От гуманизма до гуманоида

В свое время Франческо Петрарка, насмотревшись на крушение нравов, утвердился в том, что бессмысленно изучение живой и неживой природы, "рыб, животных и растений", если за скобками остается познание человека и гуманитарные науки. С тех пор прошло более 600 лет.

За этот период гуманизм претерпел ряд кардинальных мутаций. По коридорам Европарламента горделиво блуждают секулярные чучела. Это "гуманисты" наших дней, от самого вида которых, наверное, у Петрарки волосы бы на голове зашевелились. Они заняты тем, что "человеколюбиво" отстаивают "права". Права террористов, убивающих детей в Беслане, права откормленной и взбесившейся черни, жгущей предместья Парижа, права гомосексуалистов и лесбиянок, вытребовавших себе легитимность уже во многих странах Евросоюза, а стало быть и возможность усыновлять (растлевать!) детей, права на аборты. Толпа адвокатов дьявола активна, пульсирует, как извивающийся клубок, растет в геометрической прогрессии. Нет такого порока и преступления, которые не были бы подвергнуты "гуманному" осмыслению в наши дни.

Доморощенная "либеральная обшмыга" равняется на европейскую "обшмыгу" истово и рьяно. Наши "гуманисты" и защитники "прав" тоже не хухры-мухры, лютуют против всякого проявления традиций.

Миллионы беспризорников за бортом? Пойдите и расскажите об этом гуманным либералам. Гайдар, Чубайс, Маша Арбатова и их многочисленные дети (которые стайкой потянулись в политику), живо объяснят вам, что за все, в т.ч. за "свободу" и за "гуманизм", надо платить. В приватной беседе они даже поделятся соображениями о том, что вымирание населения, сопровождающееся алкоголизацией и наркоманией, катастрофой семьи и проституцией, в чем-то даже полезно. Просто, скажут они, так происходит естественный отбор и общество очищается от слабых.

Хотя почему же мы говорим о приватности? Например, воспитанный идеологическим отделом ЦК КПСС и лично Яковлевым публицист Ципко в одной из своих неизбывных газетных дум о судьбах народных беззастенчиво приводит подобные рассуждения. Он очень гуманен, когда хвалит новую генерацию "арбайтеров", достраивающих ему дачу. Они, в отличие от тех, что жили-были еще совсем недавно, "мало пьют, стопку за обедом - и всё". Нация самоочистилась, считает партийный мыслитель, довольный стойкостью немногих выживших, приучившихся терпеть какие угодно лишения.

Ясно, что, говоря о современном "гуманизме", мы не в коем случае не имеем дело с протогуманизмом древних римлян периода республики, совершенствовавших и облагораживавших римскую добродетель путем усвоения греческой культуры. Не идет, собственно, речь и о гуманизме эпохи Возрождения в Италии, взявшимся культивировать "человечность" на путях возвращения к античности. Однако, и об этом стоит всегда напоминать, гуманисты Возрождения и помыслить себя не могли вне христианства и его основных постулатов. Они лишь пользовались самой свободой, которую предоставляет христианство для творческого цивилизационного развития.

Естественно, нынешние "гуманисты" не имеют ничего общего с самим христианством, которое своим фундаментальным аспектом имеет человеколюбие, заботу о спасении души человека, то есть гуманизм, понятый в самом определенном смысле.

Своим происхождением нынешние либеральные идеологи обязаны тому тупиковому пути развития гуманизма, который со всей отчетливостью обозначился в просвещении и оформился в нескольких мощнейших по своим обобщениям учениях.

Помимо утомительного фона, содержащегося в бесконечном упоминании "прав человека", существует очевидно, хотя и не явным образом выраженное представление о том, какой человек имеется здесь в виду. Ведь традиционно христианское понимание человека отвергнуто. Человек оказался пуст. И его потребовалось чем-то наполнить. Упомянутые учения с успехом произвели подмену содержания.

В глубинном духовном отношении эту работу проделало ницшеанство. В своем отчаянии Ницше дошел до тотальной ненависти, нигилизма, извращения всех смыслов. Однако его аппеляция к гордыне нашла живой отклик в опустошенном, греховном и разуверившемся европейце, который с легкостью поддался соблазну стать "сверчеловеком", отринувшим Бога.

С социальной точки зрения, Маркс осуществил абсолютизацию экономической жизни. Здесь человек стал ничего не значащим придатком "производительных сил" и "производственных отношений". Так называемым "реальным гуманизмом" был объявлен коммунизм. Стало быть, поиск человечности здесь велся в области оптимизации экономических отношений. В сочетании с отрицанием религии и религиозности, "опиума для народа". И если на практике попытки осуществить идеи Маркса были предприняты только в России, то как метод освоения социальной реальности они прижились и на Западе, где произошел синтез либеральной модели и левых идей. Экономика действительно стала единственной основой западного общества. Но это вовсе не подверждение марксова тезиса о базисе и надстройке.

Никакого базиса и надстройки в действительности не существует. Всегда есть та или иная основа общества, ментальный выбор той или иной эпохи, цивилизации. Основой может быть культура, как в античности, религиозность, как в христианском традиционном обществе, война, как в варварских военных демократиях.

На наших глазах разворачивается культ экономики, когда повсеместны сводки с мировых бирж, курсы валют, известия о слиянии корпораций. Естественно, утверждение Маркса о том, что "реальный гуманизм – это коммунизм" выглядит абсолютно нелепо, поскольку всем известно, что коммунизм – всего лишь утопия.

Наконец, фрейдизм довершил начатое в жизненно важной сексуальной сфере. Фактически он санкционировал снятие всех тех сакральных запретов, которые обеспечивали самое существование человеческого эроса. Эрос как творческая, преображающая сила был уничтожен. Фрейд и его многочисленные последователи открыли ворота демонам, которые отравили, смешали с грязью эротическое. Эрос был поруган, сведен к сексуальной жизни более низкого животного порядка.

В итоге получен исходный продукт – безбожный, экономический и сексуально девальвированный тип человеческого существования. Именно он действует в поле либеральных представлений. Однако для построения "нового прекрасного мира" этого оказалось не вполне достаточно. Классический либерализм предоставляет каждому индивиду слишком много свободы, слишком большую широту экономической и интеллектуальной деятельности.

Безраздельному господству узкоклановой олигархии требуется абсолютно покорная, несвободная и легко манипулиремая биомасса. На повестке дня – создание нечеловека, которого можно для маскировки называть, например, как это делает Жак Аттали, "новым кочевником".

Отсюда возникает идеология уже абсолютно лживого лицемерного неолиберального "гуманизма" с его фикцией "предоставления прав". Фактически уничтожаются фундаментальные права – на реальную свободу (духовную, политическую, религиозную, тайна частной жизни, переписки и др.) и достойное существование (доступ к образованию, медицине, жилью, полноценному питанию). И в то же время все громче крики о "правах меньшинств", о "легализации наркотиков" и прочее. При этом умышленно закрываются глаза на то, что сами эти "меньшинства" уже не такие и маленькие.

Но пришельцы выполняют очень важную задачу – хаотизация, дестабилизация и разрушение многовекового уклада, сложившегося в государствах и пока еще обеспечивающего минимальную преемственность поколений и остаточный уровень самосознания народов.

Естественно, растворять в массах "новые взгляды", "новый гуманизм" надо через его носителей. Они с успехом были навербованы из технократической интеллигентской среды. В сознание "образованцев", физиков-лириков, был умело вложен манипулируемый объем специфического псевдогуманитарного знания. Сначала посредством обучения в светских, а в нашем случае светско-советских школах и институтах, технократы были отсечены от культуры. Затем они подверглись дополнительному пропагандистскому воздействию, после которого искренне считают Шагала или Бродского вершинами отечественной культуры. Одним словом, культура, а уж тем более традиция в их понимании – вещи непонятные, экзотические, своего рода забавное приложение к процессам производства и потребления. Что-то вроде картины загадочного абстракциониста в кабинете генерального директора или посещения модного спектакля абсолютно идиотского, но "раскрученного" режиссера.

Говоря "технократы", мы имеем в виду не только представителей технических специальностей, но и ставших модными экономистов, так называемых юристов, поднаторевших еще в советской казуистике. Из подобной среды выдвинулись всевозможные демократические политики, правозащитники, политологи – от Кириенко и Немцова до Грефа, Кудрина и Касьянова. Все они служат западному неолиберальному проекту, который несогласных с новой интерпретацией "прав человека" приучает к "гуманизму" с помощью высокоточного оружия.

Несложно понять, почему в этой парадигме приветливо относятся к левым и к левакам. Левые бесцельны и безосновательны. Кроме давно уже ни к ничему не обязывающего взывания к "социальному равенству" в их багаже ничего нет. Субъекты, сертифицированные в качестве "гуманистов" и "борцов за права" посредством СМИ, профанированной политики и навязчивой пропаганды заняты, конечно, вовсе не культивированием не человечности вовсе, а всего самого деструктивного и обесчеловечивающего. По сути, подобно антихристу, чей главный соблазн – маска Христа, те, кто проповедуют бесчеловечность, прикрываются гуманностью и гуманизмом.

На самом же деле пестуется новый тип существа, которому уже навсегда будет заказана дорога к человечности, дорога к Новому Адаму. Готовится и уже совершается падение человека до существа более низшего порядка, иного по своей сущности. Не имеющего не только возможности, но самой способности выбора, не имеющего мышления, языка и любви. Воспитывается то, что можно было бы назвать гуманоидностью и гуманоидом.

Каковы же параметры гуманоидности?

Гуманоид состоит из трех частей. Во-первых, он – цифра, субъект социальных отношений, которому присваивается идентификационный номер. Цифра в учетной статистике коммерческих и политичсеких корпораций, где индивид является создателем прибавочной стоимости, потребителем сбываемой продукции и электоратом. Цифра в банковском счете, служащая показателем эффективности и "ликвидности" индивида-гуманоида на глобальном рынке.

Во-вторых, гуманоид – это сексуальный перерожденец, который стимулируется бесконечным валом порнографии и изощренной сексуальной рекламы к неустаннному сексуальному извращению. В гуманоидном идеале это даже не животная сексуальность (о человеческом здесь и говорить не стоит), так как она извращена. Это сексуальность бесовская, похоть в чистом виде. В отличие от животной, ей чуждо простое органическое овладение противоположным полом. Она больше не преследует цели продолжения рода и смещена в область гомосексуализма. Она, по сути, во всевозможных формах глумится над самим понятием пола, в том виде как он был замыслен Создателем.

В-третьих, гуманоид – социальный атом. Существо одинокое, не способное к любви (да и кого любить, если вокруг такие же). В своем одиночестве, безрадостности и бессилии он преисполнен презрения к менее удачливым атомам, не сумевшим протолкнуться на его уровень социальной кристаллической решетки. И неутолимой зависти к вышестоящим.

На самом деле он не понимает, что, если посмотреть на общее тело социума, то выяснится неразличимость его уровней по сравнению с зияющей пропастью, которая отделяет копошение социальных атомов-гуманоидов от уровня повелителей – "либеральных гуманистов" или "гуманистических либералов", которые есть гуманоиды высшего уровня.

Очевидно, своей высшей стадии гуманизм либерала достигает во время операции по введению стволовых клеток из "зародышевого материала". Между прочим, в его глазах это всего лишь способ сохранения молодости сверхчеловека-нечеловека за счет отсталой биомассы.

Действительно, сложный вопрос: а есть ли смысл вообще бороться за подлинно человеческое, оперируя словом "гуманизм", если оно так прочно узурпировано. Но, отбрасывая гуманизм, мы встаем перед реальной опасностью показать себя антигуманными, что абсолютно не соответствует действительности и отпугивает колеблющихся и дезориентированных.

Смысл в том, чтобы выявить мутацию гуманизма и ее экспансии в массовое сознание. Выявить не бесцельность абстрактного гуманиста, но всю опасность гуманоида, паразитирующего на термине "гуманизм", завоевывающего социальное пространство и ставящего под вопрос само существование человека.

Перед нами – по большому счету, задача формирования нового языка, адекватного требованиям новой же идеологии.