Как невозможное становится возможным

Полтора десятилетия прошло с момента юридического прекращения существования СССР. Тогда сначала не все даже и поняли, что случилось. Ведь в России эта новость подавалась либо с акцентом на окончательном свержении коммунистического режима и переходе полноты власти от колеблющегося и многим весьма надоевшего своим многословием Горбачева к решительному и вообще "нашему" Ельцину, либо на создании нового, еще лучшего, чем прежний, союза – СНГ. Да и социально-экономическая ситуация была такова, что большинству простых граждан было не до судьбы страны. Казалось - она столь велика и непоколебима - что с ней сделается?

Когда же масштаб трагедии разрушения единой страны стал ясен, когда до всех дошло, что случилось нечто абсурдное и невозможное, когда вдруг поняли, что даже и Украина с Белоруссией теперь – зарубежные страны, оказалось, что вопрос решен и повернуть что-либо назад уже нельзя...

Ныне при обсуждении причин распада СССР внимание обычно обращается: правыми и либералами – на объективную обусловленность и неизбежность распада СССР, экономическую неэффективность прежней советской системы и рост национального самосознания в республиках, а также стремление республиканских национальных партийно-хозяйственных элит стать полновластными; левыми и патриотами – на роль Запада в уничтожении геополитического конкурента, на непоследовательную или даже предательскую политику Горбачева, а также на поддерживаемые Западом сепаратистские действия лидеров республик и их окружения, прежде всего, Ельцина.#!#

Но сейчас, в преддверие очередных выборов в Государственную Думу, мне представляется нелишним обратить внимание и на еще один фактор: на роль в распаде СССР высшего представительного органа государственной власти – Съезда народных депутатов СССР.

Сразу оговорю: как депутат Съезда я – непосредственный участник тогдашних событий. И как член высшего тогда органа государственной власти, разумеется, я несу свою долю ответственности за то, что Съезд не выполнил свою главную задачу и позволил разрушить страну. Именно эта ответственность и заставляет вновь напомнить, как это было.

От многих позднее неоднократно приходилось слышать: "Все-таки, самым интеллектуальным был первый горбачевский Съезд". Что ж, это и так, и не совсем так.

Действительно, на том Съезде и в том сформированном им постоянном Верховном Совете СССР было много ярких мыслителей и ораторов, и вся страна действительно буквально заслушивалась тогда их выступлениями. Но представлять себе, что весь Съезд (более двух тысяч человек) состоял сплошь из интеллектуалов, конечно же, заблуждение.

На деле была небольшая, порядка лишь десяти процентов съезда, Межрегиональная депутатская группа, которую называли "демократами". И эта ничтожная по своему количественному весу группа противостояла практически всему Съезду – абсолютно подавляющему большинству. Но как же и почему тогда периодически реализовывались те или иные идеи "демократов" - неужто им удавалось убедить большинство? Конечно же, дело вовсе не в этом. Просто на противоположном фланге группа идейных консерваторов (тех, кто бился не за себя, а за свое понимание интересов страны, и потому достоин всяческого уважения) была столь же мала. Остальные же готовы были безропотно следовать указаниям сверху. Этих людей никто не видел на трибунах, и за весь почти трехлетний период они ни разу собственной позиции не заявляли и ее не аргументировали (вот почему Съезд казался таким интеллектуальным). Но голосовали…

Стоит также заметить, что атмосфера в зале пленарных заседаний и в комитетах (основных рабочих органах) была принципиально различной.

В постоянно работавших комитетах и комиссиях атмосфера была весьма конструктивная. В частности, я работал в Комитете по проблемам местного самоуправления и госстроительства (по смыслу – по организации механизмов госуправления), и там, в дискуссии по реальным проблемам, идеологизация быстро уходила на второй план, политические оппоненты работали совместно, например, над законом об основах местного самоуправления, и находили решения в интересах дела.

Но на пленарных заседаниях часто ставились вопросы общеполитические, а по ним, как это быстро выяснилось, реальное деление было даже не идеологическим, а просто на тех, у кого есть какая-то позиция, и на тех, кто готов следовать указаниям свыше.

Так, большинство Съезда было категорически против отмены шестой статьи тогдашней Конституции о руководящей роли КПСС, но лишь до тех пор, пока сверху не дали указание эту статью отменить. Решили бы сверху наоборот, например, усилить норму и записать, что партия руководит еще и в делах личных и семейных – и за это проголосовали бы без сомнений.

Как это происходило? Например, во время перерывов один из приближенных к Горбачеву среднеазиатских лидеров (люди старшего поколения помнят его по характерному выговору: "Ка--ни--сти--туция") еще из Президиума давал знак своим, и вся делегация республики собиралась вокруг своего лидера, который делал какие-то внушения, после чего апеллировать к этой делегации было бессмысленно. И сколько раз мы слышали от наших избирателей: "Да все это бесполезно - эти тюбетейки вас все равно задавят". Сейчас это забылось, но тогда у нас действительно порой было ощущение тупика, как будто заседаешь с деревянными солдатами Урфина Джуса – о чем с ними дискутировать?

Это позднее выяснилось, что путем расстрела своего парламента, а также последующих нехитрых манипуляций с избирательной системой можно и российский парламент довести до состояния не менее "тюбетеечного". Но тогда мы этого еще не знали.

Вот почему выступления прибалтийских делегаций, их позиции, аргументация, апеллирование к праву и здравому смыслу вызывали поддержку и у нас, и у наших избирателей, готовность помогать им стать хотя бы более самостоятельными, менее зависимыми от вопиющего маразма, зримого уже тогда разворовывания государства под прикрытием "тюбетеечной" дисциплины. Но из этого еще вовсе не должно было следовать их выхода из состава СССР и тем более, последующего вступления в НАТО и притеснения русскоязычного населения. Последнее – следствие неконтролируемого распада страны, которая уже не смогла защищать свои интересы и интересы своих граждан.

И вот почему с таким энтузиазмом мы (также впрочем, как и наши избиратели) приветствовали и поддерживали относительную самостоятельность республик и России, где выборы в верховные советы происходили годом позже, чем в масштабах всего Союза, и уже без "окружных предвыборных собраний" и квотированных мест для бюрократии. Мы надеялись на то, что эти, более самостоятельные органы власти, зависящие уже только от своих избирателей, вынуждены будут вести себя иначе и окажут давление на центральную власть, сделают ее более открытой, ответственной, способной к необходимому реформированию экономики.

И ни одна из групп на Съезде за распад страны, разумеется, не была. Даже выступая против горбачевского референдума, МДГ боролась не против СССР, но против манипулирования, против очередной попытки опять всех перехитрить и, опираясь на волю народа, сохранить бесконтрольное правление прежней бюрократии.

Ведь мы собрались на Съезд не для того, чтобы что-то улучшить и "углубить". Нас посылали люди, обоснованно требовавшие решительных перемен. Что со страной происходило что-то не то, еще до Съезда было очевидно для многих, даже и не слишком разбиравшихся в нюансах экономики. И дело не только в нехватке зубных щеток и колбасы. Вся прежняя система управления государством и экономикой уже очевидно пошла тогда вразнос. Сплошь и рядом плодились странные "кооперативы", зарабатывавшие не на развитии производства, а на полученном ими праве перекачивать безналичные средства в наличные, и тем обескровливать производство…

А дальше, представьте себе, что вы оказываетесь на Съезде народных депутатов СССР, где вас тут же берут в оборот и старыми проверенными методами начинают приручать: распродажами дефицитных товаров, выделением депутатам по госцене автомашин, стоивших тогда на черном рынке в два-три раза дороже, поездками за границу в составе делегаций с выделением на три-пять дней командировки суточных, примерно равных зарплате за полгода… Что должен был понять депутат?

Первая вещь, совсем простая: здесь можно неплохо устроиться, главное - закрепиться. Вторая вещь, тоже понятная большинству: закрепишься и получишь все по максимуму, если будешь вести себя "правильно". Как именно – даже и не задумывайся, тебе все подскажут. И, наконец, вещь третья, которую большинство предпочитало не понимать или делать вид, что не понимает: раз тебя здесь так лелеют, значит, за твоей спиной делают что-то, что вовсе не в интересах твоих избирателей. Что именно делают? Это даже депутатам не так легко было узнать.

Доходили лишь отголоски информации: то скандал с концерном "АНТ", экспортировавшим под прикрытием правительства современнейшие танки, как не нужный металлолом, то Горбачев своим решением передает комплекс зданий Смольного института в собственность КПСС… И лишь позднее стало известно, что за период с 1985 по 1991 год золотовалютные резервы страны сократились примерно в десять раз, внешний долг же, напротив, вырос в четыре раза. То есть, если к началу правления Горбачева золотовалютных резервов было достаточно для полного покрытия внешнего долга, то к моменту распада СССР внешний долг превышал золотовалютные резервы примерно в сорок раз…

Конечно, фактор резкого снижения мировых цен на основные экспортные товары СССР – энергоресурсы – приуменьшать не стоит. Но это фактор, который должен был временно планово ограничить потребление, что в условиях централизованной экономики и системы управления, да еще и при честном объяснении обществу сути событий, было возможным. Но делалось-то все наоборот. Именно в этот период, когда для того не было никаких экономических оснований, вдруг стали стремительно повышаться зарплаты и, естественно, ускоренно вымываться с полок магазинов товары. Зачем это делалось? Просто бездумный и безответственный популизм власти? Или же целенаправленное разрушение экономики и потребительского рынка, создание мутной водички, в которой так удобно ловить рыбку?

Версии можно строить разные, но я всегда исходил из того, что дурачков вокруг нет, и если властью делается что-то, прямо противоречащее даже элементарному здравому смыслу, значит, это делается намеренно. Подтверждалось такое понимание ситуации тем, что всякая попытка поставить власть под какой-либо контроль общества и представляющего его парламента тут же наталкивалась на жесткое сопротивление. И что же большинство съезда? А его этот вопрос не интересовал. Как говорила с трибуны один депутат: "Что ж это мы? Михал Сергеича выбрали – значит, доверяем ему, вот пусть он нами и руководит, пусть он и решает…".

Могли такой Съезд народных депутатов СССР и сформированный им Верховный Совет на деле взять на себя полноту власти в стране? Могли они взять под надлежащий контроль госсобственность и бюджет и, тем более, армию, спецслужбы? И главное: мог ли такой Съезд предотвратить распад СССР?

Ответ, парадоксальным образом, положительный: мог, но только если бы "сверху" поступила такая команда. Но ее-то в нужный момент не поступило. А действовать без команды такой высший орган государственной власти великой страны не привык.

И вот теперь спустя пятнадцать лет уместно вернуться к вопросу о единстве нашей нынешней страны и гарантиях того, что ее не ждет судьба СССР.

Прежде всего, ничего ли не напоминает вышеописанная картина? Сколько в нынешних Думе и Совете Федерации депутатов, готовых всерьез и досконально рассматривать вопрос о том, на каких именно условиях мы вступаем в ВТО, и насколько адекватны правительственные оценки долгосрочных последствий этого шага?

А ведь иллюзий, что внешний мир, якобы, не заинтересован в распаде России, у нас быть не должно. Вопрос здесь один и совсем простой: в каком варианте можно взять наши природные ресурсы под полный и надежный контроль? Если это удобнее делать в рамках сохранения нашего единства – да будет так. Если же это удобнее, если нас предварительно разделить на семь или более частей – все будет сделано, чтобы так и произошло. Таким образом, с силами внешними желательно— без иллюзий.

Но откуда берутся и есть ли сейчас внутренние силы распада?

Как показывает мировой опыт, силы распада – это нечто самовоспроизводящееся. И я бы выделил три важнейших источника:

а) из любой мутной водички, в которой можно поживиться на неразберихе (а при наших нынешних масштабах коррупции следы очень и очень много чего естественно стремиться скрыть очередным пожаром, потопом или переездом…);

б) из самой идеи возможности распада: как только слово сказано, большинство тех, кто может возглавить осколки, начинают работать на распад – уж так греховно устроен человек;

в) из внешней поддержки (вроде как ты уже вовсе не разрушитель и предатель, а борец за свободу чего-нибудь, да еще и поддерживаемый прогрессивным мировым сообществом…).

Добавьте к этому принципиальную зависимость многих наших богатство и власть имущих (включая народных представителей), имеющих счета в зарубежных банках, от тех, кто эти счета, при необходимости, всегда найдет основание заморозить...

А какие силы могут противостоять распаду? Да всего лишь большинство населения, страдающее от распада, но до его начала толком это не осознающее, трагических для себя последствий, толком не прогнозирующее и плюс в такой конец особенно и не верящее (как это уже было с СССР). И высшая государственная власть, представляющая: это население (в демократическом варианте) или саму себя и свое окружение (в варианте недемократическом), а также общенациональную элиту, если, конечно, последняя еще не позарилась на возможные осколки страны.

Съезд народных депутатов СССР, как мы знаем, реальной высшей государственной властью так и не стал. И в этом - его главная вина и ответственность перед всей уже несуществующей страной. Не для того его так формировали, а затем так приручали…

И в критический момент – во время августовского 1991 года путча – депутаты даже не собрались.

Специально обращаю внимание: если большинство из них были консерваторы, так собрались бы, чтобы поддержать путч, сместить Горбачева (на что Съезд имел право) и передать полноту уже законной власти новому избранному чрезвычайным Съездом Президенту – тому, который отражал бы взгляды и волю большинства. Но главная воля этого большинства была лишь в том, чтобы слушаться начальство…

А потом, когда карикатурный путч закончился, героями, имевшими право открыть рот и заявить что-либо, были уже совсем другие. Этот Съезд уже никого не интересовал, а делегация Украины (кстати, ранее по голосованиям – весьма консервативная) на его заседание уже вообще больше не приехала. Наверное, новое начальство сказало, чтобы сидели дома…

Вернемся к "нашим баранам". Если завтра, предположим, при ином президенте, сепаратистские тенденции в нашей стране вновь усилятся (если поступит такая директива, как это теперь называется, из "вашингтонского обкома"), а команды сверху защищать единство страны опять не поступит? Или даже она поступит, но как-то, скажем, задержится в пути, защитит ли единство страны наш нынешний парламент - высший представительный орган – при тех механизмах его формирования, которые нам известны? И после той селекции, которая была с нашим парламентом и парламентаризмом произведена?…