Тайны маршала Мерецкова

Кирилл Афанасьевич Мерецков (1897–1968) – восьмой и последний маршал Советского Союза, удостоенный высшего воинского звания в годы Великой Отечественной войны. Будучи Героем Советского Союза ещё с марта 1940 года (за прорыв оборонительной линии Маннергейма), этот военачальник затем получил семь орденов Ленина, орден Октябрьской революции, четыре ордена Красного Знамени, ордена Суворова и Кутузова первых степеней, шесть иностранных высших военных наград. Был награжден также орденом Победы (№18).

В сражениях с гитлеровской Германией Мерецков командовал тремя армиями (7-й, 4-й, 33-й), двумя фронтами – Волховским (дважды) и Карельским, а в советско-японской войне – 1-м Дальневосточным фронтом. На личном счету маршала разработка девяти крупнейших боевых операций Великой Отечественной. Особенно он отличился при прорыве блокады Ленинграда в ходе блестящей операции «Искра».

Маршал А.М. Василевский писал о нём: «Принимаемый им, как правило, смелый и оригинальный замысел операции всегда предусматривал скрупулёзное изучение сил и возможностей врага, строгий расчёт и осмотрительность, всестороннее изучение плюсов и минусов, стремление во что бы то ни стало решить поставленную задачу наверняка и обязательно малой кровью. Его действия отличались продуманностью, серьёзностью и полным соответствием требованиям сложившейся к тому времени фронтовой обстановки. Готовясь к той или иной операции или решая вопросы использования войск в бою, он, опираясь на свои обширные военные знания и огромный практический опыт, всегда внимательно прислушивался к разумному голосу своих подчинённых и охотно использовал мудрый опыт коллектива. Этому он учил и этого требовал от своих подчиненных».

После войны Мерецков командовал войсками Приморского, Московского, Беломорского, Северного военных округов, Высшими стрелково-тактическими курсами усовершенствования командного состава пехоты «Выстрел». Десять лет был помощником министра обороны СССР по высшим военно-учебным заведениям. Будучи членом ЦК КПСС, он 21 год избирался депутатом Верховного Совета СССР.

Казалось бы, во всех отношениях блестящая биография выдающегося советского военачальника, выходца из простой крестьянской семьи. Как говорится, без сучка без задоринки. Увы, это далеко не так. Маршальская юдоль Кирилла Афанасьевича выдалась тяжелой, даже трагичной и к тому же изобилующей многими тайнами, до сих пор до конца не прояснёнными…

Двенадцатилетним парнишкой Кирюша отправился из деревни Назарьево Рязанской губернии в Москву на заработки. Активно участвовал в рабочих сходках. В 1915 году трудился на граммофонной фабрике Турубинера, где выполнялись военные заказы. Поэтому получил освобождение от призыва в армию во время Первой мировой войны. Познакомился с инженером-химиком и революционером-большевиком Львом Карповым, который направил его в город Судогда Владимирской губернии для подпольной деятельности. Узнав о Февральской революции и падении монархии, Мерецков вместе с другими большевиками образовал самостоятельную ячейку РСДРП. В мае 1917 года она стала судогодским уездным комитетом РСДРП(б). Двадцатилетний Мерецков был избран ее секретарём. После Октябрьской революции его назначают председателем военного отдела местного Совета и ответственным по вопросам демобилизации старой армии. В РККА с 1918 года. Активно участвовал в Гражданской войне. Был комиссаром отряда, помощником начальника штаба дивизии и бригады. Трижды был тяжело ранен. После окончания Военной академии РККА служил в основном по штабной линии и к 1934 году стал начальником штаба Особой Краснознамённой Дальневосточной армии. Успел побывать и на стажировке в Германии. Затем в течение года выполнял многотрудные и опасные обязанности военного советника в Испании. А в это время на родине ему готовилась страшная участь. Вот что вспоминал сам Мерецков, многие годы спустя: «Радость возвращения была омрачена печалью и ужасом известия о том, что Тухачевский, Уборевич, Якир и другие видные военачальники разоблачены как изменники и враги. Адъютант наркома обороны Р.П. Хмельницкий приказал срочно прибыть в наркомат. Когда на совещании мне предоставили слово, я начал рассказывать о значении военного опыта, приобретенного в Испании. Из зала послышались реплики в том духе, что я говорю не о главном. Ведь ни для кого не было секретом, что я долгие годы работал с Уборевичем бок о бок.

И.В. Сталин перебил меня и начал задавать вопросы о моем отношении к повестке совещания. Я отвечал, что мне непонятны выступления товарищей. Это странно: если они подозревали, то почему же до сих пор молчали? А я Уборевича ни в чем не подозревал, безоговорочно ему верил и никогда ничего дурного не замечал. Сталин сказал: «Мы тоже верили им, а вас я понял правильно».

Далее он заметил, что наша деятельность в Испании заслуживает хорошей оценки; что опыт, приобретенный там, не пропадёт; что я вскоре получу более высокое назначение; а из совещания все должны сделать для себя поучительные выводы о необходимости строжайшей бдительности. Отсюда видно, что И.В. Сталин высоко ставил откровенность и прямоту».

Хорошо же «усатый» ценил откровенность и прямоту, скажет иной скептик, ежели приказал арестовать к тому времени уже генерала армии Мерецкова на второй день войны. Несколько месяцев его, представителя Ставки, бериевские палачи удерживали в Лефортовской тюрьме, где будто бы подвергали нечеловеческим истязаниям, выбивая из него показания.

А вот что нам на сегодняшний день доподлинно известно о сложных взаимоотношениях Сталина и Мерецкова. Они познакомились в 1919 году на Южном фронте. Затем Иосиф Виссарионович зорко следил за ростом и становлением своего выдвиженца. Ласково называл его «хитрым ярославцем». Почему «ярославцем»? «А в Ярославле, – говаривал вождь, – такой оборотистый народ живёт, что евреям там делать нечего». Знаем мы и то, что Кирилл Афанасьевич был привлечён к ответственности по статье 58, пункты 1 «б», 7, 8, 11 УК РСФСР на основании показаний арестованных в 1937 – 1938 годах командарма 1-го ранга И.Ф. Федько, армейского комиссара 1-го ранга П.А. Смирнова, флагмана флота 1-го ранга В.М. Орлова и ряда других, в том числе генерал-лейтенанта авиации Я.В. Смушкевича. И.П. Уборевич дал показания, якобы он лично завербовал Мерецкова в антисоветскую военную заговорщическую организацию. Следствие вели Л.Е. Влодзимирский, Л.Л. Шварцман, Б.В. Родос и В.Г. Иванов. О том, что они подвергали Мерецкова «физическим методам воздействия» и даже мочились ему на голову нам известно от сестры Ольги Берггольц – Марии, которая опубликовала записи своих бесед с бывшими сослуживцами маршала. И вроде как один из них (кто?) свидетельствовал: зимой 1941-1942 гг. у Мерецкова случился конфликт со следившим за ним сотрудником Особого отдела, которому Кирилл Афанасьевич гневно заявил, что ему жить не хочется и что проклятые особисты в НКВД мочились ему на голову. Есть ещё воспоминания генерал-майора А.И. Корнеева, лично присутствовавшего при разговоре Мерецкова с И.Х. Баграмяном и С.К. Тимошенко. И якобы последнему на его вопрос, почему себя оговорил, Мерецков ответил: потому что над ним издевались, «дубасили». В случае дачи нужных показаний обещали не трогать семью. Поэтому-де на предварительном следствии Мерецков признал себя виновным, а при очной ставке с А.Д. Локтионовым убеждал последнего тоже подписать признательные показания. И это всё. Никаких других документов, подтверждающих факт пыток Кирилла Афанасьевича в «бериевских застенках», не существует.

Между тем, по глубокому убеждению всех либералов-антисталинистов, вождь приказал Берии арестовать Мерецкова и зверски над ним издеваться. А потом почему-то передумал, выпустил, доверил командовать фронтом и даже наградил орденом Ленина. Ну что, дескать, взять с восточного тирана-самодура: хочет – казнит, хочет – милует.

Как всё было на самом деле, нам неизвестно, и уже вряд ли мы об этом узнаем. Все документы, так ли иначе связанные с Берией (по некоторым сведениям, 40 томов), по распоряжению Хрущёва уничтожены 25 января 1955 года. В том числе и «Архивно-следственное дело № 981 697» в отношении Мерецкова.

Зато сохранились курьёзные воспоминания самого Хрущёва: «Берия ещё при жизни Сталина рассказывал об истории ареста Мерецкова и ставил освобождение его себе в заслугу: "Я пришел к товарищу Сталину и говорю: Мерецков сидит как английский шпион". Сталин сказал так: "Какой он шпион? Он честный человек. Война идёт, а он сидит. Мог бы командовать. Он вовсе не английский шпион". Неизвестно, правда это или нет. Но его выпустили».

Что же можно предполагать с немалой степенью вероятности? Прежде всего, то, что Мерецков ни в чём не признался, ибо его не пытали и, уж тем более, на голову ему не мочились. Настоящие пытки почти никто не выдерживал.

Мерецков после освобождения никому не жаловался на здоровье; нигде и никогда не писал о том, что его пытали. Дело Мерецкова и поныне – белое пятно. Нет материалов уголовного дела, нет протоколов допросов генерала и его очных ставок, нет никаких выписок из дела, нет подтверждения того, что он выпущен по распоряжению вождя.

Есть только вот это письмо:

«Секретарю ЦК ВКП (б) Сталину И.В.

В напряжённое время для нашей страны, когда от каждого гражданина требуется полностью отдать себя на защиту Родины, я, имеющий некоторую военную практику, нахожусь изолированным и не могу принять участие в освобождении нашей Родины от нашествия врага. Работая ранее на ответственных постах, я всегда выполнял Ваши поручения добросовестно и с полным напряжением сил. Прошу Вас ещё раз доверить мне, пустить на фронт и на любой работе, какую Вы найдёте возможным дать мне, доказать мою преданность Вам и Родине. К войне с немцами я давно готовился, драться с ними хочу, я их презираю за наглое нападение на нашу страну. Дайте возможность, подраться, буду мстить им до последней капли крови, буду бороться до полного уничтожения врага. Приму все меры, чтобы быть полезным для Вас, для армии и для нашего великого народа.

28. VIII. 41 г.   К. Мерецков».

Читатель наверняка обратит внимание на то, что замордованный, «запытанный» генерал армии спокойно пишет письмо вождю, и оно элементарно доходит до адресата (ну не по тюремной же маляве!). Как встретил его вождь, сам маршал вспоминал: «В сентябре 1941 года я был вызван в кабинет Верховного главнокомандующего. И.В. Сталин стоял у карты и внимательно вглядывался в неё. Затем повернулся в мою сторону, сделал несколько шагов навстречу и сказал:

– Здравствуйте, товарищ Мерецков! Как вы себя чувствуете?

– Здравствуйте, товарищ Сталин! Чувствую себя хорошо. Прошу разъяснить боевое задание!

Сталин не спеша раскурил трубку, вновь подошёл к карте и спокойно стал знакомить меня с положением на Северо-Западном направлении. Через два дня я вылетел в качестве представителя Ставки Верховного главнокомандования на Северо-Западный фронт вместе с Н.А. Булганиным и Л.3. Мехлисом».

29 декабря 1941 года Сталин напишет Мерецкову личное письмо (замечу в скобках: не многие военачальники удостаивались такой чести): «Уважаемый Кирилл Афанасьевич! Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда, сами понимаете, – великое дело. Я бы хотел, чтобы предстоящее наступление Волховского фронта не разменивалось на мелкие стычки, а вылилось бы в единый мощный удар по врагу. Я не сомневаюсь, что Вы постараетесь превратить это наступление именно в единый и общий удар по врагу, опрокидывающий все расчёты немецких захватчиков. Жму руку и желаю Вам успеха. И. Сталин».

Но если в мирной жизни нам суждено только предполагать, а Бог всегда располагает, то что тогда говорить о жизни военной. События на Северо-Западе страны развивались столь же трагически, а временами и катастрофически, как и на всех прочих направлениях. Поэтому следующая встреча вождя с Мерецковым состоялась лишь летом 1942 года. Опять его воспоминания: «Загорелись июньские зори. Близились дни, несшие с собой горячее дыхание сражений второй летней кампании. Я уже прикидывал, когда и как моя 33-я армия опять заиграет активную роль на фронте, высоко неся свое боевое знамя. Но меня вызвал Г.К. Жуков. Приехал. Жуков сердится: пока тебя нашли, сколько времени прошло. Я отвечаю, что был у солдат, в батальоне. Прибыл сразу, даже поесть не успел. Георгий Константинович говорит: я тоже не обедал сегодня. Пока машину подготовят, успеем поесть. Сел я в автомашину в полевой форме, весь в окопной грязи. В приемной Верховного главнокомандующего его секретарь Поскребышев не дал мне привести себя в порядок, и сразу ввёл в кабинет. Там в полном составе шло заседание Политбюро ЦК ВКП(б). Я почувствовал себя неловко, извинившись за внешний вид. Председательствующий дал мне пять минут. Я вышел в коридор, почистил сапоги, вошёл и сел за стол. Говорил Сталин: «Мы допустили большую ошибку, объединив Волховский фронт с Ленинградским. Генерал Хозин, хотя и сидел на Волховском направлении, дело вёл плохо. Он не выполнил директивы Ставки об отводе 2-й ударной армии. В результате немцам удалось перехватить коммуникации армии и окружить её. Вы, товарищ Мерецков, хорошо знаете Волховский фронт. Поэтому мы поручаем вам вместе с товарищем Василевским выехать туда и во что бы то ни стало вызволить 2-ю ударную армию из окружения, хотя бы даже без тяжелого оружия и техники. Директиву о восстановлении Волховского фронта получите у товарища Шапошникова. Вам же надлежит по прибытии на место немедленно вступить в командование Волховским фронтом».

Выполняя буквально директиву Ставки Верховного Главнокомандования, Волховский фронт, конечно же, перешёл в общее наступление. Да по-иному и быть не могло. Для обеспечения единого удара, как настаивал вождь, Мерецков предлагал сосредоточить и основательно подготовить всю группировку, восполнить людские потери и дать войскам хотя бы краткосрочный отдых. К его мнению не прислушались, что, как читателю известно, негативно сказалось на общих итогах наступления.

И всё-таки отдадим Кириллу Афанасьевичу должное. Проведённые под его командованием Любанская и Синявинская операции 1942 года, хотя и не смогли прорвать блокаду немецко-фашистских войск, но, в условиях жуткого бездорожья и острейшей нехватки личного состава, боеприпасов, был сорван новый готовившийся удар гитлеровцев по Ленинграду.

Мерецков сделал всё возможное для выполнения задачи Ставки. Может быть, кто-то другой на его месте добился бы большего, но история, увы, сослагательности не признаёт. Это хорошо понимал и Сталин. Как отдавал себе он отчёт и в том, что весьма активные действия войск Волховского и Ленинградского фронтов более чем существенно помогли борьбе Красной Армии под Сталинградом.

Возможно, и поэтому вождь, что называется, на тормозах спустил разборки по трагедии с окружением 2-й ударной армии и пленением её командующего генерала Власова. Можно ведь только догадываться какую «стойку» на Мерецкова сделали тогда особисты. Сталин всегда высоко ценил Кирилла Афанасьевича.

При прорыве блокады Ленинграда Говоров и Мерецков не просто отличились, но продемонстрировали высочайшую степень взаимодействия, уважения запросов и пожеланий друг друга – качество, которое, откровенно говоря, не всем командующим фронтами было присуще. Несмотря на разницу в званиях (первый – генерал-лейтенант, второй – генерал армии), Леонида Александровича и Кирилла Афанасьевича связывали почти дружеские отношения, начавшиеся ещё в финскую кампанию, где они совместными усилиями прорывали неприступную линию Маннергейма. Кстати говоря, у обоих военачальников были сыновья. Оба – Владимира. Оба родились в 1924 году. Оба блестяще воевали под началом своих отцов. Слово «блестяще» – вовсе не моя публицистическая завитушка. А о родственных связях, как читатель понимает, в ту пору вообще никто даже не задумывался.

Ну, так вот, впоследствии Владимир Говоров стал генералом армии, а Владимир Мерецков – генерал-полковником. Никто из сыновей других маршалов Советского Союза таких военных высот не достигал.

Кирилл Афанасьевич был исключительно честным и порядочным человеком. Поэтому мне не то чтобы удивительно, а просто смешно читать инсинуации по его адресу некоторых залихватских авторов, типа А. Бушкова. В своей книге «Сталин. Ледяной трон» он обвиняет Мерецкова ни много ни мало в том, что маршал был якобы тщательно законспирированным немецким «агентом влияния»! А как же ещё прикажете понимать вот такой «умопомрачительный пассаж»: «Очень похоже, что у немцев и в самом деле наличествовал агент, сумевший пробраться если и не в самые верхи военной пирамиды, то поднявшийся довольно высоко. 4 ноября 1942 г. Сталин провел Главный военный совет с участием двенадцати маршалов и генералов, где были приняты стратегические решения о нескольких наступательных операциях. Уже через несколько дней информация об этих решениях попала к немцам. Когда осенью сорок четвертого Сталин принял решение не наступать на Варшаву, немцы начали перебрасывать оттуда свои танковые дивизии так уверенно, что, по мнению иных исследователей, точно знали: советские войска на Висле с места не двинутся. В декабре того же сорок четвертого генерал Гелен что-то очень уж точно предсказал направление главных ударов Красной армии – на Берлин и в Восточной Пруссии. Англичане, к слову, отказывались делиться с Советским Союзом данными, полученными с помощью расшифровки кода знаменитой «Энигмы», поскольку были отчего-то уверены, что немецкие агенты проникли в высшие эшелоны Красной армии. Быть может, они попросту жмотничали, а может, и говорили правду. Нет у меня ни конкретных версий, ни конкретных подозреваемых <…> мне кажется весьма подозрительным, когда странности идут косяком. Большая концентрация странностей в одном месте – уже повод для самых разных мыслей, которые, увы, к делу не подошьешь. А Мерецков – клубок странностей».

Врёте вы безбожно, господа хорошие, клевещете на выдающегося военачальника! Но не ваши бредни останутся на скрижалях истории в память о прославленном маршале, а вот такие, например, слова: «Солдаты любили Мерецкова за постоянную заботу о людях, за его душевное отношение к ним» (маршал Баграмян). Или: «Мерецкова отличала исключительная скромность» (генерал армии Гареев). И, заметьте, несмотря на действительно драматическую судьбу, во многом, конечно, по вине того же Сталина, Кирилл Афанасьевич никогда ни одного худого слова не сказал и не написал в адрес вождя. Наоборот, когда Никита Хрущёв с пеной у рта доказывал: «Сталин операции планировал по глобусу (оживление в зале). Да, товарищи, возьмёт глобус и показывает на нём линию фронта» – в это же самое время Мерецков написал: «В некоторых книгах у нас получила хождение версия, будто И.В. Сталин руководил боевыми операциями «по глобусу». Ничего более нелепого мне никогда не приходилось читать. За время войны, бывая в Ставке и в кабинете Верховного главнокомандующего с докладами, присутствуя на многочисленных совещаниях, я видел, как решались дела. К глобусу И.В. Сталин тоже обращался, ибо перед ним вставали задачи и такого масштаба. Но вообще-то, он всегда работал с картой и при разборе предстоящих операций порой, хотя далеко не всегда, даже «мельчил». Последнее мне казалось излишним. Жизнь, боевая практика учат тому, что невозможно распланировать весь ход событий до конца. Важно было наметить общее русло действий, а конкретные детали предоставить вниманию нижестоящих командиров, не сковывая заранее их инициативу. В большинстве случаев И.В. Сталин так и поступал, отходя от этой традиции только тогда, когда речь шла о каких-либо политических последствиях, или по экономическим соображениям, или когда его память подсказывала ему, что в прошлом он уже сталкивался с подобной обстановкой. Не скажу, что я всегда соглашался с тем, как И. В. Сталин решал вопросы, тем более что нам приходилось спорить, насколько это было для меня возможно в рамках субординации, и по малым, и по крупным проблемам. Но неверно упрекать его в отсутствии интереса к деталям. Это просто не соответствует действительности. Даже в стратегических военных вопросах И. В. Сталин не руководствовался ориентировкой «по глобусу». Тем более смешно говорить это применительно к вопросам тактическим, а они его тоже интересовали, и немало».

И далее следует достаточно меткое наблюдение Мерецкова: «Сталин предпочитал общаться с людьми, когда это было возможно, лично. Мне представляется, что делал он это по трем причинам. Во-первых, в ходе личной беседы можно лучше ознакомиться с делом. Во-вторых, Сталин любил проверять людей и составлял себе мнение о них из таких встреч. В-третьих, Сталин, когда он хотел этого, умел учиться у других. В годы войны это качество проявлялось в нем очень часто».

И последнее, что хотелось бы напомнить читателю в связи со 120-летием моего героя. 24 июня 1945 года на Красной площади состоялся великий Парад Победы. Сначала по исторической брусчатке, следуя многолетней традиции, прошли барабанщики-суворовцы. За ними двинулись сводные полки фронтов (в порядке их расположения на театре военных действий – с севера на юг). Во главе первого – Карельского фронта – шёл маршал Советского Союза Кирилл Мерецков. Его специально для этого вызвали с Дальнего Востока. И вызвал его лично Сталин.

Памятник маршалу Мерецкову установлен в Петрозаводске. В этом же городе есть улица и сквер, названные в его честь. В городе Зарайске установлен бюст военачальника. Его именем названы улицы в Москве, Санкт-Петербурге, Зарайске, Великом Новгороде, Малой Вишере, Беломорске. А в Тихвине его имя носит главная городская площадь.

Специально для «Столетия»

Статья опубликована в рамках социально значимого проекта «Россия и Революция. 1917 – 2017» с использованием средств государственной поддержки, выделенных в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 08.12.2016 № 96/68-3 и на основании конкурса, проведённого Общероссийской общественной организацией «Российский союз ректоров».