Постник Иоанн Крестьянкин

Первым моим детским церковным впечатлением был древний храм Рождества Христова в подмосковном тогда селе Измайлове. Под низкими сводами его северного придела в июле 1942 года меня крестили в возрасте двух лет.

Столь позднее совершение таинства объясняется следующим: моя мама, Дмитриева Наталия Яковлевна, врач по профессии, долго откладывала крещение, как потом сама объясняла, из-за профессионального предрассудка – боязни, что я ненароком простужусь, или заражусь от общей ложки во время причастия. Думается, причиной тому был еще и элементарный страх. Главврач местной амбулатории, человек заметный, она боялась возможных за это преследований, так как в то время еще не произошел известный поворот в политике советского государства по отношению к Церкви. Причиной страха, очевидно, было и то обстоятельство, что мой отец Николай Федорович Сергееев, по профессии юрист, был арестован. Будучи верующей, мама и многие годы спустя причащалась только в других городах, куда уезжала в отпуск. Так запуганы были тогда многие православные люди.

Но возвращаюсь к истории моего крещения. Однажды я тяжко заболел корью. Надежд на выздоровление не было никаких. Укоряемая совестью, что ребенок умрет некрещеным, мама горячо молилась о моем выздоровлении и дала обет в случае благополучного исхода болезни незамедлительно меня крестить. Вскоре болезнь чудесным образом миновала.

Несмотря на малый возраст, я хорошо запомнил тот жаркий солнечный летний день и совершавшего таинство Крещения старенького батюшку отца Алексия Демина с длинными распущенными волосами, про которого я спросил: «Это Бог?»…

Кажется, именно с тех пор церковь Рождества Христова в Измайлове стала приходом всей нашей семьи. Это был ближайший к нам действующий храм – с началом немецких бомбардировок Москвы семья покинула город и переехала в подмосковную усадьбу Раисино, располагавшуюся на закрытой территории Центральной научно-исследовательской лаборатории звероводства (на месте нынешнего выхода из метро «Щелковская», автовокзала и начала Уральской улицы).

Прошло без малого четыре года после моего крещения. В феврале 1946 года тяжело заболела моя бабушка Епистимия Евграфовна, и встал вопрос о ее немедленном соборовании. Взяв меня с собой, мой дедушка Яков Дорофеевич отправился в измайловскую церковь договариваться о совершении требы.

Так, как будто это было вчера, помню себя перед свечным ящиком и стоявшую за ним интеллигентного вида старушку в очках, которая объявила, что в ближайшие дни все духовенство занято.

«Впрочем, – добавила она, попробуйте договориться завтра с нашим новым священником, отцом Иоанном, только учтите, что он какой-то странный и ни с кого не берет денег за требы».

Дедушка понял намек и заплатил в церковную кассу. На следующее утро, когда я еще спал, он отправился на поиски этого «странного» священника, и вернувшись, сказал маме, что тот придет завтра, и что батюшка «очень худой и заморенный», и его хорошо бы как следует угостить.

В то время было очень трудно с продуктами, но мама в тот же день достала где-то по блату большого судака, который решено было подать заливным. Под вечер следующего, очень холодного и промозглого дня в дверь нашего деревянного жилища постучали, и на пороге появился весь продрогший, худенький, небольшого роста темноволосый священник в каком-то легоньком, «подбитом ветром» пальтишке, с маленьким меховым воротничком «шалькой» (в то время духовенство обычно одевалось уже добротно и даже богато в меха, драпы и габардины).

Пришедший батюшка по своей худобе и «прозрачности» показался мне очень молодым, хотя, как теперь понимаю, ему было далеко за тридцать. Таким я впервые увидел отца Иоанна Крестьянкина.

Все наше довольно большое семейство ютилось тогда в одной–единственной комнате, где лежала больная бабушка. Пока отец Иоанн совершал долгое соборование, мы все сидели в узком коридоре на расставленных в ряд стульях.

По окончании таинства была предложена трапеза, но батюшка, выпив стакан чаю с одним сухариком, от рыбы вежливо, но твердо отказался – должно быть, мои взрослые не учли, что время было постное.

Той же весною 1946 года бабушка умерла. С дедом они прожили более полувека. То были совсем простые люди, из зажиточных крестьян, но настоящие верующие христиане. Перед свадьбой они, по обету, пешком ходили из своего воронежского села Дроскова на поклонение мощам киевских угодников, вырастили шестерых детей и воспитали шестерых сирот – бабушкиных племянников. Это был подвиг, если учесть, что их время пришлось на Первую мировую и Гражданскую войны, две революции, зверскую коллективизацию, террор 30-х годов, жертвой которого стал их старший сын Ипатий, и наконец, трудные годы Великой Отечественной, когда на их плечи частично легли заботы о внуках.

Пишу так подробно о своих родственниках, чтобы дать хотя бы маленький «срез» судеб тех людей, которых довелось духовно окормлять отцу Иоанну Крестьянкину во время его служения в Измайлове…

На Пасху 1946 года мы с дедушкой вдвоем пошли на утреннее богослужение в нашу церковь и увидели там бледного как тень, исхудавшего от поста отца Иоанна. Совершая каждение храма, он с трудом шел, держась одной рукой за стену и едва не падая…

От тех пасхальных дней 1946 года у меня сохранилась фотография, снятая бродячим фотографом: я, шестилетний, сижу на большом камне – валуне, который лежал около деревенских домов, прямо за оградой измайловского храма, напротив входа в церковь, и с которого был виден маленький деревянный домик, где отдыхал между службами отец Иоанн.

За те пять лет, которые он прослужил в Измайлове, среди верующего народа все больше распространялась слава о его абсолютном бессребреничестве, постнических и молитвенных подвигах.

Среди прихожан Рождественского храма о нем ходили легенды, иногда, быть может, и вздорные. Так, священники-целибаты были тогда для многих в диковинку, и про отца Иоанна рассказывали, будто бы он кровью подписал клятву умирающей матери никогда не жениться. Подобные слухи (сам слышал) распространяли досужие старухи, сидя на скамейках в церковном дворе. Такова была обратная сторона заслуженной его славы великого аскета уже в ранние времена священнического служения. Теперь почти не осталось в живых людей, которые помнят батюшку в период его служения в церкви Рождества Христова в Измайлове.

Как известно, в 1950 году отец Иоанн был арестован, около этого времени подвергся аресту и настоятель храма отец Виктор Жуков. Вскоре сюда был назначен новый настоятель (помню, но не хочу называть его имени), импозантного вида священник из обновленцев, при котором в церкви пошли новые порядки: возрос до неприличия интерес к церковным доходам, сильно стало сокращаться богослужение. И дедушка, хорошо его знавший (в молодости он пел в церковном хоре), и я вместе с ним, все реже посещали этот приход.

С тех пор я ничего не слышал о судьбе отца Иоанна. Кажется, в 1968 году я вместе с друзьями посетил на праздник Успения Божией Матери Псково-Печерский монастырь. И здесь произошло, как считаю, чудо. В бодром седовласом иеромонахе, произносившем вдохновенную проповедь, я сразу же узнал дорогого батюшку из далекого своего детства…

Валерий Николаевич Сергеев – искусствовед, член Союза писателей России.