Народ бастующих не любит

Не так давно несколько бригад железнодорожников Ярославского и Горьковского направлений без предупреждения не вышли на работу, поставив все население пригородов в весьма затруднительное положение. Желания одних обернулись проблемой для других. Могут ли, вообще забастовки проходить цивилизованно?

Почему-то это событие воскресило в памяти две истории. Одна из них по историческим меркам происходила совсем недавно, точнее - в конце декабря 2005 года. Тогда всем нам, жившим и работавшим в Нью-Йорке, через средства массовой информации стало известно, что представители Союза транспортных работников города намерены объявить забастовку в случае, если не будет решён ряд социальных вопросов.  

До 20 декабря все только о ней и говорили, но всерьёз никто эту опасность не воспринимал. Оставалась надежда, что власти города в лице «Метрополитан Транспорт» и Союз транспортных работников всё-таки договорятся. Чуда не произошло и аккурат к Рождеству весь Нью-Йорк парализовало.

Впервые за последние 25 лет встали городские автобусы и поезда подземки.

Ходили только пригородные электрички и паромы, специально запущенные властями города к началу акции, к которой, кстати, они так и не были готовы.  

В первый же день пригородные поезда перевезли народу в два раза больше, чем обычно. Люди стояли в проходах – явление, для местных жителей непривычное, и потому никто даже не пытался проверять билеты. Некоторые из наших соотечественников (которых здесь немало) решили вспомнить былое, поехав «зайцами» – экономия получалась солидная. На следующий день пустили дополнительные поезда (обычные, шедшие по расписанию, уже не справлялись и пролетали станции), цены понизили на четверть, но проблему не решили. Люди замерзали (только ударили холода), пятая часть служащих оставалась дома. Удар по финансам города был значительным – ежедневные убытки исчислялись сотнями миллионов долларов. Не очень умно повел себя только что переизбранный мэром г-н Блумберг (основатель известного информационного агентства, ударившийся вдруг в политику), предложив всем ходить на работу пешком и даже сделав показательный переход через Бруклинский мост. Мэр жестко стоял на своём, не идя навстречу бастующим. Местному ГАИ было дано указание пропускать в деловую часть Манхэттена, что южнее 69-й улицы, машины только с четырьмя пассажирами, и не менее. В итоге образовались гигантские пробки на всех дорогах, и проблема только усугубилась. Дорожная полиция с упорством, достойным лучшего применения, и потрясающей пунктуальностью, до 11 часов дня отслеживалa выполнение правила «четырех», ничем не уступая по степени идиотизма в экстремальных ситуациях нашей родной Госавтоинспекции. Такси получило карт-бланш на установку новых тарифов, но чтобы проехать в деловую часть, некоторые приглашали в свою машину бесплатно трех человек. То же делали и многие нью-йоркцы, даже давались объявления в Интернете.  

Забастовка закончилась так же неожиданно, как и начиналась, буквально на третий день.

 Лидер профсоюза транспортников, струхнув перед перспективой судебного преследования «за препятствование жизнедеятельности города», быстро пошел на попятную, и дал добро на возобновление работы транспорта, не дожидаясь нового контракта. Решение проблемы откладывалось на потом. Были ещё и митинги, и «великие стояния», и пикеты, но от соблюдения закона никто никого не освободил, суд всё-таки состоялся и имел для профсоюза неприятные последствия, причём не только финансовые.  

Вторая история – довольно далекая от сегодняшнего дня, связана она с последним периодом первого президента бывшего СССР Михаила Горбачёва. К чему привёло это время - известно всем, но один важный эпизод, который скорее всего многими забылся, связан с забастовкой шахтёров. Тогда, в июле 1989 года, неожиданно для всего советского народа, привыкшего к «единому порыву» и «безграничной верности идеалам», уже дававшим трещину, шахтёры пошли наперекор всей громаде госмашины, поступив так, как диктовали собственные интересы, что пугало и привлекало. Забастовки продолжались вплоть до 1991 года. По всей стране шёл сбор средств в помощь бастующим, кто не мог сделать взнос – отдавал продуктами. Увлёкся порывом и я, а на вопрос товарища – «а чего это они бастуют» - реагировал эмоционально. Что остальным также не сладко, во внимание не принималось, что другие страдают не меньше и дольше - не задумывался (а ведь до разгона инфляции шахтёры в СССР были едва ли не самыми высокооплачиваемыми работниками). Происходящее воспринималось скорее как вызов системе, от которой все устали, но извечно-русское «что делать» оставалось нерешённым, законность акции и ее возможные результаты никем не анализировались, а жаль.

Уже несколько лет спустя с удивлением пришлось услышать от представителей шахтёрского профсоюза, что-де «мы привели к власти нового президента, теперь уже России, а он оказался…».

Для всего происходящего сегодня до боли характерно ощущение дежа вю. Отсутствие новизны – это скорее результат отсутствия фантазии, притягательной для общества идеи. Причина проста и кроется она в утрате ориентиров, инерционности мышления, потере доверия к официозу. Регулярно провозглашаемые программы и «титулируемые» годы, в течение которых они должны быть выполнены, носят настолько абстрактный характер, что даже не анализируются сколь-либо солидными изданиями, а социальная реклама вызывает откровенную аллергию. С глубокой апатией воспринимаются митинги как «за», так и «против», бодрые отчёты теле-ведущих и некоторых комментаторов о наших достижениях, заявления и обещания министров, равно как и любые прогнозы. Весь озвучиваемый материал настолько далёк от реальности, что вызывает горькую усмешку.  

С другой стороны, не покидает ощущение чего-то неправильного, какого-то изъяна, отклонения, похожего на спуск по баллистической траектории. Но за таким спуском следует жёсткая посадка. И если ощущение нового застоя пока ломают только отдельные протестные выступления, не нарушающие общей картины благопристойности, то в недрах может зреть нечто неожиданное, имеющее свойство вырываться наружу. А вот тогда протестные «стояния» пенсионеров, возмущающихся непонятной монетизацией льгот, или автомобилистов, пытающихся прекратить рост цен на бензин в нефтедобывающей стране, покажутся собранием благородных девиц.  

А пока вспомним простую истину: любая акция – марш несогласных или «наших», забастовка или пикет всегда имеют определённую подоплеку, и чтобы поставленные цели были понятны окружающим, они должны быть понятны прежде всего ее участникам. Единична эта акция, или звено в цепи целенаправленных действий, каковы ценностные посылки, что исповедуют участники - вот что важно. На поверхности - рост цен в стране: явление, переходящее из разряда экономических в социальные, и касается оно не только машинистов и шахтёров.

И если решение возможно на уровне экономическом, оно должно быть востребовано без подталкивания снизу, которое быстро обретает характер неуправляемый, митинговый, экстремальный, приводящий к крайностям, которые выглядят для молчаливого большинства оправданными.

Чёткая постановка задачи, правомерность ее постановки в принципе и соответствие действий закону – вот единственный критерий и модуль действия. Иначе, не дай Бог, получим в итоге описанный Ольгой Славниковой новый «2017-й» (кто не читал – очень рекомендую). Всё-таки «Русского Букера» не всегда просто так дают.