Самое время для «Дня финансиста»
Итак, 8 сентября теперь – «День финансиста».
Что ж, партия и правительство, а еще пуще президент, понятно, заботятся о народе. И забота эта периодически находит самые разнообразные выражения, порой более или менее реальные, а зачастую и абсолютно символические. Например, присвоить спустя шесть-семь десятилетий после войны очередному городу звание «город воинской славы», согласитесь, ничего не стоит. А зато как приятно! Или позаботиться о забытых и заброшенных тружениках какой-нибудь так нужной всему обществу профессии? Нет, не подумайте чего не того – не навести порядок в условиях труда и его оплаты, а лишь провозгласить день этих забытых тружеников. Тоже абсолютно ничего не стоит, а труженики будут благодарны. Кстати, например, о нас – о колумнистах-публицистах (не путайте с журналистами – у нас своя гордость) – еще не позаботились. Равно как и, если не упустил случаем, о системных администраторах – тех самых, на которых вся компьютерная и оргтехника держится. Значит, есть резерв.
Но иное дело - финансисты. Сказать, что Родина о них совсем забыла и совершенно не заботится – как-то язык не поворачивается. Правда, есть нечто, что в некотором смысле роднит их с системными администраторами, а именно: заботится Родина о них столь символическим образом или нет, и тем, и другим, в большинстве своем, абсолютно «фиолетово».
Но есть и принципиальная разница: системным администраторам это не важно потому, что сам их труд объективно абсолютно реально востребован, причем, спрос на труд весьма и весьма платежеспособен. И финансистам реально эти символы не слишком интересны. Потому что спрос на услуги уже чрезвычайно платежеспособен, но, правда, стоит оговорить, носит не вполне объективный характер. И потому радости - мол, нас заметили, нет и быть не может. Да лучше бы, напротив, не замечали…
Конечно, все профессии важны и все профессии нужны. Более того, в Совете Федерации я в свое время работал именно в комитете по бюджету налогам и т.п. (название очень уж длинное – не буду им утомлять читателя). И в Счетной палате, где я работал позднее, считают, разумеется, прежде всего, деньги, то есть финансы. А свою кандидатскую диссертацию по экономике я защищал в совете по именно финансовой специальности. Казалось бы, должен радоваться или, как минимум, одобрить действия президента? Вроде, президент чуть ли не обо мне и о моих коллегах позаботился?
С другой стороны, в отличие от понятий «экономист» или «бухгалтер» или даже «финансовый контролер», под понятием «финансист» в общественном сознании устойчиво понимается нечто, может быть, идущее еще от драйзеровского «Финансиста». На более приземленном уровне, тем более, в нашей «откатной» экономике, это нечто сродни советскому «снабженец» или «кладовщик» - то есть работник того фронта, на котором не смухлевать, не оставить что-то из того, чем оперируешь, еще немножечко и себе, почти невозможно, да, впрочем, в рамках неформальной профессиональной морали, почему бы и нет? Помните выведенный в бессмертном фильме «Мимино» образ «сотрудника базы»? Формально - всего лишь разнорабочего. Но люстра – обязательно из «венецианского хрусталя» (во всяком случае, за таковую покупалась), а упоминание «жигулей» (по сравнению с «волгой») звучало просто оскорблением… Что с тех пор изменилось в системе? Многое, но с точки зрения обсуждаемой нами темы одно: те разнорабочие с овощебазы планомерно переместились в такие же разнорабочие финансового сектора. Формальное же требование для нового призвания наличия высшего образования пусть никого в заблуждение не вводит: как правило, это «высшее образование» того же уровня, что ранее ПТУ, требовавшееся для овощебазы…
Разумеется, никоим образом этими рассуждениями не хочу бросить тень на честных тружеников финансового фронта, равно как и на честных снабженцев. Честные люди, равно как и жулики, бывают в любой профессии. Но и в другом смысле: имея в виду, что это вроде как «отдельные явления» – еще мелочи, а настоящая тень – впереди.
Дело в том, что кроме понятия «профессия», есть еще понятие «сектор экономики». Ранее понятия «реальная экономика», то есть те сектора, которые относятся к сфере непосредственного производства, и «финансовый сектор» длительное время сравнительно мирно сосуществовали. И взаимодополняли друг друга, при четком и однозначном понимании приоритетов: реальная экономика – основа, финансовый сектор – некое сопровождение и обеспечение. Но мирное сосуществование, как выяснилось, лишь прикрывало скрытое противостояние. Причем, не взаимное, а практически однонаправленное: финансовый сектор оказался мощным агрессором, которому реальная экономика оказалась не способна противостоять. В результате времена в мировой экономике изменились, фантасмогорически смешав основу и некую надстройку, перевернув все с ног на голову, подменив истинные смыслы и понятия. И в США, как известно, уже более половины совокупной прибыли национальной экономики порождается не реальным производством, а «финансовым сектором».
Но, если вдуматься, действительно порождается? Или всего лишь начисляется? Абсурдно, необоснованно, крайне несправедливо. Но об этом мало кто задумывается – кого интересует абстрактная справедливость? И вот уже в мире растет второе поколение людей, искренне верящих в то, что деньги сами по себе делают не только деньги, но и все, что на них можно купить.
Так было до кризиса. И так остается теперь – несмотря на все возгласы с высочайших международных трибун о «конце Уолл-стрита» и том, что «капитализм уже больше никогда не будет прежним».
А что же у нас, в наших родных пенатах?
Данные о том, какая часть прибыли в нашей экономике «порождается» финансовым сектором, привести не берусь, тем более, что значительная часть реальной прибыли у нас, как известно, уводится на сторону, в разнообразные оффшоры. Но рискну утверждать, что степень катастрофичности подминания финансовым сектором экономики всего того, что есть реальное производство, у нас еще существенно выше, чем даже в США. И напомню, что даже по официальной статистике кризисный период в нашей стране завершился (если согласиться с тем, что он завершился) дальнейшим спадом реальной экономики и… небывалыми прибылями в секторе банковском – в сотни миллиардов рублей. Многим не ангажированным наблюдателям, в том числе и мне на страницах «Столетия», неоднократно приходилось показывать, вся «антикризисная программа» нашей власти, по своему существу, была ничем иным, как программой помощи за общегосударственный и общенародный счет ростовщикам. В этой связи вопрос о том, почему у нас в период кризиса так и не смогли (как будто очень старались) «пробить финансовые тромбы» и довести специально выделенные из бюджета деньги до реальной экономики, звучит издевательски. Ростовщики довольны, не исключаю, что и каким-то образом благодарны.
А теперь ведь Москву, напомню, и вовсе планируют превратить в некий грандиозный финансовый центр «мирового уровня». Скептики, конечно, спрашивают: а какие экономические операции будет обслуживать этот центр – экономики-то реальной нет? Глупые, не понимают, что подлинный финансовый центр по-нашему – не нуждается ни в какой иной реальной экономике: из одной башни «Сити», управляемой из оффшора, как утверждают, теперь уже напрямую наследниками Ельцина, будут переводить деньги в другую башню того же «Сити», управляемую теми же. А как на этом накрутить прибыль – разве это задача для настоящих «финансистов»? Тем более, если все остальное государство и общество, весь бюджет и все ресурсы Центробанка только для того теперь и существуют, чтобы эту прибыль, так или иначе, обеспечить? Или есть еще какие-то столь же ясные, однозначные и, главное, достижимые цели?
И вот здесь самое время вернуться к теории. Зададимся простым вопросом: а для чего этот в наших условиях явный паразит – нынешний банковско-финансовый сектор – вообще существует? Является ли его существование просто прямым и циничным ярмом на шее общества и государства? Или же это ярмо еще и все-таки прикрыто какой-либо хотя бы теоретически возможной общественной пользой?
Как известно, исторически деятельность ростовщика – самостоятельного, отдельного от государства - никогда не была столь заведомо прибыльной и безопасной, как в нынешние времена.
Во-первых, всегда был велик риск, что долг по тем или иным соображениям не вернут, а надежного обеспечения (залога) всегда не хватало.
Во-вторых, правители подобную деятельность если позволяли, то, как правило, лишь в обмен либо на существенную мзду (долю прибыли, налог) себе, либо на кредитование себя любимых, разумеется, без какого-либо обеспечения и даже серьезной надежды на возврат.
В-третьих, на что, к сожалению, обычно недостаточно обращается внимание, исторически ростовщики практически не имели возможности производить новые деньги, а оперировали лишь тем объемом средств, которые у клиентов уже имелись. Функции дачи денег в рост и чеканки монеты были разведены – последняя была монополией государства и государя. Конечно, была возможность накручивать обязательства на обязательства и тем как бы создавать новые деньги – это действительно так. Но в условиях, когда основные расчеты осуществлялись все же наличными, и количество собственно денег в обороте от этих накруток не увеличивалось (росли лишь абстрактные долги, которые, в отсутствие денег, было выплатить невозможно), присвоить себе собственно эмиссионную прибыль или даже прибыль от «прокручивания» эмиссионных денег ростовщик никоим образом не мог.
Наконец, в–четвертых, периодически, когда выяснялось, что ростовщикам все же удалось окрутить и загнать в кабалу, а значит, таким образом и взять под контроль существенную долю активного населения той или иной территории, их просто изгоняли - вместе со всеми обязательствами населения перед ростовщиками.
Что же должно было измениться в мире, чтобы все перевернулось с ног на голову: чтобы государства стали охранять банки как ничто другое, а также чтобы банки, вместо благодарности, стали кредитовать государства только под ликвидные залоги, при том, что государства, напротив, стали кредитовать банки без залогов, практически передали им свое суверенное право на денежную эмиссию и прибыль (как минимум, часть прибыли) от нее, а также вообще стали оказывать банкам практически безвозмездную помощь – за счет всего государства? Вопросик!
Разумеется, историю, в частности, применительно к британской короне, в свое время практически обанкротившейся и продавшей банкирам свое суверенное право на денежную эмиссию, мы знаем. Но ведь это отнюдь не есть наша российская и, тем более, общемировая история? Россия ведь, кажется, публично, во всяком случае, не продавала своих суверенных прав каким-либо конкретным банкирам?
На уровне элементарного здравого смысла, очевидно: произошла ростовщическая революция или ростовщический переворот – государства и государственная власть подчинены интересам групп ростовщиков. Но для общественного сознания нужна и иная легенда – и она создана, причем, звучит захватывающе красиво: «банковская система – кровеносная система экономики». При этом почему кровеносной системой экономики называют не систему абсолютно ответственных (возможно, и государственных, а также, пожалуйста, и конкурирующих с ними частных, но столь же абсолютно ответственных, то есть с жесточайшей уголовной ответственностью за пропажу даже пятнадцати копеек – столь здесь важен сам принцип абсолютной надежности) платежно-расчетных центров, которые бы строго и скрупулезно лишь проводили платежи и надежно обеспечивали бы сделки. Нет, именно частную ростовщическую, заведомо рисковую систему. Причем, на которую заодно монопольно возложена и функция проведения платежно-расчетных операций, а также обязательного принудительного (и без какого-либо даже страхования!) хранения остатков денежных средств предприятий. Почему – это вопрос без ответа.
Но продолжим легенду. Смысл банковской системы якобы в том, что она должна обеспечить финансирование всей остальной (то есть реальной) экономики. И в рамках западной системы, как мы это можем наблюдать, на протяжении длительного исторического периода времени эта функция действительно выполнялась. Отложим сейчас вопрос об исчерпанности или, как минимум, кризисности на данный момент этого важнейшего элемента западной экономической системы: преодолеет ли она кризис или как-то видоизменится, нам пока знать не дано. Но зададимся простым вопросом: эту созидательную функцию банковская система выполняет автоматически, всегда и везде, просто по природе своей? Или же для этого в нее должны быть заложены еще какие-то дополнительные стимулы или внешние управляющие механизмы?
Иначе говоря, если взять за основу, например, практику функционирования экономики США в 60-е годы XX века: можно ли было что-то изменить в законодательстве США о Федеральной резервной системе, банках и банковской деятельности, хотя бы что-то исключить из этого законодательства, а также заменить одних людей в руководстве ФРС на других таким образом, чтобы вся эта система стала бы работать не на развитие реальной национальной экономики США, а исключительно на паразитирование банковского сектора?
А ведь ответ известен: исключите из законодательства о ФРС США норму о целях деятельности ФРС (по достижении которых и оценивается деятельность этой системы и ее руководителей) и замените ее на норму российского законодательства о Центральном банке, и вы получите смещенные относительно созидательных второстепенные цели и соответствующий результат. Разница ведь принципиальна – это то, о чем обычно применительно к любым дискуссиям об экономике и, в частности, о банковской системе, у нас умалчивают. Целью деятельности главного финансового регулятора США является не только устойчивость национальной валюты, но и создание наилучших условий для развития национальной экономики, что оценивается, в частности, по уровню безработицы в стране. Отсюда уже не какое-то таинственное или даже волшебное, наконец, просто «естественное» стремление кредитовать именно реальный сектор национальной экономики, а вынужденная потребность: если не обеспечите – вас заменят на других.
Как выше уже оговаривалось, отложим пока в сторону вопрос о кризисе и этой американской модели: она хорошо работала тогда, когда еще не научились в таких колоссальных масштабах накручивать прибыль в секторе виртуальном (а также и в нем же создавать «рабочие места»). Начиная же с середины восьмидесятых годов прошлого века и там началась стремительная подмена кредитования реального сектора экономики кредитованием валютно-финансовых махинаций, но, на что стоит обратить внимание, это было в значительной степени накручивание общего объема кредитов и прибыли, но, все-таки, в отличие от нашего российского случая, еще не практический отказ от кредитования реального сектора экономии. Здесь разница между нашим нынешним экономическим механизмом, изначально деградационным, никоим образом в принципе не ориентированным на развитие именно национального производства, и американским, пусть даже и в его кризисной или деградирующей (с точки зрения ориентации банковско-финансового сектора) стадии, остается принципиальной. Не только на уровне известной практики функционирования, но даже и на уровне изначально заявленных целей. Если перед финансовой системой изначально не поставлено никаких общественно значимых целей (а устойчивость национальной валюты сама по себе общественно значимой никоим образом не является – во всяком случае, если вы не продекларируете, для чего вообще вам национальная валюта нужна), то и спросить с руководителей финансовой системы вам не за что. Следовательно, единственное, что может их всерьез беспокоить – это прибыли родных и близких (включая классово-близких), уютно разместившихся, разумеется, на различных этажах все того же финансового сектора экономики, легко научившегося извлекать прибыль из чисто финансовых операций, минуя какое-то там непонятное и в рамках такой схемы существования совершенно ненужное «реальное производство».
И здесь давайте без иллюзий: подлинные «финансисты» в нашей стране, день которых по высочайше ниспосланной нам воле мы будем теперь отмечать каждое восьмое сентября, это отнюдь не мы – не все те, кто, работая в реальном секторе экономики, но занимаясь его финансовым обеспечением, или в сфере науки и образования (включая моего глубоко уважаемого научного руководителя) и законодательства, или в сфере финансового контроля, или даже в сфере экономической публицистики стремился и стремится заставить деньги работать на развитие нашей страны. Нет, к сожалению, финансисты в нашей стране – это сплоченная каста, уж извините, прямых, явных и однозначных паразитов, монополизировавших право на посредничество между всеми прочими участниками делового оборота (сделки – только по безналичному; остатки средств – обязательно на счет в банк и т.п.), а также практически приватизировавших суверенное право государства на денежную эмиссию и существенную часть прибыли от нее. Строго говоря, этим людям очередной государственный «праздник» не слишком-то и нужен, но зато, в отличие от тех, кому они по легенде служат, им очень и очень есть, что поставить на праздничный стол.
И специально для суда, если мои утверждения покажутся кому-то того достойными: изложенное в последнем абзаце - это мое, хотя и абсолютно обоснованное, но сугубо оценочное суждение, не призванное сеять социальную, профессиональную и прочую рознь с грефами, задорновыми, кудриными, игнатьевыми, улюкаевыми, дубиниными и компанией. Эта рознь и даже ненависть - уже давно посеяна. И отнюдь не мною. И продолжает сеяться - ежедневно и ежечасно - творцами экономической и социальной политики в нашем государстве.
Тему же красивой легенды, то есть для чего все же нужна банковская система в ее более или менее нынешнем виде, а также, как эта легенда у нас реализуется на практике, в преддверии назначенного нам «Дня паразита» еще продолжим.