Столетие
ПОИСК НА САЙТЕ
28 марта 2024
За Лукашенко или за Чавеса?

За Лукашенко или за Чавеса?

Юрий Болдырев
26.03.2007

На прошедшей неделе была озвучена информация о планах создания в России новой партии. СМИ откликнулись, а одна из самых популярных радиостанций даже незамедлительно провела интерактивное голосование: если бы выборы были сегодня, кто готов голосовать именно за эту силу. Результат превзошел все ожидания.

Особенно любопытен этот результат в сопоставлении с последними данными социологов о самоощущении россиян. Газета "Ведомости" от 21 марта сообщила, что по данным специалистов Института философии РАН оптимистов в нашем обществе наконец-то стало более половины. Оптимисты в данном случае – это те, кто считают, что их жизнь улучшилась по сравнению с прошлым годом, и плюс они уверены, что в будущем все будет еще лучше. Из этих исследований многие комментаторы сделали прямой и незамысловатый вывод: люди за стабильность, и никакие перемены им не нужны.

Но что показало интерактивное голосование на радиостанции, недвусмысленно ориентирующейся на аудиторию, которая, вроде как, по определению за стабильность – на средний класс? Более половины голосовавших слушателей незамедлительно выразили готовность поддержать еще не существующую партию.

Это как же проектировщики новой силы себя так завлекательно назвали, какой же такой волнующий лозунг провозгласили, что сразу вызвали столь активное доверие?#!#

Оказалось, что выдумывать лозунги нет нужды - для массовой поддержки достаточно было всего лишь связать новую партию с именем белорусского руководителя А. Лукашенко, причем даже и без какого-либо согласия с его стороны.

Вообще-то, одну такую историю и одну партию, приближающуюся к подобному феномену, мы уже знаем. Главным отличительным качеством этой партии было и остается то, что она поддерживает нашего нынешнего президента, а он, в свою очередь, поддерживает ее. Но даже при такой однозначной ассоциации с единственным (как утверждает в "Новых известиях" руководитель федерального агентства по культуре) моральным авторитетом, плюс при вышеприведенных данных социологов, трактуемых как окончательная победа стабильности, тем не менее, на прошедших региональных выборах даже эта партия больше половины голосов все-таки не собрала. А тут апелляция к иному, можно сказать, неправильному авторитету, более того, вовсе даже у нас и не существующему (если, конечно, верить нашей культуре, она же у нас по совместительству шоу-бизнес) – и сразу такой успех…

Правда, не для всех произошедшее оказалось неожиданным. Так, в начале января, в самый апогей незабываемого российско-белорусского газового конфликта, мне пришлось выступать на Народном радио и анализировать сложившуюся ситуацию. А она, напомню, была небезынтересная: вся пропаганда напряглась в стремлении убедить наших граждан, что эти вредные белорусы живут исключительно за наш с вами счет, а точнее за счет наших ветеранов и пенсионеров, а лидер их, Лукашенко, во-первых, только на нашем дешевом газе и паразитирует, и, во-вторых, принципиально недоговороспособен. Тем не менее, как только включался "интерактив", тут же выяснялось, что радиослушатели с этой пропагандой соглашаться совершенно не склонны. Откуда же такой системный сбой, и почему наша пропаганда, столь эффективная во всем, что касается манипулирования обществом во внутренних делах, тем не менее, в очернении Белоруссии и ее лидера оказалась столь неэффективной? Именно об этом мне и пришлось говорить в той передаче. Пропагандистский сбой объяснялся очень просто: достоверной информации о жизни в Белоруссии у наших людей достаточно и из более надежных каналов, нежели наши СМИ - все-таки у многих там родственники, и ездим мы туда без виз. И люди имеют реальную возможность сравнить две модели социально-экономического развития. В одной стране, чрезвычайно богатой ресурсами, тем не менее, налицо развал всей высокотехнологической составляющей хозяйства, плюс катастрофический контраст между супермиллиардерами и нищетой. В другой стране, своих природных ресурсов почти не имеющей, но союзной нам и потому имевшей те же цены на энергоресурсы, что и у нас, машиностроение и другие производства с высокой добавленной стоимостью сохранены и развиваются, а невиданных в современном мире социальных контрастов принципиально не допускают. И какую модель выберет наше общество, если ему просто предоставить реальную свободу выбора? Мой вывод был прост: в преддверии предстоящих выборов в Думу в сложившейся и обнажившейся в ходе газового конфликта ситуации левые партии могут существенно облегчить себе жизнь, отказавшись от каких-либо сложных разъяснений своих программ. Действительно, зачем что-то излишне усложнять и путаться в разъяснениях, если есть пример, на который достаточно просто сослаться. И тогда партия или блок партий могут назваться просто, например, белорусскими, а единственное и достаточное программное положение может формулироваться как скорейшее и безусловное объединение с Белоруссией, причем, что принципиально, именно на условиях принятия ее социально-экономической модели. То есть, объединение не как включение Белоруссии в нынешнюю Россию, на чем настаивали некоторые наши правительственные деятели, и с чем, естественно, не только Лукашенко, но и большинство белорусов ни в коем случае не согласятся (не для того они пятнадцать лет свою страну никому разворовывать не позволяли), а нечто (не юридически, а фактически) противоположное – включение России в состав Белоруссии, как государства, обеспечивающего своим гражданам несопоставимо более высокий уровень ощущения жизни в государстве социальном и справедливом.

Впрочем, никоим образом не могу утверждать, что именно моя публично высказанная мысль послужила подсказкой. Напротив, эта идея, что называется, настолько на поверхности, что удивляться стоит другому – почему так долго после газового конфликта и фактических похорон по инициативе нашей власти союзного государства о создании у нас какой-либо белорусской или российско-белорусской или, наконец, "лукашенковской" партии никто не заявлял?

Можно по-разному относиться к демократии или ее отсутствию. Так же по-разному можно относиться к наличию или отсутствию свободы слова – не как права где-то что-то выкрикнуть так, что никто тебя толком не услышит, а как к механизму обеспечения реальной общественной дискуссии по ключевым, наиболее жизненно важным вопросам. Но, при всей даже и готовности признать возможность и оправданность на тех или иных исторических этапах определенных ограничений на эти права и свободы, тем не менее, куда деться от ощущения, что наша власть, сама обрубившая себе механизмы обратной связи с обществом, окончательно теряет способность реагировать на запросы общества?

Можно бесконечно рассуждать о преимуществах эволюции над революциями, о пагубности экстремизма и необходимости терпения и умеренности, и самому поверить, что с тобой все согласились, но все это работает лишь до тех пор, пока у людей нет выбора. А в какой-то момент люди вдруг осознают, что этот выбор у них есть, вот он, совсем рядом, прост и понятен, как жизнь в соседней Белоруссии. И никакие рассказы о том, как "белорусский диктатор" зажимает демократию, уже не срабатывают. По той простой причине, что примириться с отсутствием механизмов демократического выбора в своей стране наши люди готовы, но поверить в утверждения, что у нас подлинной, сущностной демократии больше, чем в Белоруссии – это уж слишком. Ибо только больших философов (и политических спекулянтов) политические права интересуют, как абсолютно чистые абстракции. Для большинства же людей – тех самых, которые и есть избиратели – эти права интересны, прежде всего, как способ защиты прав социально-экономических. А коли так, доказать нашим людям, что у нас лучше, чем в Белоруссии, мягко говоря, нелегко.

И здесь приходится кое-что напомнить.

Во-первых, большое заблуждение считать, что революции происходят лишь тогда, когда "низы уже не могут", в том смысле, что низам совсем плохо. Может быть, все и не так плохо, может быть, становится даже лучше, чем только что было, но хочется, чтобы было еще лучше. И, главное, появляется ощущение понимания, что именно для этого нужно.

Во-вторых, если вы не хотите революций, а желаете эволюции, то вы сами должны, уж извините, эволюционировать. В том числе, по ряду вопросов более или менее добровольно следовать ожиданиям и запросам общества. Как минимум, в тех вопросах, где эти ожидания и запросы начинают осознаваться и формулироваться, пусть даже и пока еще в косвенной форме.

Например, вопрос, затронутый мною в одной из предыдущих статей пару недель назад, поставленный со всей остротой Всемирным русским собором – о катастрофическом неравенстве и реальных механизмах его преодоления. Да, само общество, в отличие даже и от церкви, все еще недостаточно однозначно формулирует свою позицию, в частности, в вопросах о механизмах смягчения социальных контрастов (в том числе, о подоходном налогообложении). Но оно весьма недвусмысленно формулирует свою позицию по этому же вопросу в косвенной форме – выражая готовность поддержать Лукашенко или партию, связанную с его именем. И кого нашей власти в этом винить, если не саму себя – за неготовность прислушаться к запросу общества и следовать ему, если, конечно, революций и в самом деле больше не хочется? Но кто-то же вписал в бюджетное послание президента, что шкала налогообложения будет оставаться "плоской", а не прогрессивной. Это, надо понимать, поработали большие "сторонники эволюции"…

Аналогично, представим себе развитие ситуации после нашего вступления в ВТО на ныне согласованных условиях: цены на топливо в конце концов мы получим практически европейские, и какое-либо реальное производство в нашей стране станет заведомо неконкурентоспособным. А, например, Латинская Америка, сравнение с которой и перспектива попасть в положение которой еще пару десятков лет назад для нас было оскорблением, в это время будет развиваться на основе рецептов, принципиально противоположных тем, которые предлагает МВФ. И никакая ВТО Венесуэле, в отличие от нас, и дальше не будет мешать поддерживать внутренние цены на топливо на порядок ниже, чем у нас, а значит и развиваться. И что тогда нам останется – поддержать в России партию Уго Чавеса? Другого выбора наши "сторонники эволюции" нам, похоже, не оставляют…

Специально для Столетия


Эксклюзив
28.03.2024
Владимир Малышев
Книга митрополита Тихона (Шевкунова) о российской катастрофе февраля 1917 года
Фоторепортаж
26.03.2024
Подготовила Мария Максимова
В Доме Российского исторического общества проходит выставка, посвященная истории ордена Святого Георгия


* Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: американская компания Meta и принадлежащие ей соцсети Instagram и Facebook, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), «Джабхат Фатх аш-Шам» (бывшая «Джабхат ан-Нусра», «Джебхат ан-Нусра»), Национал-Большевистская партия (НБП), «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «ОУН», С14 (Сич, укр. Січ), «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Свидетели Иеговы», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Артподготовка», «Тризуб им. Степана Бандеры», нацбатальон «Азов», «НСО», «Славянский союз», «Формат-18», «Хизб ут-Тахрир», «Фонд борьбы с коррупцией» (ФБК) – организация-иноагент, признанная экстремистской, запрещена в РФ и ликвидирована по решению суда; её основатель Алексей Навальный включён в перечень террористов и экстремистов и др..

*Организации и граждане, признанные Минюстом РФ иноагентами: Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал», Аналитический центр Юрия Левады, фонд «В защиту прав заключённых», «Институт глобализации и социальных движений», «Благотворительный фонд охраны здоровья и защиты прав граждан», «Центр независимых социологических исследований», Голос Америки, Радио Свободная Европа/Радио Свобода, телеканал «Настоящее время», Кавказ.Реалии, Крым.Реалии, Сибирь.Реалии, правозащитник Лев Пономарёв, журналисты Людмила Савицкая и Сергей Маркелов, главред газеты «Псковская губерния» Денис Камалягин, художница-акционистка и фемактивистка Дарья Апахончич и др..