«Индивидуальный штурм» академика Трубачёва

Сборник мгновенно стал библиографической редкостью: цена на него в Интернет-магазине за считанные дни выросла в три, а затем и более чем в пять раз по сравнению с первоначальной. И это понятно: герой книги, был личностью редчайшей, уникальной…

Если академика РАН Трубачёва вдруг спрашивали, сколько языков тот знает: тридцать, а может быть, сорок, он сердился: «Я просто работаю с этими языками!» Когда стали разбирать архив Олега Николаевича после его смерти, выяснилось, что сноски в научных трудах сделаны им на 63 языках.

О.Н.Трубачёв был выдающимся ученым-славистом, крупнейшим специалистом по сравнительному языкознанию славянских языков. Он был тем человеком, который с помощью русского, чешского, польского, словацкого, словенского, сербского, болгарского и других славянских языков всю жизнь искал нашу общую славянскую прародину и самим своим примером, своей научной деятельностью соединял славян в одну семью.

Его наука началась с книг в личной библиотеке отца. Та библиотека погибла в Сталинграде осенью 1942 года.

После войны и эвакуации семья Трубачёвых поселилась в Днепропетровске, который поразил их обилием осевшей в букинистических магазинах трофейной литературы – разумеется, на иностранных языках. К 16 годам Трубачёв прочитал «Фауста» Гёте на немецком – этот язык был изучен первым, а «Фауста» Олег Николаевич перечитывал потом еще не раз, всякий раз всё больше постигая мудрость великой книги. Вскоре, перечитывая «Войну и мир», наш герой уже не смотрел перевод многочисленных абзацев на французском, понимая иноязычный текст не хуже тех еще, по-настоящему образованных, читателей Льва Толстого. Из славянских языков первым, еще в восьмом классе, был покорен польский, который стал любимым языком Олега Николаевича.

Вдова О.Н.Трубачёва, известный ученый-лексикограф, доктор филологических наук Г.А.Богатова вспоминает: «Ехали как-то с ним по Польше, он сидит, увлекся разговором с водителем. Ну, а я сидела сзади и что-то его спросила по-русски. Он мне ответил. Гляжу, у поляка глаза на лбу: «Как, пан не поляк? Этого не может быть. Вы говорите по-польски так, как русские не могут говорить».

В Днепропетровском университете Олег Трубачёв учился с Галиной Брежневой. Дочь руководителя местного обкома партии особыми успехами не блистала.

Позже Олег Николаевич вспоминал свое собственное «обличительное сочинение» для стенгазеты:

«Все те, что позади остались,

От прежней блажи отказались.

Но не товарищ Брежнева –

От поведенья прежнего!»

Этому целеустремленному и остроумному юноше было совершенно непонятно, как можно было, имея доступ к такому интеллектуальному богатству в университетской и городских библиотеках, пропускать всё это мимо глаз. Все было доступно – только успевай поглощать, учить, заучивать. Да, и заучивать. Любимейшим занятием Олега была… зубрежка. Когда чужая лексика в результате заучивания становилась своей, она показывала путь к еще одному языку. Трубачёв писал впоследствии: «Делал я это абсолютно самостоятельно. Только индивидуальный штурм! Только метод зубрежки оказался самым действенным».

Вот потому-то и пригласили его, выпускника Днепропетровского университета, в иностранный отдел «Комсомольской правды»: читать и переводить зарубежную периодику. Пригласили потому, что он обладал уникальной способностью свободно ориентироваться в основных европейских языках. Хорошие и очень хорошие специалисты востребованы во все времена. Шел 1951-й год. Олег переводил статьи из «Юманите» и других газет, писал сам и дежурил по заметкам зарубежных собкоров, едва ли не до рассвета простаивая за талером – огромным железным столом в типографии, на котором когда-то версталась газета. Список казино, где вы получите фриспины за регистрацию без депозита

Но любовь к науке пересилила.

Одним из первых научных подвигов Трубачёва был перевод на русский язык знаменитого «Этимологического словаря русского языка» Макса Фасмера – по мнению специалистов, «самого надежного» и самого объемистого словаря такого рода.

Эта работа для молодого кандидата филологических наук стала не только отличной научной школой (перевод был закончен за два года три месяца и представлял собой рукопись в 3200 машинописных страниц), но и данью уважения самому Фасмеру – российскому немцу, переехавшему в Германию, человеку с драматической научной судьбой, для которого составление «Этимологического словаря русского языка» стало самой лелеемой мечтой, главной целью научной деятельности и нешуточным жизненным испытанием.

Четырехтомник цвета кофе с молоком стоит на книжной полке у каждого уважающего себя филолога. Фасмеровский словарь не только переведен, но и дополнен О. Н. Трубачёвым. Иногда он так досадовал на то, что какое-то слово он вовремя не смог объяснить и оставил его в «темных»! «Простейший пример, - писал Олег Николаевич. - В моем русском переводном издании «Этимологического словаря русского языка» Фасмера оставлено необъясненным слово в следующей словарной статье: "Катетка" – небольшой головной платок, астрах. Темное слово». Абсолютно ясно (теперь), что это не что иное, как диалектный вариант слова кокетка (как это я раньше не догадался? Случаи смешения мягких к и т обычны в русских народных говорах. Ещё с детства и тоже с Нижней Волги мне знакомо слово пашкет, местное видоизменение литературного паштет). Так и останется эта карандашная приписка в моем личном Фасмере, а это, если хотите, маленькая, но этимология, истолкование ранее не объясненного слова. Одно дело – бесспорная заповедь не портить книг, а другое дело – грамотные карандашные пометы на полях автора, исследователя, владельца книги»…

Поиски происхождения славянских слов занимали Трубачёва всю его жизнь.

Основной его работой, облеченным в слова памятником его светлой личности стал многотомный «Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд», созданием которого он руководил в течение многих лет. Отечественные и зарубежные лингвисты называли Олега Николаевича одним из ведущих языковедов мира.