«Русос бланкос» в стране гуарани (часть 2)
Как ни парадоксально, но большевистское проклятие доставало их и здесь. Ведь еще совсем недавно слово «русский» в условиях царившего в Парагвае свирепого антикоммунизма для многих было синонимом понятия «враг». Память русской диаспоры хранит немало случаев, когда подлые личности, пользуясь происхождением этих людей, сводили с ними счеты, с помощью фальшивых доносов обвиняли их в антигосударственных заговорах, в связях с коммунистами.
Иногда такими наветами даже пытались устранить преуспевающих русских предпринимателей-конкурентов.
И многим из «русос бланкос» приходилось жить в состоянии повышенной бдительности. Зубной врач, купивший новое оборудование для своей клиники, попал в охранку по доносу о том, что якобы хранит в кабинете «зачехленный крупнокалиберный пулемет для обстрела президентского дворца». У другого по не менее глупому доносу конфисковали небольшую хлебопекарню. У кого-то таким же образом отняли земельный участок, у кого-то дом. Не раз вследствие наветов русские и их парагвайские родственники попадали в тюрьмы…
Их родителей изгнали с родной земли, но обрушенное на их головы проклятие продолжало висеть над ними и во втором, и в третьем поколении, косвенно мстя им, подвергая незаслуженным унижениям, а порой - даже и репрессиям. Парадоксально звучит: противники коммунизма становились жертвами антикоммунистов.
А мы? Сколько было запущено всяких ядовитых рассказиков о якобы имевшем место «сотрудничестве» русских белых иммигрантов со стресснеровской охранкой. Уже в 90-е годы посол СССР в Уругвае Игорь Лаптев безапелляционно утверждал, что русский военный, некто Малиновский, будто бы помог Стресснеру создать в Парагвае систему тайного сыска и службу политической разведки. Сказки, я уточнял эту «легенду» у самого министра внутренних дел Парагвая – ничегошеньки подобного нет даже в их архивах. Но как же она «работала» все эти годы, эта гнусная «легенда», отгораживая наших однокровников от Родины.
Как строились отношения «белых русских» со Стресснером - разговор особый. Сам диктатор относился к ним с большим уважением. Ещё во время войны с Боливией, будучи артиллерийским капитаном, на передовой он сдружился с командиром батальона майором Николаем Чирковым. Как и многие ветераны, Стресснер остался верным этой фронтовой дружбе до конца.
- Стресснер очень высоко ценил вклад русских военных во время войны и в строительство вооруженных сил Парагвая в послевоенный период, - рассказывал Святослав Канонников. - Он также всегда хорошо отзывался о роли наших соотечественников в развитии страны.
Не было случая, чтобы он, например, не пришел на панихиду по умершему русскому офицеру. По правде сказать, мы не одобряли его режим, но это никак не сказывалось ни на нашем отношении к Парагваю, ни в целом парагвайцев к нам. Когда мы наконец решили вновь возродить наше землячество и создать Ассоциацию русских и их потомков в Парагвае - это произошло 12 апреля 1988-го, - то декрет об официальном признании организации подписал Стресснер.
- Ассоциация русских и их потомков в Парагвае прежде всего нужна была нам для сближения, консолидации всех русских, живущих в Парагвае, для сохранения наших традиций, фольклора, языка, даже кухни, - пояснил Канонников. - Но если сказать по совести, то главным импульсом для создания АРПП стала ваша перестройка. Мы поняли, что многое из того, что нас разделяло, и то, из-за чего наши предки покинули Россию, меняется к лучшему. Почувствовали, что настал момент, когда сможем восстановить сожженные ранее мосты между нами и Родиной. Мы даже сочли бы за высокую честь, если хоть чем-то смогли бы помочь делу восстановления России. Однако с коммунистической Россией поддерживать связи мы не хотели, и это нашло отражение в уставе ассоциации. Там есть пункт, отказывающий в членстве в ассоциации людям, «принадлежащим к советско-коммунистическим организациям или симпатизирующим таким политическим организациям». Так что ты, например, стать членом АРПП не сможешь, даже почетным…
Тогда мы долго думали вместе, как вдохнуть жизнь в возрождавшийся, срочно ремонтировавшийся «Русский дом», как наполнить его предметами русского быта, сувенирами, музыкой. Кое в чем я обещал помочь им сам, стал присылать из Монтевидео книги, афиши, сувениры, пластинки, матрёшки, руководства по русской кулинарии и пошиву национальной одежды. Но всё это было каплей в море. Многое зависело от Москвы.
После долгих поисков и переписки удалось, наконец, заинтересовать москвичей в «контакте парагвайского типа». И в феврале 1991 года первая маленькая группа решилась отправиться в Москву. В нее вошли Ермаков с женой, Канонников и врач Ольга Каллиникова. Там их принимали мои друзья из бывшего Комитета молодежных организаций и одна из коммерческих фирм.
Подготовка к встрече с Родиной их отцов и дедов шла непросто. Свою идею поехать в Москву они выставили на обсуждение ассоциации, инициатива вызвала самую разную реакцию. Силен еще был груз прошлых обид, недоверия к искренности и долгосрочности перемен, происходивших в России. Кто-то, не одобрив этой поездки, даже демонстративно вышел из ассоциации. Кто-то отвернулся от «туристов», как от предателей. Другие же, наоборот, солидаризировались с «первооткрывателями» новой России, третьи заняли нейтральную позицию.
А сами «туристы» нервничали и переживали, даже боялись поездки.
Но стоило им пройти иммиграционный контроль в Шереметьево, как все страхи остались позади. Пригласившие их словно соревновались между собой в том, как сделать месяц их пребывания в России наиболее удачным и полезным. И они вернулись в восторге. Им удалось не только прикоснуться к земле их предков, но и громко заявить о существовании их землячества и в тогдашнем Верховном Совете России, и в МИДах России и СССР. Они встречались с деловыми людьми, были приняты в обществе «Родина», совершили поездку в Ленинград.
Это было отличное и многообещающее начало. После возвращения они устроили изумительную выставку сувениров и вообще всего, что накопилось у них о Москве и России - от значков и балалайки до самоваров, пластинок и матрешек с ликом наших политических лидеров.
Одновременно, используя все свои, - и, надо сказать, очень влиятельные - связи, они начали активно «пробивать» установление дипотношений с Россией. Методически и настойчиво бомбардировали очень глухие стены предвзятости и недоверия, окружавшие парагвайский МИД. Они же принимали и организовывали пребывание в Асунсьоне всех приезжавших из Москвы делегаций - от молодежных и коммерческих до парламентских. Все встречи посланцев России с парагвайскими официальными лицами, вплоть до самых высоких, тоже состоялись в Асунсьоне исключительно благодаря усилиям наших соотечественников.
Наконец лед тронулся, и 14 мая 1992 года в посольстве России в Уругвае было подписано совместное заявление об установлении в полном объёме отношений между нашими странами. Но, к сожалению, за исключением разового обмена парламентскими делегациями и чисто протокольных, да, увы, шмоточно-туристических наездов российских дипломатов в Асунсьон, никаких существенных сдвигов в связях обеих стран в первые годы после подписания заявления не происходило.
Инициативная группа продолжала работу. Ими была создана и зарегистрирована «Парагвайско-российская торговая палата», начались попытки наведения прямых торговых связей с Родиной. Расчет на помощь российских дипломатических и торговых представительств в соседних Уругвае и Аргентине не оправдался. Те, кого им рекомендовали в партнеры, оказывались несостоятельными, да и сама манера отдельных наших загранработников застолбить в первую очередь свой личный интерес, тоже не устраивала парагвайцев. По наивности они ожидали видеть в официальных представителях России прежде всего людей, пекущихся об интересах державы.
Много было разочарований на пути первых контактов и контрактов. Не сбылись и мечты создания в Асунсьоне большого и авторитетного центра русской культуры - со своими курсами русского языка, классом балета, рестораном русской кухни. Им одним этого было не осилить, а надежного контакта, опорной точки в России у них не оказалось. Многие, и не раз, обещали помочь, но все оставалось либо на словах, либо на уровне ни к чему не обязывавших протоколов о намерениях.
Да и новые российские предприниматели, нет-нет да залетавшие на берега реки Парагвай, оставляли о себе славу далеко нелестную, а если быть откровенным, то попросту порочащую только начинавшие зарождаться коммерческие связи.
К сожалению, по таким проходимцам и авантюристам складывалось там мнение о новой России, о ее предпринимателях.
- Если бы мы вовремя, и не на словах, а на деле, получили российскую поддержку, - говорил мне Николай Ермаков, - может быть, и не возникло бы среди нас ни противоречий, ни взаимных претензий и обид. И наверняка мы бы уже имели наш культурный центр, солидный, подстать нашему землячеству и достойный нашей матери-Родины. И не вынуждены были бы сталкиваться со всякими заезжими болтунами и жуликами от коммерции.
В самом деле, кому, как не им, быть в Парагвае строителями прочного моста торгово-экономических связей, подвижниками культурного обмена, взаимного познания народов обеих стран?
В первую же встречу со мной парагвайские русские показывали мне бережно хранимые в их семейных архивах пожелтевшие от времени дореволюционные фотографии, российские боевые ордена, которыми были удостоены их предки, личное наградное оружие, нередко с благодарственными надписями выдающихся полководцев царской армии. В их домах можно полистать подшивки дореволюционных газет, увидеть денежные знаки и открытки тех времен, множество военных бумаг и документов, связанных с деятельностью отцов и дедов, попить чаю из старенького, украшенного медалями тульского самовара. В последние годы к этим российским «сувенирам» добавились новенькие матрешки, изделия из гжельского фарфора, хохломские поделки, наши, сажаемые на заварочные чайники куклы, картины с русскими пейзажами, и многое другое, привезённое из турпоездок на далекую Родину их предков.
Я глядел на все это и меня не покидала одна и та же мысль. Как было бы хорошо, если бы в ряду столь дорогих им предметов появились такие, как, скажем, диплом их сына или дочери об окончании российского вуза, грамота или хотя бы сертификат участника российской торговой ярмарки, документ торгово-промышленной палаты Парагвая о признании их вклада как подвижников развития парагвайско-российской торговли...
Не покидал меня один и тот же вопрос: где же те российские честные и бескорыстные колумбы, готовые помочь открытию матери-Родине этого островка русского духа?
Ну а дипломатические отношения между Россией и Парагваем были установлены в 1992-ом. О том, как стремились приблизить это событие потомки парагвайских «русос бланкос», я и рассказал. Теперь в Асунсьоне наконец открылось полноправное посольство новой России. Кто знает, может быть, сейчас многолетние мечты «русос бланкос» станут явью…