбот, получив согласие живописца, напутствовал его на создание будущего шедевра: «Благодаря Вам, Илья Ефимович, знаменательный момент, когда маститый певец Фелицы Державин, на склоне своих дней, благословил юношу-лицеиста Пушкина, момент уже занесённый в летописи русской литературы, получит ещё яркое выражение в истории русской живописи… Вы, Илья Ефимович, создадите новый памятник великому поэту и вместе с нами, старыми и молодыми лицеистами, членами Пушкинского лицейского общества, все русские люди от души скажут Вам спасибо за труд, принятый Вами на себя, по девизу Лицея "Для общей пользы"».

Репин, завершив картину, по его же словам, не раз благодарил «Бога и судьбу за этот дивный сюжет», на который сам он никогда бы не отважился.

Сохранилось и удивительное признание великого художника: «Лицо и фигура мальчика-Пушкина на моей картине составляет радость моей жизни. Никогда мне ещё не удавалось ни одно лицо так живо, сильно и с таким несомненным сходством, как это – героя-ребёнка».

Дорогое откровение, и вряд ли оно состоялось, как не явилось бы миру и это историческое полотно, если бы не страстное желание Павла Рейнбота!

Вспомним и откровения юного Пушкина о том незабвенном дне: «Державина видел я только один раз в жизни, но никогда того не забуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее... Державин был очень стар. Он был в мундире и плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою... Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочёл мои "Воспоминания в Царском Селе", стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом... Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять... Меня искали, но не нашли...»

Воспоминания юного поэта заучены были Репиным наизусть, – ведь ему предстояло изобразить на холсте ту судьбоносную встречу. Маститый Державин потрясён, он будто очнулся от старческой дремоты, привстал и взирает с изумлением и восторгом на кудрявого лицеиста, – вот оно, чудо, явленное миру! Будущий русский гений, коему суждено прославить Россию!

Репину предстояло поверить те чувства не только кисти, но и разуму. Будущая картина должна быть достоверной, – так рядом с Державиным – и Филарет (Дроздов), ректор Петербургской духовной академии, и граф Алексей Кириллович Разумовский, министр народного просвещения.

Среди гостей, множества именитых господ и светских дам, – Сергей Львович Пушкин, свидетель поэтического триумфа сына. Не случайно, Корней Чуковский, наблюдавший за работой Репина, дивился: «...В "Пушкине на экзамене" он у меня на глазах переменил такое множество лиц, постоянно варьируя их, что их вполне хватило бы, чтобы заселить губернский город». И замечал, что Илья Ефимович, готовясь к работе, «приобрёл такую эрудицию во всем, что относится к лицейскому периоду биографии Пушкина, что, слушая его беседы с учёными, можно было счесть и его пушкинистом».

От внимания художника не ускользнуло ничего: ни убранство самого актового зала, ни форменные одежды и регалии высоких гостей, ни тогдашний покрой мундиров лицеистов.

Дабы со всей достоверностью создать образ Державина, Репину предоставили все портреты патриарха отечественной поэзии, в их числе и портрет Державина в мундире сенатора кисти Боровиковского. Портрет сей был привезён художнику из дворца великого князя Константина Константиновича по велению августейшего хозяина дворца, князя-поэта «К.Р.»

«Мне воображается, что этот акт, наподобие прежних академических, был торжественный, – признавался Илья Ефимович. – Съезжались вельможи-звездоносцы, сановники всяких высочайших рангов и положений. Картина выходит очень эффектная... Ах, как я жду материалов».

Для написания картины, её живости и правдивости, требовалась инсценировка переводного экзамена далёкого 1815-го, что и была устроена в Лицее по просьбе художника. По счастью, её запечатлел известный петербургский фотограф Карл Булла.

Среди лицеистов, принимавших участие в исторической инсценировке, был и… правнук самого Александра Сергеевича лицеист Павел Кондырев.

Родство его с Пушкиным идёт от младшей дочери поэта Наталии, в первом замужестве Дубельт.

В Государственном историческом архиве Петербурга хранится выписка за 1910 год на Павла Кондырева, воспитанника Лицея «на стипендию А. С. Пушкина», заключавшая, что стипендиат «окончит курс наук... весною 1913 года». Павел Кондырев в юные годы замечен был в склонности к литературному творчеству, делал переводы французских и английских поэтов и критиков, писал статьи для «Лицейского журнала». Пожалуй, это и всё, что известно о нём. Заключительная строка биографии правнука поэта: Павел Кондырев пропал без вести в Петрограде, в тревожном и голодном 1919-м.

     Чей глас умолк на братской перекличке?

     Кто не пришел? Кого меж вами нет?

Вот уж, доподлинно, под несчастливою звездой, «миг один блеснувшею», родился юный Павел…

Увы, не осталось ни портрета, ни единой фотографии правнука поэта. Известно лишь, что среди лицеистов, участников инсценировки экзамена, был и он, Павел Кондырев. Лицеист 68-го курса… Как знать, может со временем приоткроется и сия тайная завеса?! И кто-то вдруг сможет разглядеть правнука поэта на фотографии Карла Буллы.

…И всё же чудотворная кисть Репина свершила чудо: на полотне вновь оживает кудрявый лицеист, простёрший руку в поэтическом восторге, и старик Державин, привстаёт от восхищения с места, и будто слышатся возгласы удивлённых гостей. Давным-давно промелькнувший январский день не исчез из памяти, благодаря гению художника.

Итак, инсценировка экзамена. В зале, на первом ряду, одну из светских дам представляет жена художника Наталья Борисовна Нордман-Северова. За именитыми гостями выстроились воспитанники-лицеисты, один из них, готовый держать экзамен, встаёт у стола. За длинным столом восседают Пётр Михайлович фон Кауфман (в недавнем – министр народного просвещения, а ранее – лицеист 35-го курса, окончивший с золотой медалью Александровский лицей); директор Лицея Борис Эдуардович фон Вольф (он возглавлял Лицей в 1908–1910-х годах); Павел Евгеньевич Рейнбот, секретарь Пушкинского лицейского общества. Все они со знанием дела позируют художнику.

Сама же картина Репина «Пушкин на экзамене в Царском Селе 8 января 1815 года» стала первым подарком, поднесённым Лицею в день его столетнего юбилея.

Куда бы нас ни бросила судьбина,

И счастие куда б ни повело,

Все те же мы: нам целый мир чужбина;

Отечество нам Царское Село.

Само же празднование юбилея Императорского Александровского лицея длилось с октября 1911 года по январь 1912 года. А началось торжество 19 октября 1911 года – хор музыкантов гвардейской Конноартиллерийской бригады исполнил лицейский марш. Праздничное заседание 7 января 1912 года открыл сам император Николай II. Хор лицеистов пропел бравурный гимн «Гром победы, раздавайся!» на стихи Гаврилы Романовича Державина, благословившего юного поэта. Государь пожаловал Лицею «Высочайшую грамоту», ко дню столетнего юбилея. Князь-лицеист Олег Константинович (сын «К.Р.»), страстный поклонник поэта, поднёс императору факсимильное издание пушкинских рукописей. На прощание Государь произнёс запомнившееся всем приглашение: «До свидания, лицеисты, до послезавтра у меня». Тогда в Зимнем дворце дан был роскошный праздничный обед в честь столетия Лицея.

Памятное событие произошло 11 января 1912 года – на фасаде Царскосельского Лицея открыли мемориальную мраморную доску с надписью: «В сем здании с 1811 по 1843 год находился Императорский Лицей».

Вечером того же дня всех воспитанников Лицея, профессоров и служителей ждал в Мариинском театре спектакль «Евгений Онегин».

Ещё через два дня, 13 января, был дан Большой Лицейский бал. Под звуки гвардейских оркестров кружились лицеисты в вальсах, лихо отплясывали и старинную мазурку. Бальный зал украсили букетами живых цветов, доставленных поездом из Ниццы. В завершение торжеств лицеистов всех выпусков пригласили на товарищеский обед в зале Дворянского собрания.

В те дни Лицей получил множество подарков: так бывший воспитанник Лицея академик Яков Грот передал в дар музею сто автографов поэта, в их числе автограф стихотворения Пушкина «Воспоминания в Царском Селе» (того самого, что читал кудрявый лицеист на переводном экзамене!); выпускники 35-го курса Лицея (1877 года выпуска) преподнесли лицейскому музею бронзовый бюст поэта.

И первую полней, друзья, полней!

И всю до дна в честь нашего союза!

Благослови, ликующая муза,

Благослови: да здравствует лицей!

Пушкинские стихи «19 октября» легли на бумагу в сельце Михайловском в 1825 году. Ровно двести лет назад. Тогда поэту впервые пришлось встречать заветный день Лицея в одиночестве, без друзей. Но сердцем Пушкин был с ними. Одних – в своём поэтическом послании он ободрил, над судьбами других – печально вздохнул, за третьих – порадовался. Лицей и лицейские друзья были бесконечно дороги поэту.

Как жаль, что не довелось видеть Пушкину живописный репинский шедевр, запечатлевший столь судьбоносный для него день… И тогда уж, бесспорно, нарёк бы он художника «милым волшебником»!

Фото предоставлены автором