Владимир Веретенников: «Хочу стать летописцем Русского Возрождения»

С Владимиром Веретенниковым мы познакомились на фестивале «Живое слово», где он стал победителем литературного конкурса. В прошлом году молодой писатель выпустил роман «Прах на ветру», дебютировав в жанре исторической прозы. Родившийся и выросший в Латвии, Владимир – яркий представитель «русского мира». Мы попросили его ответить на несколько вопросов.

- Владимир, как, на ваш взгляд, рождается писатель?

- С детства я обдумывал сюжеты, делал наброски, иногда даже доводил их до завершения... Вполне согласен с мыслью: если хочешь стать писателем, сначала научись быть хорошим читателем. Лет с шести, как только я стал складывать буквы в слова, читал все, до чего мог дотянуться. Привычка сохранилась до сих пор – продолжаю углубляться в классику и стараюсь отслеживать интересные новинки.

Но когда я сравнивал лучшие образцы художественной прозы со своими опусами, у меня опускались руки. Какой смысл вливаться в толпу графоманов, которых сейчас, с пришествием в каждый дом интернета, и так расплодилось сверх меры?!

- Уверенности в своих силах не было?

-Точно. Помню, после окончания университета я замахнулся на большой историко-авантюрный роман из русской жизни времен Ивана III. У меня была пестрая компания персонажей – беглые монахи, скоморохи, разбойники. Они отправляются в Сибирь на поиски легендарной Золотой Бабы. Любовь к историческим сюжетам, страсть к прошлому во мне жили всегда - с тех пор, как себя помню.

Сначала в романе все шло бодро. На свет появлялась глава за главой, я читал их друзьям из студенческой кампании – они были в восторге и требовали продолжения. Но… В какой-то момент я потерял веру в то, что делаю и, в итоге, постепенно забросил свое творение.

А вскоре жизненная дорожка привела в журналистику и, помотав из стороны в сторону, там и оставила. Работая в газете, со временем я раскачал свой навык письма до того, что навострился без особых затруднений выдавать по десять-двадцать тысяч знаков в день. Разумеется, это была обычная поденщина, но зато она сказочно обогатила меня сюжетами, мыслями, характерами, ситуациями. Многое из потока повседневности впоследствии пригодилось, когда я вернулся к художественной прозе.

- Что «развернуло» вас от журналистики к прозе?

- Я узнал о литературном конкурсе «Живое слово». Ни на что не рассчитывая, набросал за пару дней рассказ «Зюйдвестка капитана Озерского» и отправил. Каково же было моё удивление, когда сей опус занял первое место! Как следствие - поездка в пушкинское Болдино, пафосная церемония награждения, увлекательная беседа с Захаром Прилепиным.

Успех вдохновил, и я c головой ушёл в литературу. Написал «россыпь» рассказов и фантастическую повесть «Тайна Кабаньего озера». А потом засел за роман - «Прах на ветру». Сначала замышлял повесть, но сюжет взял своё.

«Прах на ветру» рассказывает о малоизвестном эпизоде противоборства Руси с Тевтонским орденом – войне 1501-1503 годов, и её апофеозе, битве при Смолино. События разворачиваются на территории сегодняшних Латгалии и Псковской области. В центре повествования - судьба ливонского рыцаря Лукаса фон Хаммерштедта, история его перехода на сторону русских воинов. Этот человек не выдуман мною. Рыцать упоминается у Карамзина в «Истории государства Российского» (том IX, глава VI) и у Бальтазара Руссова в «Хронике провинции Ливония». По их свидетельствам, Лукас совершил поразительный поступок: в разгар сражения убил тевтонского знаменосца и сбежал к русским, помогая им уничтожать солдат Ордена! Меня заинтересовала история с перебежчиком, и я попытался реконструировать его судьбу: что именно толкнуло фон Хаммерштедта на измену собратьям по мечу и вере?

Я залез с головой в хроники и летописи, перелопатил огромное количество источников. Одно лишь знакомство с видами средневекового холодного оружия у меня отняло тьму времени! Впрочем, без фантазии, воображения всё равно не обойтись - историки оставили немного сведений о рыцаре. Многое пришлось додумывать: факты его жизни, обстоятельства, поставившие Лукаса перед экзистенциальным выбором. В общем, я постарался, насколько хватило умения, передать, во-первых, ощущение времени, а, во-вторых, дух места. Потому что действие «Праха на ветру» разворачивается, по сути, в моих родных краях.

- Вы – латгалец по рождению, ныне – гражданин Евросоюза, но пишете на русском языке, и тема ваша – русская. Как эти обстоятельства влияют на авторскую позицию?

- Тот факт, что я вырос за пределами России, конечно, оказал на меня влияние, как на автора, но, хотелось бы надеяться, не в плане местечковой зашоренности. Напротив, это пробудило во мне обостренное чувство принадлежности к родному народу, его могучей культуре и великому русскому языку. Нужно учитывать, что если ты являешься живущим в Прибалтике неассимилированным русским, ты всегда остаешься «пограничником». Местные власти воспринимают русскоязычное население в качестве «инородного тела» и всячески добиваются того, чтобы оно «растворилось».

Эта политика проводится с ведома и полного одобрения Вашингтона и Брюсселя, обладающими абсолютной полнотой власти в регионе. Соответственно, на всех уровнях происходит зачистка русской исторической памяти, которую хотят подменить эстонской, латышской и литовской идентичностью. В такой системе координат, например, 9 мая рассматривается как вражеский «праздник оккупантов», запретить который, равно как и снести оставшиеся еще памятники советским воинам, власти не решаются лишь из опасения спровоцировать массовые волнения.

Русский язык, на котором в Латвии общается значительная часть населения, только что дустом не вытравливали – сначала его объявили иностранным, затем вывели из системы высшего образования, потом стали искоренять в школах и детских садах. Представьте: школа находится в городе, населенном, по преимуществу, русскими, дети сидят на уроках русские, им преподают русские же учителя - но на родном языке обучать нельзя! Более того, в любой момент «нетитульного» человека могут проверить инспектора. И если они найдут, что твой уровень владения «государственным языком» не соответствует занимаемому месту – а у нас без знания «госязыка», согласно закону, не устроишься нигде, даже дворником – то на первый раз ты отделаешься штрафом, а вторично можешь лишиться работы. Государство планомерно работает над изменением твоего кода самоидентификации. Естественно, когда тебя постоянно «шпыняют», приходится не просто делать свой выбор, но и постоянно его подтверждать.

- На такую стойкость не все способны.

- Естественно, большинству от природы свойственен конформизм. Это психологически объяснимо – не каждый готов годами находиться во «внутренней оппозиции», да и об элементарных житейских перспективах нельзя забывать. К тому же, если человек родился после «периода оккупации», то у него просто нет альтернативной мировоззренческой картинки, которую он мог бы сопоставить с тем, что ему навязывают. У нас в Прибалтике появилась целая страта «полурусских», которых можно охарактеризовать, как «ни пава, ни ворона». Но есть и другие! Ситуация, напротив, вынудила их максимально остро ощутить свою «русскость» как непреходящую ценность, которую ни в коем случае нельзя сдавать.

Сейчас я пишу новый роман. Имя еще не определено, хотя родилось несколько рабочих вариантов – «Под кроваво-красными небесами», «Пересадочная станция», «Клоуны в аду». Сюжет завязан на современность и вобрал мои нынешние знания и мысли об обществе, людях у власти, политтехнологии, журналистике – хотя это и подаётся через некое «магическое» преломление. Едкий коктейль из политики, мистики и шизофрении.

Вышло так, что в романе отчетливо прослеживаются и христианские нотки – хотя я меньше всего намеревался создавать нечто нравоучительное. На примере трех героев, оказавшихся в нестандартной, мягко говоря, ситуации, раскрывается тема выбора. Не скрою, ряд сюжетных перипетий и характеров позаимствован мною из реальности. В 2009-2010-м, когда я работал в региональной прессе, в моем родном Даугавпилсе произошли захватывающие события – начиная со скандальных выборов и заканчивая громким политическим убийством. Я воспользовался этими фактами, но начисто лишил их местечковой привязки – подобное может произойти где угодно… В общем, произведение получается амбициозным, и я буду рад, если роман в итоге хотя бы наполовину ответит моим первоначальным замыслам.

- Это политический роман?

- Не только. Почти везде в современном мире одна и та же ситуация - описанные французским философом Ги Дебором процессы «общества спектакля». Основным продуктом политсистемы становится производство «показухи». А на арене всего лишь маски, лицедействующие на потеху зевакам. Весьма сложно в кукольных сварах увидеть признаки реальной борьбы за будущее страны. Циники советуют голосовать на выборах лишь за знакомых, которые отплатят тебе «бонусом». У народа и сложился стереотип - если человек лезет в политику, то это либо законченный вор, мошенник и плут, либо дурак и клоун. Впрочем, стереотип не так уж далек от реальности: почти везде политикум проявляет качества «отрицательного отбора». Ты можешь быть хорошим человеком, но выберут тебя в депутаты только в том случае, если согласишься обслуживать интересы «солидных людей». Тогда в твою «раскрутку» вложат деньги, которые нужно отработать и даже принести «хозяевам» прибыль - иначе, зачем они брали бы тебя под волосатое крыло?!

- Вижу, что годы, проведенные в политической журналистике, для вас даром не прошли – «собрали материал»… Как там у вас, в развитой европейской демократии, со свободой слова?

- О современной журналистике ничего хорошего сказать не могу. Кто платит девушку, тот ее и танцует - каждое масс-медиа кому-то принадлежит. Это особенно чувствуется в преддверии выборов. Устраиваешься в какое-либо издание и четко понимаешь, что есть круг тем, о которых здесь ты или вообще писать не сможешь, или станешь отображать их под заданным хозяевами ракурсом. Зачастую людям приходится производить вранье чрезвычайное, что чревато вывихами психики. Хуже всего приходится тем бедолагам-журналистам, которые так и не выбились из региональных изданий, где нашего брата контролируют особенно жестко. Крупные медиа могут, из соображений респектабельности, претендовать хотя бы на видимость объективности, небольшим – не до жиру... Когда я достиг некоторого уровня известности, то сразу ушел в фриланс, позволивший мне немного творческой независимости.

- Вернёмся к литературе. Куда ещё влечет вдохновение?

- Пишу рассказы - от истории до фантастики. Например, в «Найденыше» отражены обстоятельства детства Марты Скавронской, будущей супруги Петра Великого Екатерины I. Хочу написать сборник новелл, объединенных местом действия – территорией вымышленного городка Борисоглебск, которому я придал черты сходства с родным Даугавпилсом. Мой Борисоглебск - необычен, там периодически происходят совершенно невероятные, фантастические и мистические происшествия. Заставляя проходить сквозь них своих персонажей, я стараюсь исследовать свойства человеческих характеров. Так я облекаю в литературную плоть свою тягу ко всему необычному, не вписывающемуся в будничные бытовые рамки… Заодно обдумываю конструкции нового романа, за который надеюсь засесть в уже в нынешнем году. Это будет вещь целиком построенная на латвийской действительности, отображенной с точки зрения местного русского. Для большинства людей, что живут за пределами Прибалтики, это территория является неким «зазеркальем» и terra incognita одновременно. Богатейшая фактура, настоящая литературная целина пропадает зря, ожидая первопроходца, который первый вонзит в нее лопату!

- Я вам желаю успехов на литературной ниве! В заключение нашей беседы хочу спросить: каков настроенческий вектор вашего творчества?

- Наверное, скорее оптимистический. Я ведь не зависаю в вакууме, и не могу не реагировать на происходящее в окружающем мире. А время наступает невероятно интересное. Да, крайне нелегкое – а когда, впрочем, оно было легким-то? – но необыкновенно волнующее. Все предыдущие двадцать пять лет мы жили в обстановке духовной стагнации и почти полной безнадежности. То метафизическое поражение, что понес Русский Мир, казалось необратимым и абсолютным. Думалось: мы, рожденные в конце 70-х – начале 80-х, «последние могикане», которые еще несут в душах угасающие искорки русской цивилизации, русского смысла. Уйдем когда-нибудь и мы – и над пепелищем окончательно воцарится тьма.

Но эти ощущения оказались преждевременными! У Господа еще существуют планы на наш народ. Теперь, напротив, есть чувство начала новой русской весны, возрождения самосознания. Русский этнос, расколотый мощными геополитическими катастрофами, оказавшийся в рассеянии и разделении, вновь начинает пульсировать, как единый организм. И мне хотелось бы жить и творить, взяв на себя задачу одного из летописцев этого великого процесса.

Беседу вела Лидия Сычева