От ЕГЭ до ЕГЭ

Очередная сдача ЕГЭ вполне предсказуемо обернулась очередным скандалом. Чиновники, как и в прошлый раз, обещают разобраться и клянутся, что этот провал — последний. Такое уже было и в прошлом году, и в позапрошлом. Единственное, что от года к году меняется, так это масштабы скандалов: они становятся всё более грандиозными.

На сей раз обнаружилось, что тесты ЕГЭ списала чуть ли не вся страна. Результаты были выложены в социальной сети «Вконтакте», причем страничкой, где находилась данная информация, воспользовалось более 300 тысяч человек. В некоторых регионах школьникам сразу раздавали готовые ответы, а более мелкие многочисленные нарушения в этом году даже не стали учитывать. Прошлогодние выпускники, сегодняшние первокурсники, с которыми я обсуждал эти сообщения, искренне удивлялись: год назад было ровно то же самое, удивительно, что власти заметили это только сейчас! Между тем, министерство образования реагирует на происходящее со стоическим спокойствием: да, есть отдельные недостатки, частные проблемы, но это никак не отменяет замечательных достоинств системы. Если этих достоинств вся страна в упор не видит, то тем хуже для страны. Ну, не повезло власти с народом. Не понимает он, народ, начальственной мудрости, не ценит заботы. Плохой народ, склочный и неблагодарный. Хотя, впрочем, терпеливый. Уже и то хорошо.

Сколько бы ни происходило скандалов и провалов, начальство упорно сводит все к частностям, не видя, что в основе всех этих неприятностей лежат причины системного характера.

И в самом деле, любые проблемы можно свести к некоторым конкретным симптомам, а потом с этими симптомами увлеченно бороться. Беда в том, что победив одни симптомы, вы тут же получаете другие, как правило, худшие. Но это создает лишь новые возможности для работы по «искоренению отдельных недостатков». Хорошо отработанная позднесоветская схема. Куда она завела советское государство, хорошо известно.

Защитники образовательной реформы с постоянством хорошо обученных попугаев три года подряд повторяют два тезиса. Во-первых, ЕГЭ необходимо для борьбы с коррупцией, а во-вторых, эта система позволит повысить социальную мобильность, «даст возможность поступить в элитные вузы мальчику из дальней деревни». Обязательно из «дальней» — мальчику из ближней деревни придется самому о себе позаботиться. Эти две мантры повторяются снова и снова, безо всякой связи с фактами, новостями, аргументами и контраргументами других участников дискуссии. Вот и теперь, в ответ на сообщения о «всенародном списывании», нам снова выдали слово в слово тот же набор, не удосужившись даже привязать эти лозунги к конкретной обстановке. Получается как в советском анекдоте: «Вы знаете, сколько зарабатывает американский рабочий?». «А в Америке негров линчуют!».

Министерство и его поклонники даже не удосужились объяснить, каким образом «кампания по борьбе с коррупцией» привела к тому, что коррупция достигла масштабов беспрецедентных, фантасмагорических. А между тем, ответ хорошо известен и лежит на поверхности. Коррупция - продолжение и форма социальных отношений. И если вы эти отношения не затрагиваете, любая, подчеркиваю, совершенно любая «антикоррупционная схема» приводит только к реструктурированию коррупции, а как следствие — к росту ее массовости и «эффективности». Тем более — в случае с ЕГЭ, реформой, которая как раз направлена на развитие и укрепление той самой системы, в рамках которой современные коррупционные отношения сложились и развиваются.

Об этом предупреждали в связи с переходом к ЕГЭ уже в 2007-м. Все скандалы, произошедшие за минувшие после этого годы, были многократно предсказаны - в том числе и автором этой статьи - и детально описаны.

Все эти предсказания были министерству и его сторонникам хорошо известны, но демонстративно и нагло проигнорированы, а теперь они с наивным видом утверждают, будто чего-то не знали или «недооценили».

Обозреватель журнала «Эксперт» Александр Привалов как-то очень удачно заметил: целью экзамена является не борьба с коррупцией, а проверка знаний. Если вы не решаете главную задачу, если именно ей не подчинена вся система, любые побочные задачи тоже решаться не будут. А между тем, главный принцип ЕГЭ как раз состоит в невозможности проверки знания и понимания предмета. Списанный тест ничем не отличается от самостоятельно решенного. Кроме того, у вас нет ни малейшего способа отличить случайное попадание от точного знания. Кстати, здесь опять возникает своеобразное «преимущество невежества». При решении тестов по методу случайности мои шансы как минимум равны 25 процентам - один из четырех предлагаемых ответов заведомо правильный. А вот если я, не обладая хорошей памятью, буду думать и ошибаться, количество неправильных ответов может составить все сто процентов.

В лучшем случае проверке подвергается память, но не знания в более широком смысле. И уж тем более - не владение предметом, не его понимание, которое можно проверить лишь единственным способом. Когда человек не выбирает между готовыми ответами, а их самостоятельно формулирует.

На самом деле, отучение молодых людей от самостоятельного мышления как раз и является основной задачей любого систематически проводимого тестирования, и ЕГЭ в частности.

Знания и особенно понимание предмета проверить можно только в ходе устного экзамена - при непосредственном контакте ученика с педагогом, а объективность оценки гарантируется существованием комиссии. В этой ситуации списывание вообще не является проблемой, поскольку экзаменаторы всегда могут задать дополнительные вопросы. Я, например, не запрещаю студентам приносить на экзамен компьютер или учебники. Что бы они там ни подсмотрели, их уровень знания выявляется при разговоре. За две с половиной тысячи лет истории образования никто не придумал лучшего способа проверки, чем устный экзамен.

Между тем, в условиях современной технической цивилизации борьба со списыванием как таковым заведомо обречена на поражение. Даже самый тотальный контроль не даст результатов, он лишь создаст более развитый рынок «технических средств». Запрет на мобильные телефоны можно на практике выполнить лишь путем личного досмотра, когда каждого ученика при входе в класс будут «шмонать» специально обученные люди. По идее, тогда лучше всего всех по очереди заводить в отдельную комнату и там раздевать догола. В общем, для осуществления «эффективного контроля», о котором радеют сторонники ЕГЭ, порядки в школах должны быть установлены такие же, как на зоне. Только мы знаем, чем это кончается. После тщательного досмотра контролеры за небольшую мзду будут сами проносить необходимые технические средства в класс. А контролеры, поставленные контролировать этих контролеров, войдут с ними в долю. Это опять же проверено и отработано на российских тюрьмах. Хотя, странным образом, скандинавские тюрьмы, хоть и не отличаются такой формальной строгостью режима, но менее коррумпированы, чем российские. И дело тут не в большей эффективности «антикоррупционных схем» - там их, в нашем понимании просто нет - а в том, что иначе организовано общество. В нем сложились — даже в рамках капитализма — иные социальные отношения. Именно социальные отношения и общественные порядки, а не систему школьных экзаменов надо было менять! Так что, господа министры и начальники, если хотите бороться с коррупцией, начните не со школьных учителей, а с самих себя.

Главное «достижение» ЕГЭ состоит в том, что благодаря новой системе коррупция не только не была преодолена, но - как, опять же, предсказывалось - была поставлена на поток. Разница между прошлым и нынешним уровнем коррупции — как между работой кустарей-одиночек и массовым индустриальным производством. Теперь итоги экзаменов фальсифицируются не индивидуально и в порядке исключения, а массово, целыми городами и областями - в виде нормы. После серии беспрецедентных коррупционных скандалов говорить про «антикоррупционную составляющую» новой системы стало как-то неудобно, хотя жалкое бормотание на эту тему кое-где все еще слышится. Зато активнее стали повторяться слова о «социальной справедливости» и о мифическом «мальчике из дальней деревни», который благодаря ЕГЭ получит возможность учиться в «элитном московском вузе». Этот откровенно демагогический тезис очень любят иногда даже люди, изображающие себя левыми или критически мыслящими интеллектуалами. При условии, конечно, что сами они работают в одном из элитных вузов, который, если им верить, ждет - не дождется мальчиков из деревни. Встает, однако, вопрос: а скольких мальчиков и девочек из дальних деревень примут элитные вузы? И как смогут эти мальчики и девочки в них учиться?

Ведь та же система ЕГЭ полностью разрушила систему качественных критериев знания, а реформа образования, частью которой является новый экзамен, в первую очередь уничтожает именно провинциальные и сельские школы, значительная часть которых вообще закрывается.

И откуда уверенность, что при тотальной фальсификации результатов экзамена «мальчик из деревни» не окажется просто сыном/дочерью/племянником местного босса? Анализ результатов ЕГЭ в сельских районах, кстати, уже подтверждает наличие этой «странной» тенденции: именно дети начальников неизменно показывают самые лучшие результаты в своем районе. Но, надо полагать, у них и так с социальной мобильностью всё в порядке.

Для тех, кто еще не понял, или не хочет понять, о чем речь, придется вернуться к тезису Привалова. Задача экзамена — проверка знаний. Если вы, господа, так уж заинтересованы в росте социальной мобильности, то, во-первых, должны знать, что решать эту проблему можно множеством способов, не имеющих никакого отношения к экзаменам. Вводить системы квот, дополнительные баллы для определенных категорий абитуриентов, давайте вспомним про советские «рабфаки» и многое другое. Такая практика имелась не только в СССР, но и во множестве западных стран, включая даже Соединенные Штаты. Другой вопрос, что торжество неолиберализма повсеместно ликвидировало или подорвало эти демократические механизмы. Но, опять же, если вас волнует вопрос о равных шансах для представителей общественных низов, то нужно не экзаменационную систему менять, а социальную. И в первую очередь дать низам — не отдельным их счастливым представителям, а именно массе — доступ к качественному образованию. У себя, в родной деревне, в маленьком городе, в провинции. Надо задумываться не о том, как бы вытащить всех лучших, перспективных ребят из провинциальных центров, тем самым усугубляя упадок этих регионов, а о том, как поднять там школы и университеты до столичного уровня.

Необходимо уничтожить разделение вузов на «элитные» и все остальные, обреченные на деградацию. Сама эта система является мощнейшим барьером на пути социальной мобильности, фактором демодернизации и феодализации общества.

Если уж решать социальные задачи, то за счет ликвидации разрыва между «элитным» образованием и «массовым».

Причем конкретно демократизация образования должна быть осуществлена за счет радикального перераспределения государственных средств от привилегированных московских учреждений к провинциальным вузам. Таким же образом перераспределять надо и кадры. Волнует вас будущее мальчика из дальней деревни — поезжайте туда учительствовать. В прежние времена русская интеллигенция так и поступала. Да и в советское время — до начала «застойных» 1970-х — выпускники Московского и Ленинградского университетов разъезжались по всей стране. Но нашим нынешним интеллектуалам такое народничество не под силу. Они хотят, чтобы «мальчика из дальней деревни» доставили к ним в столицу в готовом виде.

Нет, я вполне могу понять людей, не желающих жертвовать столичным комфортом. В конце концов, я эти строчки тоже не в землянке пишу. Но только, пожалуйста, перестаньте выдавать свой корпоративный эгоизм за заботу о народе! Настоящим скандалом является сегодня не массовое списывание - закономерный и неизбежный результат ЕГЭ - а позиция тех, к счастью немногих, представителей образовательного сообщества, которые вопреки фактам, здравому смыслу и профессиональной этике, продолжают защищать обанкротившуюся систему.

Борис Кагарлицкий - директор Института глобализации и социальных движений.