Сербский снег Анатолия Ивакина

Анатолий Ивакин вдохновляет своим примером – в 60 лет он смог кардинально изменить свою жизнь и воплотить в реальность, казалось бы, призрачную уже детскую мечту! В 65 он приехал в Сербию и стал здесь одним из лидеров в живописи. За десять лет написал сотни картин, провёл 18 персональных выставок в самых престижных залах сербской столицы. Издано несколько альбомов его произведений, недавно вышел в свет новый под названием «Продолжение». Работы художника есть в коллекциях президента Сербии Александра Вучича, Патриарха Сербского Порфирия, в его мастерскую находят дорогу и деятели культуры, и министры.

Что отличает стиль Анатолия Ивакина, что главное в его творчестве? Это кипучая энергия, искрящаяся радость жизни. Что мы видим на его холстах? В стенах старых городов бурлит новая жизнь, спешат по своим делам люди, по дорогам мчатся потоки машин. Художник любит высокие точки, красивые панорамы, простор, от которого захватывает дух. Дыхание жизни, тонкая мысль в его тщательно проработанных архитектурных пейзажах Белграда и других городов, в сельских видах, в портретах современников.

Художник нашел свой узнаваемый стиль, соответствующий его темпераменту, мироощущению, выбору. Что ещё подкупает – абсолютно нет в его картинах мотивов депрессии, уныния, нередко свойственных художникам и литераторам наших сложных времен.

Мы встретились с Анатолием Петровичем в его мастерской, которая находится в знаменитом «Русском доме» Белграда. В начале 1930-х строительство этого здания стало подарком русской эмиграции от короля Югославии Александра I. Архитектура, история «Русского дома» уникальны.

В предисловии к одному из альбомов А. Ивакина пишется: «Этот художник принадлежит к третьему поколению русских мастеров, выбравших Сербию своей второй родиной. Первое поколение – великие белые эмигранты, возродившие культурную жизнь в Белграде между 1918 и 1940 годами; второе – их дети (Игорь Васильев, Леонид Шейка, Ольга Иваницки, Марклен Мосиенко и Джордже Прудников); затем – многие известные и неизвестные художники, которые – особенно после перестройки – выбирают живописную, тёплую и дружелюбную Сербию для постоянного или временного проживания».

На одной из лучших картин А. Ивакина изображен «Русский дом» во всей своей красе, слегка присыпанный редким здесь даже зимой сияющим снегом. Этот снег изысканно сочетается с южным колоритом, объединяет как будто не только композицию картины, но и судьбу художника – уральский снег детства и балканское солнце зрелости...

– Анатолий Петрович, прочитал в интернете, что вы успешно работали архитектором в Москве, Санкт-Петербурге, сотрудничали с известными сербскими предпринимателями братьями Каричами. И вот Драгомир Карич дает вам совет переехать в Сербию. То же посоветовала и знакомая вам сербская художница. Может быть, они уже тогда почувствовали в вас что-то свое, родственное, сербское?

– Расскажу вкратце о себе. Родился я в 1950 году, закончил архитектурный институт в Свердловске, ныне Екатеринбурге, потом переехал в Тобольск, где мне предложили работу. Там я проработал 16 лет, был главным архитектором города, С1983 года руководил строительством всего Тобольска в качестве зама генерального директора Тобольского нефтехимкомбината по строительству, даже депутатская жизнь у меня была в двух пятилетках.

В 1990 году объемы городского строительства резко сократились, продолжилось строительство лишь трех объектов по заключенным в 1988 году контрактам с югославами: супермаркета, холодильника на 6000 тонн и четырехзвездочной гостиницы на 360 мест силами сербских и словенских специалистов. Именно в этот момент Драгомир Карич предложил мне возглавить представительство своей фирмы по Тюменской области, согласовав это с генеральным директором нефтехимкомбината, в результате я из заказчика превратился в подрядчика.

Уже через год после завершения строительства супермаркета и холодильника меня перевели в московский офис на должность директора инжиниринга, появились новые объекты в Москве, Сургуте, Тюмени, а курирование строительства гостиницы в Тобольске сохранилось за мной до сдачи её в эксплуатацию.

Неугомонный Драгомир Карич, расширяя географию объектов, в апреле 1994 года организовал двухдневную экскурсию на арендованном самолете в Санкт-Петербург, пригласив мою жену и детей. Как оказалось, неслучайно. Спустя месяц мы зарегистрировали совместное предприятие «Даньян СПб», генеральным директором которого я и работал вплоть до 2003 года.

Мои жена и трое детей, пережив положительный стресс от переезда из Тобольска в Москву, отказались переезжать в Петербург в арендованную мной квартиру на Фонтанке: дочери уже учились в школе, где жена преподавала английский язык, сын учился в архитектурном институте. Таким образом, я оказался в роли человека, у которого был еженедельный проездной билет по маршруту Москва – Санкт-Петербург и обратно на следующие десять лет.

Ничуть не жалею о том, что много приходилось ездить и переезжать. Но всему свое время… Работать становилось всё сложнее. ведь работа архитектора-строителя невозможна без командировок. В неделю минимум две-три командировки: Петербург – Екатеринбург – Тюмень, затем Москва – Ухта – Краснодар, и так далее. Слишком много перелётов. Все это интересно, но довольно тяжело. Надо было с кем-то встречаться, решать вопросы, общаться, и это все сказывалось на здоровье.

В 2003 году один из братьев Каричей – Боголюб, решил баллотироваться в президенты Сербии, офисное здание на улице Восстания в Санкт-Петербурге было продано, а у меня появилась прекрасная возможность вернуться в Москву и заняться только проектными работами. С Драгомиром мы расстались друзьями, дружбе этой более 36 лет. Моему возвращению в Москву больше всего были рады близкие, количество командировок сократилось вдвое.

Однако весной 2008 года перенёс операцию на сердце, после чего был необходим почти трёхмесячный период реабилитации, не позволявший держать в руках ничего тяжелее карандаша или кисти. Так началась моя живописная практика, для которой появилось, наконец, свободное время. Вспомнилась мечта стать художником, которая была у меня с детства. Начал много рисовать. Не представляю, чем бы ещё я смог занять себя тогда... Всякий художник мечтает о признании, о выставках. Осенью решил выставить несколько своих работ в АртСервисЦентре в здании Третьяковки на Крымском валу, и, к моему удивлению, легко были проданы пара натюрмортов и пейзаж с рекой Клязьмой. По специальности больше трудиться не хотел, спасибо осеннему кризису: некоторые проекты были заморожены на неопределенный период. Жил на даче в Валентиновке, из любимой бильярдной убрал стол для русского бильярда, получилась хорошая мастерская.

А почему знакомые сербы советовали мне переехать к ним в страну? Видимо, оттого, что я при встречах жаловался на наш климат, на ненастье и туманы... Все-таки в Подмосковье хорошо, но мало солнца. И, самое главное, начиная с 2011 года я начал выезжать на пленэры в Сербию, которые организовывала Мирьяна Стоянович, прекрасная художница, она лет двадцать работала в банке в Москве. Это были и Белград, и Златибор, и Топола... Несколько раз поехал туда, потом возвращаешься в Москву после двухнедельного пренэра в Сербии, где солнышко, и еще даже не пахнет осенью в октябре или даже ноябре...

Вообще там другая сложилась обстановка для меня как для художника. К сожалению, в Москве у меня было лишь несколько знакомых художников. Мы вместе ездили на пленэр в Вышний Волочек. Тоже замечательно, интересно, это мне нравилось. Но Вышний Волочек у нас тогда был единственным местом, где такой пленэр проходил. А в Сербии колонии ликовные (художественные) организуются повсеместно. Это поощряется государством и бизнесменами, которые организовывают такие поездки художников. Министерство культуры финансирует эту деятельность! Для каждого города отпускают определенные деньги, в каждом городе есть несколько людей, которые занимаются такими колониями-пленэрами. По конкурсу выделяются 100-200 тысяч динаров, чтобы купить краски, холсты, договориться с кем-то насчет проживания, питания, привлечения спонсоров. К примеру, спонсором может быть гостиница или ресторан, за это они получают несколько работ для украшения интерьеров.

Набирают группу 10-15-20 человек. Их кормят, предоставляют жилье, дают холсты, краски, но ты должен за пять-семь дней написать пару этюдов и им оставить. Так они формируют даже в маленьких сёлах и городах небольшие галереи-музеи. За десять лет я не меньше, чем сотню колоний прошел в Сербии, а также в Боснии, Македонии, Черногории, куда я могу ездить без визы.

Конечно, если тебя пригласили, ты обязан сделать эту работу качественно, иначе тебя больше не пригласят. Но стоит попасть в одну колонию и там себя хорошо проявить, то о тебе люди начинают знать, рекомендовать куда-то, это очень широкая разветвленная сеть.

Уровень у большинства художников, конечно, любительский. Из сотен и тысяч, может, только один известен, а остальные просто работают, ради удовольствия. Я, кстати, тоже работаю ради удовольствия. Юбилеев не отмечаю. Надо просто жить, не заглядывая в паспорт…

– Слышал, что в России тоже есть система пленэров, но, видимо, далеко не такая развитая.

– Для Сербии, население которой всего лишь около семи миллионов человек, что намного меньше, чем в Москве, такое количество пленэров впечатляет. Или ещё пример. Я недавно побывал на выставке в Доме Армии Сербии, там галерея великолепная, престижная площадка, мне удалось там выставиться в 2017 году. Там проходила выставка «Ветеринары Сербии и Австрии – художники». Действительно собралась группа людей, которые по профессии именно ветеринары. Они рисуют собак, кошечек, лошадей, натюрморты, людей. И это абсолютно нормально! В Сербии много любителей, я думаю, из них процентов 70 или 80 вообще не имеют художественного образования, но они начинают рисовать еще до пенсии. Им интересно, они куда-то пытаются попасть, выставляются.

И самое удивительное, это я почувствовал в 2015 году, когда мы с семьей решили сюда перебраться, и надо было найти квартиру, чтобы получить вид на жительство. Поскольку я – архитектор-строитель, то к вопросу квартиры подошел очень обстоятельно, искал месяцев пять. Было очень много просмотров и, представьте, я не увидел ни одной квартиры или домика в Белграде, где не было бы живописи!

– У сербов что, принято иметь картины, именно написанные маслом, в доме?

– Не только маслом, но и акварель, пастель, графику. И это не постеры, а живые вещи! Они оформляют их в рамы, завешивают, бывает, все стены. Иногда это хорошо, а иногда не очень. Была у меня такая ситуация, когда на выставке в Галерее 73, это весьма престижная галерея белградского района Чукарица, одна женщина решила купить мою работу, договорились о цене, а она пожилая, ей уже за 80, она попросила, чтобы я приехал к ней и привез эту картину. Когда я зашел в дом, а он по размерам довольно приличный, в два этажа, много комнат, все было завешано картинами. Я ей сказал: «Зачем вам моя большая? У меня есть этюд 50 на 70». А я не могу сделать большую работу без этюда. Я иду на место, рисую с натуры, пишу этюд, затем с него делаю большую работу. Но она говорит: «Нет. Мне нужен именно большой!». От маленькой отказалась. Потом прислала фотографию, она все-таки нашла место, куда ее повесить.

Ну и плюс – у сербов принято дарить картины. У них подарить картину на свадьбу или юбилей считается престижным.

– Такое отношение к живописи, к искусству не может не радовать художников и их поклонников.

– Конечно! Первая колония у меня была в 2015 году под Тополой, село Липовац. Я приехал туда сначала по совету и при содействии моих старых знакомых, сербских строителей. В селе это была уже 43-я колония! Они каждый год, с 1-го по 8-е августа проводят такие встречи, приезжает искусствовед, организатор, они собирают 10-12 художников, причем из разных стран.

– Итак, прошло десять лет вашей жизни в Сербии. Вы не пожалели о своем решении здесь поселиться?

– Нет, конечно. Работаю каждый день потихонечку.

– Вы пишете в одном из своих альбомов: «Мне представляется, что климат в Сербии состоит их трех сезонов: теплое пятимесячное лето, длинная осень, которая начинается в конце октября и медленно переходит в цветущую весну в середине февраля. Если повезёт, то на несколько дней выпадет снег. Зимние этюды для меня в приоритете – при отсутствии низкой температуры масляная краска не густеет, пишется легко и приятно».

Ёмко сказано. А можете вы обобщить, как художник, человек с внимательным взглядом, чем схожи и чем отличаются сербский и русский народы?

– Да, по-моему, ничем. Сербы, может быть, более открытые. Они легко идут на откровенные разговоры. Если попадаешь в небольшой город. они твоей работой интересуются, спрашивают. Когда я пишу в каком-нибудь городке, они подходят, знакомятся, начинают разговор: «О, ты русский!», хотят угостить: «Давай, ракии выпьем». «Да я не могу, – отвечаю, – у меня тут машина стоит, я за рулем». «Да ты что, у нас можно 0,2 промилле». Ну, и так далее. Одним словом, здесь обстановка как мне кажется более благоприятная для общения. Даже в соседней Черногории уже немножко не так...

– Вы во многих странах побывали с этюдником: в Испании, Венгрии, Англии, США, Израиле... Как вы считаете, природа Сербии особо живописная и благодатная?

– Вообще Балканы интересные. Взять Боснию – там великолепная природа, горы. Течёт река, с одной её стороны – Сербия с другой – Республика Сербская или Босния и Герцеговина ,Далее Черногория – всё поразительно красиво! Или Воеводина, которая совершенно плоская как наши огромные воронежские поля. А если от Белграда поехать в сторону юга, то горы не горы, но высотой 300-400-500 метров над уровнем моря, то есть абсолютно другой рельеф и пейзаж.

– А у вас любимые места есть? Или много таких?

– Откровенно говоря, много. По Белграду можно пойти, найти сотню мест и сказать, что это любимое место, хорошее, красивое. Я думаю, это еще и от настроения зависит. И свой дворик вблизи Славии, хаотично застроенный, но сохранивший зеленые насаждения, виноград, грецкий орех, тоже могу назвать своим любимым местом.

– Вы живете в центре Белграда или на окраине?

– В центре. В тот период, в 2015-м, можно было спокойно продать что-то своё в Москве или в Петербурге, зарегистрировать в налоговой инспекции предварительно открытый счет в белградском банке, после чего легко перевести деньги за рубеж. На законном основании продав недвижимость в Москве, можно было купить недвижимость здесь. А здесь, надо сказать, не купишь недвижимость за наличные деньги. Даже если машину покупаешь стоимостью свыше 10 тысяч евро, то должен перевести деньги только через банк. Система чёткая.

Мы купили квартиру, прожили в ней пять лет, потом поняли, что немножко ошиблись с районом, это был хороший район, хорошая квартира, рядом Белый двор – резиденция сербского престолонаследника, но шесть км от центра. В центре жить более удобно. Тем более, художнику. Продав ту квартиру, купили новую. Все галереи, выставки в центре. Живем с женой недалеко от храма святого Саввы и Российского посольства.

– Я так понял, что переселяться из Москвы в Сербию вам было не так сложно, потому что вы сами не москвич, а с южного Урала?

– Я родился и жил в городе Коркино Челябинской области до окончания школы, потом учился в Екатеринбурге (Свердловске). был хорошим студентом, после окончания института год преподавал на кафедре, женился, после рождения сына мы переехали в Тобольск, где сразу получили квартиру.

– Как известно, Коркино это шахтерский город со вторым в мире по величине угольным разрезом.

– Да. Моя мама Татьяна Никитична работала на шахте, восемь лет под землей. В 45 лет она ушла на пенсию. Но переехала туда из Воронежа в 1946 году с бабушкой, сестрой, братом. И с грудной дочерью – моей старшей сестрой. Меня еще не было…

– Да, надо было выживать в те голодные годы… А кем мама работала в шахте?

– Разнорабочей. Откатчица, вагонетки толкала. Потом она обучилась и стала машинистом скипового подъема, поднимала наверх грузы с глубины 500 метров. Я был у нее на работе, один раз даже спускался в шахту.

– Вы росли без отца?

– Да. Он из Кургана, учился в Коркино, уехал обратно через полгода после моего рождения… У нас в классе с отцами было человек 15, а без отцов человек 20.

– Значит, ваши корни – воронежские?

– Да. Недалеко от Воронежа есть город Усмань, недалеко от Усмани село Грачевка, в которой осталось сейчас совсем мало людей. Там до сих пор живет мой двоюродный брат.

– В Коркино была художественная школа? Вы говорили, что хотели с детства рисовать.

– В Коркино был кружок в доме пионеров. Потом мне повезло, когда учился в седьмом классе, художник кинотеатра, который рисовал афиши, попросил ему помогать. Я этим увлекся. Помню, как рисовал афишу фильма с Брижит Бардо в главной роли «Бабетта идет на войну», два на три метра, тогда это были гуашевые краски и на фанере. Ну, и если ты умеешь рисовать, то в школе должен оформлять все пионерские и октябрятские уголки, поэтому оформиловкой занимался до десятого класса включительно.

– Но пути тогда стать художником не было без художественной школы?

– После восьмого класса послал документы в Московское художественное училище памяти 1905 года. Преподаватель рисования в школе посоветовал мне это сделать. Я отправил акварели, наброски, документы. Через пару месяцев получил документы обратно с ответом – «в этом году иногородних не принимаем, у нас общежитие на ремонте». И я пошел дальше учиться, в девятый класс, хотя жили мы бедно.

– Анатолий Петрович, какие вам с детства нравились художники, кто из них вас вдохновлял?

– Когда я начал собирать книги по искусству, мы вдохновлялись тем, что продавалось в магазине. Хорошо, что тогда вышла такая книга, целое собрание сочинений «Школа юного художника» или «Школа живописи», сейчас не помню, в восьми томах. Я ее покупал. Были и небольшие книжечки. Помню, читал о Гейнсборо, Морланде, который написал 2000 картин, Имена, которые знаю с тех пор – Игорь Симонов, известный в Свердловске мастер, Герман Черемушкин «Москва улыбается» – великолепный график, я с ним потом познакомился. Русская классика – Брюллов, Репин, Суриков, Шишкин, Левитан, Васнецов... Имен очень много. Я обожал Илью Машкова. Художники соцреализма были сильные. В институте у нас преподавали очень хорошие художники Александр Филиппович Бурак и Герман Селиверстович Метелев. Ценно, что в тот период в архитектурный институт надо было поступать, сдавая два экзамена по рисунку, рисовали голову и капитель. Плюс черчение.

– Все-таки с Коркино вас ниточка связывает? Вы там даже выставку устраивали.

– У меня там одноклассники остались, мы поддерживаем связь. В 2014 году меня ребята попросили: приезжай, привези картины свои, сделаем выставку. Я собрал штук двадцать работ, поехал, сделал выставку, буклетик сделал. Коркино небольшой город. Там было тысяч 100, сейчас всего 36 с половиной, если верить Википедии. Угольные шахты закрыты.

– А город был закопченный, в угольной пыли?

– Знаете, в детстве все казалось прекрасным. И снег был белый. В хоккей играли.

– Все равно теплое чувство к Коркино осталось.

– Конечно. Как может быть не теплым чувство к родине?

– У вас мастерская в «Русском доме», который ныне составляет одно из зарубежных представительств Россотрудничества. Вас с ним связывают какие-то обязательства?

– Спасибо «Русскому дому». У меня была здесь выставка, я познакомился с Елицей Елич, которая отвечала тут за культуру, и у меня возникла мысль – почему у них не попросить мастерскую? Но только, когда появился новый директор Евгений Александрович Баранов, мне Елица сказала: «Попробуй подойди, может получится?» Я предложил: могу для них делать какие-то работы на подарки, потому что я пишу Белград. А Белград всех интересует. Это случилось в апреле 2021 года. Так я начал благополучно работать в «Русском доме». Отдаю свои картины, они дарят их или в лучшем для меня случае вешают в вестибюле. Там висит и моя картина с видом «Русского дома», которую я сделал со снегом. В зимний период иногда в Белграде снег бывает... Года полтора назад такую картину они подарили президенту Вучичу, когда он приходил в «Русский дом». Патриарху подарили работу «Храм святого Саввы». Куда-то им нужно ехать, налаживать связи, ко мне могут подойти, у меня по многим городам есть работы. Пожалуйста, мне не жалко.

– То есть у вас взаимовыгодное сотрудничество.

– Да.

– А как сейчас складывается ситуация на художественном рынке Сербии? Как живется здесь живописцу материально?

– До пандемии все было очень хорошо с точки зрения продаж. Пандемия началась, потом СВО, на рынок всё влияет, а сейчас последние семь месяцев волнения студентов. Жители близлежащих стран перестали ездить на экскурсии в Белград. В галереях, в которых я выставляюсь, сотрудники мне четко говорят, что больше половины работ покупают люди, которые приезжают из Венгрии, Австрии, Италии, Германии, то есть интуристы, а также наши же сербы, но которые там живут и работают. Если цены в галереях других стран на работы подобного качества, скажем, 1000 евро, то в Сербии можно купить за 500 или 400, ну а художнику и половины достаточно. Поэтому немножко рынок упал. Но галереи работают, цены не повышаются. Хотя художественный рынок всегда сложный.

– Ваш труд позволяет вам жить достойно?

– Насчет достойности я не могу сказать. Хорошо, что у меня была какая-то недвижимость в свое время, и я смог ее обналичить.

На пенсию я не могу прожить, на живопись я бы тоже не прожил. Ну, точнее, прожить можно, но не сможешь позволить себе купить то, что ты хочешь, поменять машину, поехать в путешествия.

– Какие тенденции заметны в художественной жизни Сербии?

– Абстракции слишком много стало, каких-то концептуальных работ.

– В Сербии влияние этих новейших тенденций тоже чувствуется?

– Так оно не только в Сербии, везде. В Германии уже дошли до того, у меня там есть один знакомый художник, что есть такие, у которых смысл или девиз их творчества – «не прикасаться к карандашу, кисточке или фломастеру». Это уже всё-таки маразм. Они просто сидят и разговаривают. Но тогда это и будет не художественный кружок, а философский.

– Вы, последователь реалистической школы, не чувствуете себя последним из могикан?

– Сейчас в Белград приехало много молодых художников из России, около 300. С некоторыми из них я знаком. В основном это девушки, они, как правило, жены айтишников. Выставки устраивают, встречи. По этой молодежи я вижу, чувствую, что реализм не умрет. К нему все равно будет возврат. Все известные художники начинали с реализма, поскольку это единственно верный путь к профессионализму. а все прочие течения потом могут происходить…

Пока могу ходить и ездить, я – сторонник реализма. Я каждый день в мастерской с полдесятого и до пяти-шести работаю. Каждый день, кроме воскресенья.

Одна из выставок моих работ не случайно называлась «Живописная страна». Нет в Сербии неблагоприятного периода для пленэрной живописи, а в каждом селе или городе обязательно найдется масса красивых сюжетов, которые просятся на холст… И это вдохновляет!

Беседу вёл Алексей Тимофеев