Солдатская обида

Друга Павла, прибывшего на побывку с фронта, мы уважаем: во-первых, он не позволяет себе в отличие от многих, «расслабиться», то есть не наполняет время отпуска ерундой; во-вторых, он категорически не приемлет сквернословия – его речь чиста; в-третьих, большую часть времени он проводит в храме. Тут хочешь – не хочешь, а прислушаешься к нему.

– Та действительность, в которой вы живете, – говорит. – Какой-то дикий праздник, навязчивое торжество фальшивой радости. Нет, я не буду говорить о коррупции, разъедающую общество. Хотя, почему это не буду: с одной стороны, люди, спасибо им, выкладываются по полной, мастерят всё необходимое для армии, шлют «гуманитарку», а в это же самое время жены всяких чиновничков разъезжают по бутикам на «бентли» – это, знаете, для солдата оскорбительно. Но я о другом больше: о том, что вижу, когда приезжаю в какой-нибудь мирный город воюющей страны. О той разнице, которую вижу в поведении людей. 

– Брось, Пашка! Мирный город – не будут же бегать люди с автоматами, правильно? 

– Так и слава Богу, что не бегают. Но здесь беда вот в чем: мне кажется, у людей, особенно у молодежи, какая-то зацикленность на «ананасах в шампанском». Война идет, страна воюет, люди гибнут – этим подавай повод «оторваться», повеселиться, «оттопыриться». «Это у вас СВО – у меня нет!» – вот их лозунг, чуть ли не заповедь. И это не незнание, а осознанное, злобное какое-то безразличие к тем, кто воюет, понимаете? Бананы им важнее России – вот я о чем.

Стою недавно на перекрестке в одном таком мирном русском городе. Слышу, как свора – именно свора – молодежи, школьников, разговаривает с женщиной, которая напомнила им о правилах дорожного движения, мол, слезьте, мальчики, пожалуйста, с велосипедов, идя по пешеходному переходу, чтобы не мешать остальным. Знаете, сколько матерщины обрушилось на нее! «Иди своей дорогой, старуха, не твое дело» и всё в таком духе. Я не выдержал, дал одному-другому по носу, думаю, мужики рядом поддержат хотя бы словом – те головы в плечи втянули, помалкивают. Во, думаю, народное единство! Один мужик пробормотал сзади, будто стесняется: «Ты поосторожней: эти же могут на тебя в полицию пожаловаться – потом замучаешься оправдываться». Ничего себе: свора кроет матом женщину, я ее защищаю, и мне же еще перед кем-то оправдываться! А мужики, вместо того чтобы вмешаться, приструнить этих бананоедов, по-страусиному голову в песок.

И дело всё происходит в древнем русском городе. То есть как бы (именно «как бы»!) русская молодежь позволяет себе такое поведение, а как бы русские мужчины боятся его пресечь. Отсюда я делаю печальный вывод: для уничтожения русского народа не нужны ни азиатские мигранты, ни натовские ракеты. Мы всё делаем сами. Это называется, если вежливо, отсутствием внутренней мобилизации русского общества. А такое отсутствие мобилизации внутренней может привести, уж поверьте, к всеобщей. Проще говоря, если мы не будем обращать внимание на соблюдение элементарнейших правил поведения в обществе, такое общество действительно превратится в обезьянью свору – с культом бананов, разврата, удовольствия во что бы то ни стало. 

– Думаешь, всё настолько безнадежно? 

– Надежда есть, мне кажется. Своими глазами видел, как стремительно меняется вчерашний бананоед, попавший в наши условия. Не обязательно, кстати, на фронт: достаточно привезти поработать, скажем, на восстановлении домов где-нибудь в ДНР или ЛНР. Сначала меняется взгляд, потом речь, начинают резко любить маму с папой, постепенно приходит понимание, что не всё и не все существуют только для твоего удовольствия – вот так человек обретает человеческий образ. Звучит, наверное, страшно, но даже в войне есть возможность вернуть или обрести человеческое достоинство. Побудет молодой в таких условиях месяц-другой, а лучше пару лет, поработает на совесть для тех, кто страдает, – обязательно поменяет свое отношение к жизни и к людям. Если же мы продолжим заполнять их души и головы всякими «приветами-андреями» и прочей развлекухой, возведенной в религиозную степень, – всё, господа, приехали, Дарвин только руками разведет.

…Павел уехал обратно на СВО, долго он, по его словам, «в таких банановых условиях» выдержать не может. Его слова, полные горечи и обиды, крепко застряли в сердце.