Нина Григорьевна Зайцева: «Слово Божие обращено ко всем народам…»

Нина Григорьевна Зайцева — заведующая сектором языкознания Института языка, литературы и истории Карельского научного центра Российской Академии Наук, автор десятков учебников и учебных пособий, а также переводчик Нового Завета, Притчей царя Соломона, Псалтири на вепсский язык. Она убеждена: Слово Божие обращено ко всем народам, оно делает благородным и сам народ, и его язык. И в меру «своих скромных сил», которые вызывают восхищение, использует свой талант для христианского просвещения своего народа — вепсов.

— Нина Григорьевна, несколько слов о вепсах. «Откуда есть пошла вепсская земля», что это за народ?

— Один из древнейших народов России. Финно-угорское племя, испокон веков жившее на северо-западе. Вепсы всегда были в русском притяжении, всегда эти народы жили вместе. Есть мнение, что вепсы — это потомки древнего племени весь. Кстати, если это мнение справедливо, то вепсам обязаны своим названием, а то и возникновением, такие города, как Череповец, Весьегонск… Но сейчас существуют и другие точки зрения: может, было своё племя, потомками которого вепсы и являются, но это все-таки разные племена. Ведь разные племена, скажем, кривичи, вятичи и современные русские. Вот так и здесь.

Впрочем, тут я осторожна, это не моя область знаний. Может быть, у вепсов были какие-то свои предки, которые входили в собирательное название «чудь». Там же много было племён разных. Известно, например, что монастыри здесь, появились очень давно, и, может быть, даже раньше, чем само Православие возникло на этих территориях «официально». От монастырей и исходило христианское просвещение — и чудских племен, и славянских.

Но, похоже, что часть просветителей были и вепсами. Например, многие полагают, что преподобный Александр Свирский был вепсом по происхождению. И учеников у него много было: не думаю, что здесь большую роль играла этническая принадлежность. Это в христианстве-то, где звучит призыв, заповедь Бога: «Идите, научите все народы…»! Согласно исследованиям, научным трудам историка вепсской культуры Зинаиды Ивановны Строгальщиковой, вепсы одними из первых приняли христианство и одними из первых вошли в Русское государство, стояли у истоков русской государственности.

И, может быть, мы так и «умалились» в числе, стали официально «малым народом», потому что вошли в русское государство, ассимилировались. Мы стали очень рано двуязычными. Когда Элиас Лённрот, финский лингвист, составитель «Калевалы», в 1842 году был на землях вепсов, он думал, что здесь, на самой восточной окраине прибалтийско-финского ареала, еще сохранились какие-то руны. Но нет, не нашел. Руны «Калевалы» до нас, вепсов, не добрались. В карелах они «застряли», а до вепсов не дошли.

Лённрот даже сказал, что так жаль, что вепсский язык исчезает: он такой красивый — напоминает озеро, которое начинает замерзать от берегов, и к середине вот уже осталось только маленькое пятнышко, которое не замёрзло, а вот если бы была литература, то на месте этих замерзающих частей озера остались бы прекрасные руины литературы. Он тоже считал, что у вепсов уже литературы никакой не будет. Так вот, он все-таки ошибся, и литература у нас есть, и достаточно большая, в том числе и духовная.

Многообразие народов создано Богом, и в каждом народе можно увидеть что-то радостное, уникальное, чем народ прославляет своего Творца. Так и получается: чтобы быть, жить, нам в этом помогают и переводы Библии.

— А ваш перевод Библии: когда он выполнен, и сделан он с древнегреческого или с церковнославянского?

— Самый маленький перевод, Нагорную проповедь, сделал с помощью священнослужителей Элиас Лённрот, финский лингвист, составитель «Калевалы», в 1842-м году. Даже не всю Нагорную проповедь, а только Заповеди блаженства.

Мы приступили к переводу Библии в 1989 году, когда у нас было создано общество Вепсской культуры. В России разрешили возрождать языки после долгого и печального перерыва. Ведь в 1930-е годы вепсский язык в школах преподавался, и было издано 35 учебников разного типа, а потом запретили, назвали «национализмом», и всё.

В 1989 году сюда приехала директор финно-угорского филиала Института перевода Библии Анита Лааксо из Хельсинки. Она увидела, что возрождаются языки, и, наверное, можно приступить и к переводам Библии. Я к тому времени уже была кандидатом наук, Анита Лааксо сначала обратилась к Рюрику Петровичу Лонину — у нас был такой известный «возродитель» и основатель музея вепсской культуры в селе Шелтозеро — его, к сожалению, уже нет в живых, но мы его считаем героем вепсского народа, это самая значительная наша личность. Рюрик Петрович сказал: «Обратитесь к Нине Григорьевне, она занимается наукой», и первой книжечкой, которую мы вместе перевели, была «Жизнь Иисуса».

А Библию я переводила с Синодального перевода, выполненного в XIX веке. Но ведь это — тоже перевод! А надо перевести-то Слово Божие, которое было там. Ведь Ветхий Завет — на иврите, а Новый Завет — на древнегреческом языке. Так вот, всё-таки больше всего служил древнегреческий подстрочник, это — самое главное. Я древнегреческий не знаю, его знают сотрудники Института Перевода Библии. Если бы не было у меня помощников из Института Перевода Библии, то, я думаю, что вряд ли двинулась бы дальше той первой книжечки, «Житие Иисуса», написанной просто, обыденным языком. Во-первых, у меня бы смелости не хватило переводить: это всё-таки Слово Божие! Во-вторых, у меня бы и знаний не хватило — я же не теолог.

И знаете, оказывается, даже я, исследователь, плохо представляла собственный язык! Анита обратилась ко мне с просьбой перевести, а я подумала: как я могу на вепсский перевести, у нас таких слов даже нет!

И переводы Библии помогли мне кардинально изменить мнение о своём родном языке. А он для меня действительно родной — у меня родители вепсы, я до 5 лет по-русски не говорила, но, к сожалению, моя мама умерла рано, моя вторая мама была русской, и я перешла на русский язык, быстро стала говорить по-русски, и стала двуязычной.

Вот, с этой книжки, «Жизнь Иисуса», мы и начали оживлять вепсский. Эта книжка была очень востребована, все мы помним ещё духовный голод. Так и мы стали сначала учить вепсскую письменность вот по этой книжке. Первые курсы учителей вепсского языка мы провели в 1990 году, учились читать именно по ней. Трогательно и символично: отрывочек из «Закона Божьего», «Жизнь Иисуса», адаптированный для детей текст – по нему мы вспоминали свой язык.

— Получается, настоящее открытие красоты родного языка у вас началось со знакомства с «Жизнью Иисуса»?

— Получается так. Вы знаете, вепсы, и это не секрет, жили по законам природы. Для нас важно было в лесу себя вести хорошо, где-то там лишнее не рвать, не ломать. Мы природу слушали очень хорошо. Я у бабушки не видела дома икон, и как-то не задумывалась о том, надо ли верить, или не надо — вот так мы воспитаны были в Советском Союзе.

И вдруг, когда мы отсюда стали читать, нам Небо открылось. Мы всю книжечку прочитали вслух. Учителя приехали со всех школ, и вдруг один учитель, — он сейчас ещё жив, но уже не работает, на пенсии — Виктор Петрович Ершов из Винницы заплакал! Поднял голову, — а у него слёзы! Говорит: «Вы понимаете, так пробирает, прямо до глубины души, потому, что на русском — он тоже близкий, но всё-таки не с молоком матери впитанный, понимаете… Просто каждое слово ощущаешь не просто умом, всем сердцем, душой!

— Тут начинаешь понимать первые слова Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово»…

— А если бы эти переводы были сделаны в самом начале — вы представляете, каким бы народом, и каким бы языком, и какой бы культурой могли обладать вепсы! Поэтому у меня какая-то небольшая обида в этом отношении на церковнослужителей есть. Всё-таки такое большое племя жило не где-нибудь на окраине Российской империи, а в центре России, под самой Москвой!

— Какие самые большие сложности в переводе Библии вы испытали? Есть ли слова, которые невозможно передать на языке небольшого северного народа?

— Когда я приступила к переводу, поняла: как хорошо, что я уже научным сотрудником была. То есть, по работе везде побывала у вепсов, была знакома со всеми группами языка, во всех селах и деревнях общалась свободно, я знала все диалекты вепсского языка. Вот потому я и смогла опубликовать книгу «Очерки вепсской диалектологии» в 2016 г.. А с начала 1990-х гг. подготовила, одна или в соавторстве, 19 учебников.

Перевод Библии — это серьёзное дело, очень ответственное. Я за это взялась, и первым делом отправилась к нашему епископу Мануилу выяснить, могу ли я заняться переводом Библии. Представьте себе, ведь я тогда даже не знала, была ли я крещена! В маленьких деревнях могло не быть церкви, а просто говорили: «Я буду твоей крёстной», — так вот, как кумовья. Кумовья некрещеные…

Да, это, увы, знакомо многим, жившим в советское время, но переводить Священное Писание, не будучи крещеной, это, на мой взгляд, весьма опрометчиво. И епископ, светлая ему память, я с ним в дружных отношениях была, очень его ценила, мне сказал, что лучше прийти в храм и креститься чином: «Крещается, если не крещена».

Меня крестили, и я с благословения владыки приступила к этим переводам. Сразу хочу сказать, что очень значительная часть вепсской терминологии, применимой к «библейским условиям», жива. Например, «Jumal» — это «прародитель».

В вепсском языке, как и в некоторых других финно-угорских, так обозначается Бог Отец. Но иногда у нас так называют ещё Иисуса Христа тоже, потому, что с Ним пришло то самое главное, что нас всех захватило: «Бога никто никогда не видел. Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил».

Следовательно, одно слово можно отнести к Богу Отцу и Богу Сыну. Были некоторые термины, пережившие преображение христианством: употреблялись в языческих верованиях, а у нас они приобрели христианское значение. Например, «loita». По-фински «loitsu» — это заклинание, а по-вепсски «loita» — «молиться», loičend — «молитва».

В русском языке я считаю очень большой находкой слово «Господь». Всегда знаешь, Кто такой Господь, правда? Это очень хорошее слово! «Господин» — это не то, а вот «Господь» — это ты уже знаешь, что это Бог, это Иисус Христос. А в вепсском языке такого слова не было, и надо было изобрести. Не просто «Бог», а вот как обратиться, сказать «Господь»? Мы подумали, попробовали, и у нас очень красиво получилось, по-вепсски: «Ižand Iisus». А теперь, благодаря этому слову, можно сказать, Бог к нам приблизился.

— Получается, вы стали понимать, что испытывали Кирилл и Мефодий и их ученики, когда им нужно было перенести свет Евангелия в славянские земли и души…

— Получается, так. Меня иногда называют Кириллом и Мефодием вепсским… С поправкой на собственную несвятость, конечно.

— Что проще для перевода: святость или грех? Может, не совсем библейский пример, но многие актеры говорят, что легче играть злодеев, чем праведников.

— Тут ровно наоборот, мне кажется. Вы знаете, когда я переводила «Деяния апостолов», там много великих деяний свершилось, но ведь были и страшные вещи, и вот что получалось: вепсские слова для перевода вроде бы есть, но сам перевод шел очень трудно. Именно оттого, что приходилось описывать вот эти страшные картины: мучения, издевательства, продажность.

Впрочем, и в описании Страстей Христовых этого предостаточно. Было действительно очень трудно переводить, эти слова, конечно, они влияли на меня. С точки зрения языка было совсем нетрудно перевести. Очень трудно было переводить всякие грехи: плотские, предположим, когда сама душа отворачивается. Если ты любишь слово, ты не можешь не переживать за него.

— Если я правильно вас понимаю, то, опираясь на не очень приятные, или очень неприятные ощущения при переводе некоторых мест, можно заключить, что по идее-то, по замыслу Бога, язык изначально чист, любой человеческий язык?

— Я думаю, что так, да, вы правильно говорите, я с вами соглашусь. Наверное, так, и поэтому все языки Господь любит. А как не любить, если «Искони бе Слово», и — Какое Слово!

— Так, переводя Священное Писание, мы удаляемся от Вавилонской башни и приближаемся к Христу?

— Вполне возможно, да. Когда построили Вавилонскую башню, вот тут люди и разошлись все. Но ведь не только перевод важен — важна сама жизнь по Евангелию. Иначе далеко мы не уйдем от этой постройки, разделяющей народы.

— Прежде чем приступить к переводу Библии был у вас какой-то подготовительный период?

— Прежде чем приступить к переводам Библии, я прошла курсы переводчиков. В 1990-м году были первые курсы переводчиков Библии. Институт перевода Библии находился тогда в Стокгольме (сейчас он в Москве) и мы там прошли длительные курсы, лекции нам читали с синхронным переводом самые известные теологи со всего мира. И вот там нас наставляли — главное, чтобы люди понимали, о чём идёт речь.

Мне в переводах очень помогли теологи-специалисты из Института перевода Библии: Инка Пекканен (она прекрасно овладела вепсским языком, чтобы работать со мной, оценивать правильность моего перевода), Синикка Саари, а Анита Лааксо — директор Финно-угорского филиала Института перевода Библии стала просто моей подругой, почти сестрой, и не только моей, а сестрой всего вепсского народа.

Большую помощь оказал и православный редактор текста отец Сергий Овсянников.

— Тут важно, наверное, и соблюсти строгость догмы, и соединить ее с логикой языка…

— Да, и прежде всего — с самим словом Божиим. Это слово Божие — мы же не могли его переделать. Мы должны его изложить совершенно правильно, но и так, чтобы народ его понял.

— А как вообще обстояло дело с христианским просвещением вепсов?

— К сожалению, вепсов-священнослужителей было очень мало. Так мы потеряли несколько веков: никто не приступил к переводам Библии в своё время. Да, вепсы ходили в церковь, они стали православными, но они часто даже не понимали, о чём там говорят: церковнославянский язык был им плохо знаком, а по-вепсски вообще ничего не говорилось в церкви. Так и получилось, что «о божественном» говорилось непонятно, а родной язык был вытеснен в бытовую сферу, вместе с русским, кстати. Я всё-таки думаю, что если бы тогда, пару веков назад, стали переводить Библию, вепсский язык стал бы письменным сразу.

— Что во многом помогло бы сохранить идентичность — языка и, как следствие, народа…

— Именно так! Но случилось что случилось, и мы долгое время были без Священного Писания на родном языке.

— А какую черту вепсов вы бы выделили особенно?

— Они всегда, мне кажется, были незлобивые очень. Я по своей семье сужу. И по своей местности, откуда мы родом. Мы двуязычные. У нас если приедет один русский, то вся деревня тут же переходит на русский язык: как это можно — обидеть гостя? Он же не понимает, о чём мы говорим!

И напротив. Это что касается приезжих — гостей или начальников. Если он — живущий здесь человек, то странно получается: мы все говорим по-вепсски, а он живет здесь и не говорит, может, и не хочет — ему что, не интересно узнать, чем живут местные? С другой стороны, помню, к нам приехали несколько русских учителей. И они не стали говорить по-вепсски. Вепсы не обижались, а переходили на русский.

— Нина Григорьевна, Новый Завет на вепсском — это чисто филологический проект, или ваш перевод может быть использован для богослужения?

— Да, конечно. Например, в Шелтозере у вепсов есть своя православная община, свой приход, где они используют вепсский язык… Иногда мне звонят, спрашивают, к какому-то празднику что-то сказать. Но, к сожалению, мало священнослужителей, владеющих вепсским языком. Вот — главная проблема.

— Я знаю, вас отличает предельное внимание к каждому слову…

— Да, ведь одновременно с переводом рождалась и письменная форма каждого слова. В вепсском языке, как и в русском, эстонском, финском, много диалектов и наречий. В русском, например, северно-русское наречие, южно-русское наречие, вологодский диалект, поморский диалект, а в этих диалектах ещё говоров полно, даже говоры деревень могут отличаться друг от друга. Поэтому здесь тоже надо было решить, что же взять за основу, как написать каждое слово. Я считаю, что для вепсского языка переводы Библии — это самый ценный источник, который помог сохраниться и развиться вепсскому языку.

— Получается, что вы, помимо того, что прочувствовали труды святых Кирилла и Мефодия, ещё узнали и творческие муки братьев Гримм, которые из всех немецких диалектов вывели «Hochdeutsch».

— Ну да. У нас теперь есть единый литературный вепсский письменный язык. Есть вепсская литература, достаточно хорошая. К сожалению, год назад самый наш главный поэт, носитель языка, Николай Абрамов скончался, в 55 лет. Очень сожалеем о его уходе, но у нас есть подрастающее поколение, и поэтому, уверена, мы не дадим исчезнуть вепсскому языку. 

— Сегодня предмет «Основы православной культуры» внедряется в школах практически по всей стране. Есть ли он в вепсских школах и используют ли учителя на этих уроках ваш перевод? И вообще, как следует вводить этот предмет в школы, на ваш взгляд?

— Я думаю, что насильственно, командно-административным методом — вряд ли стоит. Насильственно — это как в советское время. Насилие, оно в любом случае, плохо. Другое дело — знакомство, ненавязчивое, вызывающее интерес. Тут я могу сказать, что нашу Библию читают, у нас ещё ведь и детская Библия вышла. Но нельзя заставить изучать Православие, если душа этого не просит, если она не пребывает в Боге. От этого очень многое зависит. Если бы пришёл такой пастырь на вепсскую землю, да ещё и вепсским языком бы владел!

— Из недавней истории. Неужели было такое, когда говорили: «Оставьте ваш карельский, вепсский»?

— Так было, в 1930-е годы особенно. Но я в такой глухой деревне в вологодской глубинке жила, что говорить могли сколько угодно — мы общались на родном языке.

Но помню свою оторопь и испуг, когда мой дядюшка Григорий Филиппович Большаков (в 1930-е гг. он входил в группу создателей учебников вепсского языка), услышав, что я начинаю заниматься вепсским языком, сказал: «Нина, остановись! Ты ведь не хочешь, чтобы твои книги сожгли когда-нибудь!» Он помнил то время, 1937 год, когда книги на вепсском языке как книги «врагов народа» и «сепаратистов» сжигали.

— Что-то у меня параллель сразу возникает с кострами из книг в другой европейской стране в то же время…

— Да-да, такое тоже было. Понимаете, генетическая память сохраняется — страх, чтобы потом не наказали за то, что мы говорим по-вепсски. Но у нас, в глухой деревне, никто особо не запрещал. Правда, когда начальники к нам приезжали, они же не говорили по-нашему, да и в школе не учили на вепсском языке, вепсского языка как предмета не было, мы все говорили по-русски. А дома — могли говорить по-вепсски.

Сегодня вепсы сильно обрусели, перешли на русский язык, поют русские песни. Но сказки сохранились, сохранились вепсские причитания, много песенок детских, колыбельных рифмованных, поскольку вепсы всегда тяготели к русской культуре, где прекрасные образцы поэзии — Пушкин, Тютчев, Лермонтов… И наш Николай Абрамов, писавший по-вепсски. Не белым стихом, как финны пишут...

А Марку Ниэминен, мой большой друг, финский писатель, один из руководителей культурного фонда «Юминкеко», собрал книгу стихов вепсских поэтов, куда поместил свои прекрасные фотографии, связанные с вепсской тематикой, так вот он в этой книге написал: «Матери вепсского языка Нине Зайцевой посвящается». В общем, смущаюсь.

— Безусловно, вепсский язык сохранился, в том числе, благодаря и вашим переводам Нового Завета. Тем не менее всё меньше людей разговаривает на нем. Так не прав ли был все-таки Лённрот, предрекая скорое исчезновение вепсов как народа?

— Язык-то сохранился, но уничтожаются деревня, село, где он был распространен. Если бы в Вологодской, Ленинградской областях, в самой Карелии не закрывали, простите, не «оптимизировали», дома культуры, библиотеки, школы и магазины, то деревни бы до сих пор были живы. И вепсы бы там жили. Потому, что они не хотели оттуда уезжать, терять свои корни, а уезжая, человек тут же теряет принадлежность к своему народу. С кем он здесь, в городе, будет говорить на родном языке?

У северных вепсов, кстати, в Карелии, Прионежье, язык обрусел больше. Вы знаете, почему? Потому, что они были строителями Санкт-Петербурга, самыми лучшими каменщиками. С XVII века ещё все мужчины уходили на отхожие промыслы, там зарабатывали деньги. И, конечно, они привнесли оттуда много русской культуры, русского языка. Женщины ещё оставались здесь хранительницами вепсского языка, а мужчины многие перешли на русский. А в других местах, например, в Вологодской области, такого не было.

Вот она, вепсская территория: тут и Карелия, и Прионежский район, и Ленинградская область, и Вологодская… Нас разделили. Да ещё в Ленинградской области — на четыре района, в Вологодской — на два, Вытегорский и Бабаевский. На семь частей нас, маленький, малюсенький народ, административно разделили!

И всё же вепсский, по сравнению с языками других малых народов, хорошо сохранился. И наш университет этому очень поспособствовал. Люди, которые раньше не говорили по-вепсски, теперь освоили язык, работают на радио, телевидении, в газете. И им это нравится.

— Еще вопрос, но уже как к носителю русского языка: вам не мешают всякие «коворкинги», «воркшопы», «менеджеры», «мерчендайзеры» и прочее счастье со всякими «биг кингами» в русском языке, отторжения не вызывает?

— Конечно, вызывает, и какое!

— «Пазлы» еще есть, очень приятное на русский слух слово… Вы знаете, меня так сербы порадовали: там эта игра называется «слагалица»!

— Вот, представляете, как хорошо! Все эти уродливые заимствования, я бы назвала их заискивающими — я их просто терпеть не могу. И я считаю, что в русском языке, в нашем российском государстве, несмотря на то, что так много учреждений, которые занимаются русским языком, по большому счёту этот процесс — совершенно неуправляемый. Все эти специалисты в области русского языка пока что слабо действуют. Но, пожелаем русскому языку сохранения.

— Нина Григорьевна, в чем польза изучения языков, на ваш взгляд?

— Владение несколькими языками очень помогает смотреть на созданный Богом мир шире. Давайте сравним: по-русски, когда мы говорим «бессонница», то из-за приставки «без-/бес-» у нас возникает очень отрицательный образ.

А по-вепсски – «vauged uni» — «белый сон»! Что тут отрицательного? Это – позитивное отношение к ситуации. Ты находишься в ситуации «белого сна», когда ты можешь подумать, что ты завтра сделаешь, ты можешь пообщаться со своим Господом, ты можешь обдумать свои шаги. Не надо об этом думать черно́, надо думать бело́! Ты находишься в белом сне — используй такую возможность, данную тебе Богом.

— Это подтверждение органичного восприятия вепсами природы?

— Конечно. В том числе и это тоже. Для нас природа и Господь — это очень близкие понятия.

— Как Ломоносов говорил: «У нас есть две книги: одна — Слово Божье, другая — слово природы».

— Вот именно! Надо читать и ту, и другую, и уметь соотносить эти книги друг с другом.

Беседовал Петр Давыдов