Жизнь удивительная...

Елена Пустовойтова – член Союза писателей России, лауреат премии Имперская Культура имени Эдуарда Володина.

Ах, как я любила идти всей школой на праздник Первомая! Особенно нравилось, когда ветерок ласковый вдруг набежит, и шелковым своим концом пионерский галстук у лица затрепещет, и песня громкая, вдохновляющая разносится по всей округе:

Утро красит нежным цветом

Стены древнего Кремля... 

И на словах кипучая, могучая ногой посильнее притопывать. Само собой получалось. А когда следом никем непобедимая прозвучит, то подбородок повыше и идти-маршировать-улыбаться. И такое счастье испытывала огромное – во всю ширину раскинутых рук. Уверена была, что жизнь передо мной широкой дорогой расстилается – прямой и безопасной, до самого горизонта.

Позже такого не переживала. А когда вспоминала, жаль становилось того времени, и тех чувств до вздоха глубокого. Чувства – это и есть жизнь. Как ты ее чувствуешь. Вернее, как ты себя чувствуешь, такая она у тебя и есть. Если восторгаться и удивляться можешь до донышка души своей, то и вовсе ты живой, живехонек.

Я всю жизнь удивляюсь. Раньше, бывало, мама даже одернет, построжится:

 – Ну, что ты, ей Богу, как дурочка недоразвитая, тебе палец покажи, ты и этому удивляться начнешь.

И передразнит меня со вздохом:

– Ой, да как это у вас получается?!

Я ей, чтобы ее развеселить:

– Да, ну, мам...Я еще смотрю, чей это палец, и как мне его показывают...

Досмеялась до того, что так сама себя удивила своими собственными пальцами, что и до сих пор уверена – редко кому на долю выпало так удивиться.

До работы мне на трамвае нужно было добираться. К моей остановке трамвай в час пик уже битком набитый подкатывал. Бывало, что и по полчаса на остановке простаивала, не могла ни в один протиснуться. Но приловчилась. Если оказаться в середине толпы, она сама тебя в двери впихнет, знай только ногами перебирай. Впихнули как-то раз, так плотненько люди набились, что селедки в бочке, и держаться за поручни не надо. Стою, в такт колес на стыках покачиваюсь. И в этой тесноте вдруг чувствую, что в мой карман руку кто-то запустил. Весна. Через тонкое весеннее пальто руку чужую явно ощутила. И понимаю, что трояк мой, который в кармане у меня один единственный, до получки оставшийся, кто-то нащупал и в кулак зажал. А в то время трояк был очень даже неплох, в столовой пообедать и рубля много было, а на оставшееся в магазине купить можно было молочку, овощи да и курицу с печеньем прихватить. В то время деньги в кошельках, а кошельки в сумочках не все носили. Все больше по карманам. Бабушки так те и вовсе в узелочках свои капиталы держали. Нужно платить – развяжет-развернет платочек возле прилавка всем на обозрение, рубли вчетверо сложенные, копейки горкой. Так вот, обернулась – плотно ко мне парень, моложе меня, симпатичный. Никогда бы на него не подумала, что по карманам лазит. И не то чтобы я раздумывала, как поступить, само собой вышло – я следом свою руку в карман в тесноте изловчилась-протиснула и хвать парня за кулак. А сама ему в глаза смотрю, с прищуром и с негодованием. Уж очень удивилась я его наглости. Вижу, растерялся. А сам по-прежнему в руке своей трояк мой сжимает. Ах, думаю, безобразник, ну я тебе... И пальцы его разжимать принялась. По одному, по очереди. И взглядом его испепеляю, негодую. Пальцы разжала, трояк свой освободила, в ладони зажала, руку из кармана выдернула, спиной к парню вывернулась. Моя остановка как раз, на которой народу тоже много вываливается. И я с ними. Но все же, выходя, у самой двери успела гневно взглянуть на парня – стоит наглец, на меня во все глаза смотрит, шею вытянул и вроде как удивляется. Мысль мелькнула: явно оттого, что я не закричала на весь трамвай, что не пристыдила принародно.

Уже глядя вслед уходящему трамваю, кулак свой разжала. А там пятирублевка... Как во сне, в карман пальто руку сунула – а в нем, как лежал трояк, так и лежит. Вот удивилась, так удивилась. До глухоты, до немоты. Стояла, к месту пригвожденная, люди спешат, со всех сторон меня толкают, а я ни с места. Обо всем позабыла, глядя вслед трамваю. По прямой шел, потом, далеко уже, на другую улицу завернул.

Это я в чужой карман залезла! Я! Не он...

Лет пять потом, только в трамвай зайду, взглядом всех в нем обшаривала, парня того высматривала. Не удалось.

С тех пор удивляться стала не то что меньше, но спокойнее. Да и с годами чувства изнашиваются, истончаются, как подошва на туфлях, остается только вспоминать, как ты раньше мог это делать.

Но до поры до времени.

Жизнь такие виражи принялась выписывать, что только и оставалось ахать-вопрошать да глаза от удивления таращить. Времечко настало беспросветное, тошное, ниже жизненного уровня. Развалилась страна, в черноту провалилась, не оставив места для вдохновляющей песни про прекрасное, доброе, вечное, под звуки которой хотелось идти вперед, к чему-то надежному, крепкому, светлому. Ни работы, ни планов на будущее. Все понеслось, как с горы на санках, да еще если с бутылкой водки в руке... Мать честная! Порой рада была, что отец умер, не дожил, не видел и не слышал происходящего. А праздники?.. Не до празднования. Все уныло. День Победы стал для меня днем, когда не в ногу со всеми под песню гордую, а когда весь день сокрушаться и вспоминать-горевать обо всем и обо всех – о людях, о стране, и о победах. Ведь великие победы бывают только у великого народа. Неужели все в прошлом?

Печалилась.

Но что толку от печалей? Тоска о былом это только душевный сквозняк. С унылой тоской и жизнь уныла. Как раз перемены пошли. Военные конфликты загасили, террористов уняли, скромненько так, но о традициях народа заговорили, дороги прокладывать новые стали. Задышала страна. Теперь не только куском хлеба люди озабочены были, дома принялись себе строить, по новым дорогам машины одна другой лучше забегали. Быт людей стал налаживаться. А быт - это не пустяк. Быт – в этом тоже душа народа. Хотдоги всякие и халяли, кажется, такая малость, а в нас что-то да меняют. Привыкаем к кроусанам по утрам, а не к каше да оладикам с сырничками. Вот так незаметно уже забываем тропинки детства. Умный человек как-то сказал – пища это не проблема желудка, это проблема души... Именно так.

Но и тут времечко снова подоспело удивляться. Братья наши, теперь уже соседи самостийные, площадьми заскакали, злорадостно москоляку на гиляку затребовали. Как тут не удивиться, глаза не распахнуть - почему да отчего? Вместе за одной партой сидели, по одним учебникам учились, одни песни пели... Да и на самом верху изумительно просторной нашей страны, Советского Союза, многие из них главенствовали. Не могли же они так видоизмениться? А, значит, то, что они в себе скрывали-носили, теперь воодушевленно из них поперло?

Теперь кровь проливаем...

В юности как-то встретила на одной из улиц нашего городка похоронную процессию – машина со спущенными бортами, кузов ковриками прикрыт, на нем открытый гроб с покойником. Молодая женщина над ним надрывно, горько причитала - не нажилась я с тобой, не натешилась, рано ушел ты от меня, голубочек мой... Рядом с ней двое деток, сидят, испуганно переглядываются, будто не поймут, что происходит и зачем они здесь. Смотрела на горе чужое, и так больно дрогнуло что-то в сердце, так жалко их стало, что не могла не заплакать.

Чуть сбоку от меня пожилая женщина стояла, на меня поглядывала, словно припоминая что-то. Процессия отъехала, она подошла:

- Из Белоусовых будешь? Так и знала. В бабку свою пошла. Все капельки от нее пособирала! Вот уродилась, так уродилась! – и пояснила. – Жили рядом, росли вместе...

И стала я придирчиво оглядывать себя в зеркало, капельки высматривать. Бабушку свою видеть не видела, на фронте в войну погибла. Она как на деда моего похоронку получила, сразу на фронт подалась. А папу, тогда десяти лет, за Урал со школой эвакуировали. Ни фотографий, ни вещички какой на память от них не осталось. Но я в Бессмертном полку все равно иду с ними. Две одинаковых рамочки несу, на которых на белом листе крупно их имена-отчества, звания, даты рождения и смерти. Но на одной букет роз, а на другой награды деда. Ну, не его награды, в подольском архиве информацию о которых нашла, их изображения. Медаль за отвагу и вторая - за боевые заслуги. И легко на душе, словно и впрямь встретилась с ними, рядом они.

Сегодня тоже день не без удивления прожила. За премию в ведомости расписывалась. Ситуация – просто до смеха гомерического. Ведомость эту двумя листочками сверху и снизу прикрыли, мою фамилию в щелочке между ними оставили. Явно секретную информацию скрывают - сколько кому с барского плеча директрисы выпало. Или ей самой. В щелочку эту расписываюсь, а сама смех не могу унять. Да так размашисто, так лихо подпись свою поставила, что на эти два подставленных белоснежных листа завитушками залезла. Щелочки этой не хватило. Смеюсь, а сама думаю не без удовольствия, что такой конспирации скоро конец придет. Народ нынче иной. Да и я разве год тому назад хохотала бы, увидев такое? Нет. Может быть, не улыбнулась и спасибо не сказала, но чинно бы себя вела. Так что - это уже последыши... Последняя борзота...

Секретаря, которую директриса наша на эту работу обрекла, спрашиваю:

- Это для того, чтобы никто на чьи-то замечательные суммы не позавидовал?

Но она человек подневольный, ответила, с вызовом даже, что как ей сказали делать, так она и делает.

Вообще-то я смех могу себе в любой ситуации позволить, на пенсии уже, хотя работаю. Стобалльников выпускаю. Этот факт сам за себя говорит, так что из школы меня вежливо не просят. Сама хочу уйти. Школа так изменилась с тех пор, как я начала свой стаж, что даже ничему не удивляюсь, а печалуюсь. Столько в ней демократии развелось, хоть волком вой. Внешний вид... Мальчики в балахонах и с хвостиками, девочки в балахонах, джинсах, даже шортах и живот напоказ. Порой являются и с разноцветными волосами. А ногти! Длинные. С цветочками. На парту перед собой их выкладывают в рядочек. Словно выгуливают их. Диву даешься – да как же они жить думают? А домашняя работа? А гигиена, в конце концов? А с оценкой знаний что происходит?! Теперь за двойки именно учитель ответ должен держать и перед директором, и перед завучем. Да еще родители за отчетом приходят, с гневным требованием индивидуального подхода и ласки для своего отпрыска. То есть, ставь вместо двоек тройки - никаких проблем. Учителя так и поступают. И все вокруг делают вид, что все в порядке, нет детей ленивых, нет нерадивых. Глаза таращу – кого растим, какую смену готовим? Вот и мечтаю дожить до конца учебного года и позабыть школу, как сон дурной.

Но, глядя на молодежь, не без радостей живу. Уже два года с интересом наблюдаю за одним парнем. В интернете блог ведет, дом прадедов из руин возрождает. Стены от дома только и остались. Не стены, а загляденье – кирпичи старинные, закаленные, даже цвета своего не потеряли. А по краю стен под самой крышей и вокруг оконных проемов красиво обрамлены особой кладкой. Обломки крыши старинные, кое-где еще уцелевшие, разобрал, стропила новые поставил. И пошло поехало. Да все сам и без особых капиталов! Теперь уже внутри дом охорашивает, по новым полам ходит. Рукастый какой! Все умеет. Смотреть на него одно загляденье. И я решила ему в этот дом шторы на окна выслать. Новые, красивые. Собрала посылку, после занятий на почту пришла, а она закрыта. Что так? Время рабочее. За ручку дверь подергала-подергала, в магазин по соседству зашла, может, знают, подскажут, ждать или домой идти. Знают. Служащая почты мать-одиночка в кредитах запуталась и, поверив рекламе, в которой по нескольку раз в день кричат «У нас выигрывают!» все сто восемьдесят лотерей, что в это отделение почты распределили для продажи, распечатала, надеясь найти из обещанных рекламой миллиардов сумму, чтобы и стоимость лотерей погасить, и дела свои поправить. Обманулась. Ни единого выигрыша из всей пачки. Пусто. Теперь дома сидит, судьбы своей ждет.

От всего сердца пожалела эту несчастную и вслух всех обманщиков прожорливых спросила – да когда вы только нажретесь?!

Хлеб свежий взяла, молоко к чаю, за овощами направилась. Девочка, славная такая, во всем пушистом, розовом, лет четырех-пяти со своим дедом рядом оказалась. Щебечет весело, звонко – дедуля, дедуля – яблоки выбирает. Тот молча ею любуется. У кассы они тоже как раз передо мной. Неожиданно девочка оборачивается ко мне и радостно так говорит:

– А у нас Дениска родился!

– Хорошо! Поздравляю!

Задумалась на мгновение, а потом:

– А вы не возьмете его к себе хотя бы на недельку?

Давно так не удивлялась. Чтобы было все до донышка понятно, чтобы только улыбнуться. Хочется ребенку быть в семье единственной, вот и попытался решить свою проблему. 

С дедом переглянулись, повеселились.

Вечер – это святое! Вечер – это время новостей. Аватаров и всякие шоу развеселые обхожу стороной. Тошнит. Что в мире происходит, что на фронте делается – вот что главное. Сбрендили враги наши совсем в ненависти к нам. Знают, что по золоту русские люди ходят, вот слюни у них и текут веками при взгляде на наши богатства, которые нам Господь вручил, деды наши сохранили, а внуки и сыны наши теперь отстаивают.

Президент героев наших торжественно награждал. Сколько их у нас – славных, преданных, мужественных! Смотрела на них и знала – была бы моложе, сейчас бы на фронте с ними рядом была. Как моя бабушка, которую не видела, но все до капельки от нее собрала.

Удивлялась ли, глядя, сколько у нас героев?

Нет!

Так было и так есть!

Само собой произошло, запела:

– Кипучая! – и ногой притопнула.

– Могучая, никем не победимая! – и еще разок, чуток сильнее.

– Страна моя...

Только ласкового ветерка в лицо не хватало.

Давно не испытывала такого чувства безмерного счастья. Не личного. Нет! Гораздо больше, шире, надежнее.

Во всю ширину распахнутых рук!

До самого горизонта!

Декабрь, 2024 г.