«Но жива, жива литая бронза…»

Памятник «Тысячелетие России» поставлен при Государе Александре II Николаевиче. Произошло это на следующий год после отмены крепостного права, спустя пять лет после окончания известной Крымской кампании, то есть в эпохальное переломное время — 20 (8 по ст. ст.) сентября 1862 г. в Великом Новгороде, в кремле, напротив Софийского собора. Создали шедевр скульпторы Михаил Микешин и Иван Шредер, архитектор Виктор Гартман.

Кому-то монумент по форме напоминает знаменитую шапку киевского князя Владимира Мономаха, а некоторые исследователи в гигантском шаре-державе на колоколообразном постаменте видят колокол, который, вроде бы по замыслу автора, был призван «благовестить потомкам о героическом прошлом России».

Остановимся хоть ненадолго у этого шедевра Михаила Осиповича Микешина, известного также знаменитыми монументами императрице Екатерине II (1873) в Санкт-Петербурге и гетману Богдану Зиновию Хмельницкому, установленному в самом сердце старого Киева, на площади перед колокольней Софийского собора в году 900-летия Крещения Руси (1888).

Согласно записанной в летописи легенде, Рюрик, вождь варяжских дружин, был приглашен в Новгород в 862 г. Эту дату и принято считать годом рождения России.

Вокруг «державы» установлены шесть скульптурных групп. Общая высота памятника 15,7 м (высота пьедестала — 6 м; высота фигур — 3,3 м; креста на державе — 3 м). Диаметр гранитного постамента — 9 м; шара-державы — 4 м; окружность горельефа — 26,5 м. Вес металла памятника — 100 тонн, вес всего памятника — 10 тыс. тонн, вес бронзового литья — 65,5 тонны (шар-держава — 400 пудов; колоссальных фигур — 150 пудов; крест на шаре — 28 пудов). Бронзовые части памятника отлиты в Петербурге на фабрике Плинке и Никольса. Гранит для основания привезен с Сердобольских каменоломен на Ладоге.

Всего памятник содержит 129 человеческих фигур. Микешин, находясь в критичных по времени обстоятельствах, предложил императору «представить на барельефе всех достойных людей, которые по разным отраслям знания, ума и науки способствовали возвеличению России».

Скульптурные изображения делятся на три уровня. Самая верхняя группа, на державе (символ царской власти), — из двух фигур: ангела с крестом в руке (олицетворение Русской православной церкви) и коленопреклоненной женщины (олицетворение России). «Держава» украшена рельефным орнаментом из крестов (символ единения церкви и самодержавия) и опоясан надписью, выполненной славянской вязью: «Свершившемуся тысячелетию Российского государства в… лета 1862».

Собирание имен для создателей памятника было, на наш взгляд, непростой задачей, в виду их обилия в русской истории. Тем не менее Микешин сотоварищи соединили скульптурные портреты значительнейших персон России всех времен: князей (от Рюрика), царей (династии Романовых), воинов и героев, святых, подвижников, государственных людей, простолюдинов (как, например, Ивана Сусанина и сибиряка), а также литераторов, композиторов, ученых.

Чудесно названы эти группы. Например, «Просветители» — от Владимира Крестителя, Кирилла и Мефодия, княгини Ольги, Нестора Летописца, Антония и Феодосия Печерских, Сергия Радонежского, Кирилл Белозерского, Зосимы и Савватия Соловецких, Максима Грека до Дмитрия Ростовского, Митрофана Воронежского и Тихона Задонского. В этом ряду мы, по понятным причинам, не найдем, скажем, чудотворца Серафима Саровского и святителя Иоасафа Белгородского, которые были прославлены позднее, в начале ХХ в., при участии Государя Николая II Александровича. Но поражают как смелость, так и прозорливость, с которыми автор в пантеон великих святых подвижников включил своего современника, архиепископа Херсонского Иннокентия, почившего в 1857 г., всенародного любимца, сыгравшего огромную духовную роль в Крымской войне 1853–1856 гг.

То же можно сказать и о других героях-современниках, включенных на памятнике в великий ряд России — адмиралах Лазареве, Корнилове, Нахимове, генералах Дибиче-Забалканском, Паскевиче.

* * *

Памятники, как храмы и как люди, порой переживают непростую судьбу. Среди грабительски-вандальных деяний немецко-фашистских захватчиков был и демонтаж памятника «Тысячелетие России».

Генерал фон Герцог, служивший в штабе немецкой армии, осаждавшей Ленинград, приказал разобрать памятник и вывезти в Германию, решив сделать подарок своему другу. Зимой 1943–1944 гг. оккупанты начали работы по разборке памятника и прокладывали специальную узкоколейку дорогу от Новгородского кремля до вокзала. Железной дорогой грабители успели увезти бронзовые решетку работы профессора Боссе и бронзовые художественные фонари, окружавшие памятник. Но 20 января 1944 г. город был освобожден советскими войсками.

Вместо памятника оставался обобранный пьедестал, на котором сохранялась лишь нижняя половина шара-державы. Верхняя его часть была полуразрушена и исковеркана. Колоссальных фигур на пьедестале не было. Они, как и другие скульптурные изображения, были разбросаны по заснеженной кремлевской площади. При этом многие фигуры оказались попорченными: трехметровый крест, стоявший на шаре-державе, был срублен у основания и согнут в дугу; бронзовое крепление всюду было перерублено или вырвано из своих мест. Такие небольшие детали, как шпаги, мечи, посохи, щиты и т. п. исчезли.

Ленинградский областной отдел архитектуры сообщал: «Для передвижения и подъема фигур был построен узкоколейный путь, а для установки фигур на свои места вокруг памятника устроены леса и изготовлены необходимые приспособления. Потребовалось изготовить более 1500 недостающих деталей».

Поэт-фронтовик Павел Шубин, автор текста знаменитой «Волховской застольной» («Редко, друзья, нам встречаться приходится…»), так написал о своих новгородских впечатлениях:

Мимо белокаменной Софии,
Волховские кинув берега,
Я и сам прошел тогда впервые
Городом, отбитым у врага.

На кремлевской площади в сугробах —
Витязей поверженных тела...
Их пытал тупой немецкий обух,
Грызла и калечила пила.

Но жива, жива литая бронза.
Хмуро смотрит Петр за горизонт,
Будто видит накрененный косо
К Гангуту идущий галиот...

Нет, ничем нельзя убить победу!

Снова новгородские полки
На закат по вражескому следу
Двинулись от Волхова-реки.

Восемь реставраторов, превышая меру своих сил, постарались восстановить памятник — еще до окончания войны, 2 ноября 1944 г. Однако первозданный вид ему был возвращен лишь к 1995 г.

Воистину: жива, жива литая бронза! Значит, было что защищать и что восстанавливать после освобождения нашей земли от захватчиков.

* * *

В сущности, Микешин создал симфонию или, если угодно, своего рода эпическую оду, в общих резких чертах рассказав миру о том, что именно произошло за тысячу лет на этой территории. Во имя чего эти достойнейшие мужи и жены, на фигуры которых опирается православный Крест, жили на русской земле, совершая в разные эпохи единое, целокупное, соборное русское восхождение с русским крестом — трагическое, но и высокое.

Говоря о Микешине, нам никак нельзя не вспомнить о землях Российской империи, которые нынешняя Украина объявляет своими. Украина долгое время была благодарна выдающемуся скульптору. За высокий творческий дар, обращенный и на службу Малороссии. Таким же служением памятны и выдающиеся мастера, благоукрасившие знаменитый Владимирский собор в Киеве, закончив работы все к тому же, 1888-му году — году 900-летия Крещения Руси. Это были В. Васнецов, М. Нестеров, М. Врубель и иные первоклассные русские художники, осуществившие росписи Владимирского собора, которые радуют нас по сей день. Храм, к сожалению, был в начале 1990-х захвачен раскольниками и стал кафедральным у т.н. «киевского патриархата».

Микешин, воплотив образ Б. Хмельницкого, создал подлинный шедевр, ведь с какой политической точки зренья ни погляди на этот памятник (возведенный, кстати, на добровольные пожертвования), он остается прекрасным творением рук человеческих, творческого гения.

И с какой точки ни смотри — со всех сторон увидишь лишь красоту и гармонию.

Неслучайность выбора места установки памятника гетману-объединителю, торжественно открытого 11 июля 1888 г. на Софийской площади в Киеве в рамках празднования 900-летия Крещения Руси, очевидна. Именно на этой площади в декабре 1648 г. киевляне встречали казацкие полки во главе с Богданом Хмельницким, вступившие в город после победы над польской шляхтой под Пилявцами, именно здесь в январе 1654 г. население Киева приветствовало российских послов во главе с боярином Бутурлиным после Переяславской Рады. К слову, и в ноябре 1943 г. на площади Б. Хмельницкого собрались жители Киева, освобожденного от немецко-фашистских оккупантов, приветствуя воинов-победителей.

Как правило, Микешин использовал в такого рода эпических монументах один стилистический прием — собирания опорных образов, на которых основывал стояние главного, вершинного. И Киеву поначалу предложил многофигурную композицию. Если мы посмотрим на вышеупомянутые его шедевры в Питере и Новгороде, то увидим в обоих случаях микешинский «конек» — многофигурность, где главный объект как бы подпирают вспомогательные. В обоих случаях это сделано великолепно, гармонично, интересно, содержательно. Никаких нет сомнений в том, что и первый микешинский проект киевского памятника, будучи воплощенным в жизнь, стал бы в ряд многофигурных шедевров. Другое дело, что многофигурный проект был отвергнут как по экономическим, так и по идеологическим причинам, по соображениям, как сказали бы сейчас, «толерантности». Генерал-губернатор Киева Александр Дондуков-Корсаков отверг изначальную идею скульптора; потому сегодня мы видим гетмана Украины на Софийской площади в одиночестве, без окружающих фигур. Ну, посудите сами о точности, исторической адекватности и прозорливости мастера: по его проекту конь Хмельницкого сталкивал польского шляхтича, еврея-арендатора и иезуита со скалы, перед которой малоросс, червоноросс, белорус и великоросс слушали песню слепого кобзаря. Скульптуры пьедестала должны были изображать битву под Збаражем, Переяславскую Раду и сцену въезда казацкого войска во главе с Хмельницким в Киев.

Киевская байка говорит о том, что богданова булава памятника указывает на Москву (и в этом случае комментарии таковы, что Москва выбрана как политический ориентир), однако некоторые умельцы определять географические направления уверяют, что на Москву бронзовый Богдан Зиновий не указывал никогда.

А о московской ориентации памятника напоминали разве что плиты с надписями на постаменте: «Хотим под царя восточного, православного» и «Богдану Хмельницкому единая неделимая Россия».

Жаль, что в 1919 и 1924 гг. эти надписи известно какими деятелями были заменены на «Богдан Хмельницкий. 1888», сохранившуюся по сей день.

Как бы хотелось восстановить историческую справедливость — прежние, правильные, надписи вернуть!