Этрусское не читается

В городе на Черноморском побережье Кавказа проходит конференция историков, изучающих исчезновение этрусков. Неожиданно все они исчезают, кроме главного героя, писателя Бориса Лосева. Поиски затрудняются тем, что никто этих этрускологов в городе не видел, а те, кто видел, таинственным образом исчезли или умерли. Лосев, считавший этрусков далекими предками русских, начинает подозревать, что пропавшие ученые заразились какой-то "этрусской болезнью"... В отеле «Аквариум» в Южноморске, где начались исчезновения, герою открывается вдруг вход в варианты своего прошлого и будущего. В одном из них историк-любитель Николай Рыжих просит у Лосева, изучившего «этрускицу», сделать транскрипцию этрусской надписи на плите, якобы найденной… в Карпатах.

Etruscum non legitur

(Этрусское не читается).

                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                   Древнеримская поговорка

Запиликал сигнал домофона. Это пришел Рыжих.

Я впустил его, открыл дверь, и он через пару минут, громко топая, внес в прихожую плоскую картонную коробку из-под большого телевизора-плазмы.

‒ Поставь и разувайся, ‒ сказал я, ‒ а то моих женщин нет, убирать некому. А потом давай сюда, направо, я там стол расчистил. Тебе помочь?

‒ Я сам. ‒ Коля, пыхтя, втащил в кабинет свой груз, осторожно опустил на стол. ‒ Ну, старик, ты присутствуешь при историческом событии! Будет о чем написать в мемуарах! А то либерасты всё мне: самоучка! Шлиман тоже был самоучка! Дай ножницы, надо взрезать скотч.

Он вскрыл коробку. Под крышкой покоилось нечто длинное, упакованное в пупырчатый пластик. Развернув его, он широким и, несомненно, отрепетированным жестом пригласил:

‒ Смотри!

Я подошел. Передо мной лежала плоская старая каменная плита размером примерно восемьдесят на тридцать, ‒ по всем признакам, надгробная. На ней был высечен в профиль воин в древнегреческом гребенчатом шлеме, так называемом коринфском. Из-под козырька каски высовывался длинный нос, а выше таращился большой глаз. В левой руке мужчина держал круглый щит, украшенный изображением цветка с шестью лепестками, в правой ‒ двусторонний топор-бабочку, который греки называли лабрис, скифы ‒ саварис, а римляне неприлично ‒ бипеннис. Между босых ног воина торчал пылающий наконечник копья, указывающий либо на обряд кремации, либо на негаснущую в веках славу героя. По краям плиты шла надпись этрусскими письменами, начинающаяся справа, продолжающаяся вдоль нижнего края и завершающаяся наверху слева.

Я изучил камень так и сяк. Никаких сомнений в солидном его возрасте не было, судя по характерно раскрошенным, без свежих сколов, углам плиты. Я зажег настольную лампу, чтобы лучше видеть изображение и надписи. Их линии-насечки, местами полустертые, тоже вроде бы соответствовали общей структуре камня, хотя уверенно мог сказать только археолог-профессионал.

‒ Ты где это взял? ‒ спросил я у Рыжих.

‒ Хохлы привезли, в Карпатах откопали. Ну что, давай, срисовывай письмена, делай транскрипцию!

‒ А мне и срисовывать не надо такую четкую надпись, я тебе прямо с плиты прочитаю.

‒ Да ну? ‒ недоверчиво прищурился Коля.

‒ Записывай, если хочешь. ‒ Он кивнул и торопливо вытащил из кармана растрепанный блокнот и ручку. ‒ Итак… «Авлеш Белушкеш т уснут е… панал аш минимул… у вани ке хир уми аберсна х се».

Бородатое лицо Рыжих вдохновенно побелело.

‒ «Тут уснут е!» ‒ вскричал он, как безумный. ‒ «Тут уснул есть!» Вот как, значит, говорили этруски с Карпат!

Глаза его сияли неземным светом: он, несомненно, был на самом верху волны счастья:

‒ Вот бы понять, что дальше! Ну, ничего, со временем переведем!

‒ Да зачем со временем? Я и сейчас могу. Первую строку ты сам перевел: «Авлеш Белушкеш тут уснул…» А дальше: «пановал, пока не минул… в небесах пусть тягости ума прояснятся».

‒ Лосев, ты сила… ‒ прошептал Коля. ‒ Не зря, не зря я на тебя понадеялся! Беру тебя соавтором главы! Только что это там за «у вани»? Прямо как «у Вани» какого-то!

‒ «В небе», «в небесах». Слово «ван» в этом значении очень часто встречается в венетских надписях.

‒ А вот и связь этрусков с венетами! ‒ ликовал Рыжих. ‒ Понятно, а что означает вот это ‒ «аберсна»?

‒ На старословенском obrsne, obersne ‒ «разъяснять», «разъяснилось».

‒ Ты и старословенский знаешь?

‒ Нет, не знаю. ‒ Мне ужасно не хотелось разочаровывать его, переживавшего один из лучших моментов в своей жизни, но тянуть дальше было просто жестоко. ‒ Но Матей Бор, очевидно, знал.

‒ Матей Бор? А при чем…

‒ Он уже переводил эту надпись. Оттого я и шпарю без запинки. Но учти, расшифровывал ее и итальянец Паллоттино, а он разбивал слитную фразу на слова по-своему. Соответственно, и смысл у него другой.

‒ Еще и Паллоттино?.. Да откуда они взяли надпись?

‒ Из Музея археологии во Флоренции, где стоит оригинал этой стелы, найденной в этрусском городе Ветулония. Только там, она, наверное, побольше. А твои «черные археологи» с Карпат сварганили подделку в масштабе обычной надгробной плиты. Я так полагаю, что они изготовлением могильных памятников в основное время и занимаются. Слишком хорошая работа с камнем. Выбитые линии надписи и рисунка зашкурили или как-то еще удревнили. Может, кислотами какими обработали.

‒ Не может быть, не верю! ‒ замотал головой Коля.

‒ Увы. Вот тебе доказательство. ‒ Я полистал свои этрусские материалы и достал ксерокопированную страничку с переводом Бора и фотографией стелы. ‒ Гляди.

Он застонал и закрыл лицо руками.

‒ Да ты не убивайся так! Ведь сама надпись ‒ подлинная. Они со знанием дела выбрали исходник праславянского периода этрусков, седьмого ‒ шестого веков до нашей эры. Поздние-то надписи практически не переводятся. Можешь вставить этого Белушкеша в свою концепцию.

‒ В концепцию? За пол-лимона?! Я им пол-лимона отдал, а просили лимон! Я кредит взял!

Я крякнул.

‒ Господи, да почему ты меня не позвал на смотрины?

‒ Они запретили приходить с кем-то еще. Сказали, что боятся огласки, потому что незаконно вывезли плиту с территории Украины.

‒ А сфотографировать ты мог?

‒ Не разрешили! По той же причине! Сказали, если ты понимаешь в этом деле, смотри и оценивай сам, а если не понимаешь и сомневаешься, не стоит тебе париться, мы продадим другому ценителю, без скидки.

‒ На арапа взяли! А как ты вообще на них вышел?

‒ Хохлы тоже себя считают потомками этрусков, у них даже сайт специальный есть, через него и вывели на продавцов… Слушай, брат, выручай! Поедем к ним сейчас, отдадим плиту и потребуем вернуть бабки! Ты будешь изображать эксперта! «Ксеру» эту не забудь взять!

‒ Да ты что, тут полиция нужна! Так они и отдали тебе деньги!

‒ Нельзя мне светиться в полиции, я по уши в кредитах! За мной по пятам приставы и коллекторы рыщут, я дома не живу! Спасибо Рыленкову, держит меня в издательстве анонимно!

‒ Кто же тебе кредит на пятьсот тысяч дал, если ты числишься в базе как неплательщик?

‒ Есть такие экспресс-банки, где только паспорт требуется. Пол-лимона там, конечно, не дадут, да я ведь не в одном месте брал… Вся надежда на тебя, Сергеич! Как я сунусь к хохлам один, когда их двое? А двое на двое ‒ другой расклад! Ты их еще и припугнешь полицией, небось, на рожон не полезут!

‒ А откуда ты взял, что они сидят и ждут тебя? Да их уже и след простыл!

‒ Не простыл! Одному из них позвонили, когда я там был, спросили, видимо, когда вернется, и он сказал ‒ двадцать седьмого. Сегодня ‒ двадцать шестое! Не бросай меня, брат! Мне без тебя крышка!

Моим первым и самым искренним желанием было решительно отказаться от этого сомнительного плана. Я уже открыл рот, чтобы сказать: «Не валяй дурака, звони в полицию, всё равно приставы и коллекторы рано или поздно тебя найдут. Не всю же жизнь тебе бегать! А с помощью полиции, может быть, вернешь свои пятьсот тысяч, отдашь последний кредит», но тут вспомнил, что я в «Аквариуме». А в «Аквариуме» нужно помогать попавшим в беду, как Лилу мне с женой помогла. Чтобы самому не пропасть. Да, да, полицию вызвать надежнее, но ведь полиция ‒ это способ переложить на другие плечи то, чего просили у тебя. А если полиция сработает вхолостую, а Рыжих в итоге попадет в хищные лапы кредиторов? Что тогда? Мы только любим говорить друг другу, что мы русские, а как дойдет до дела, поступаем не по-русски. У меня просто не было другого выхода.

‒ Ладно, уговорил, ‒ буркнул я.

‒ Боря, ты мужик! ‒ обрадовался он. ‒ Я и не сомневался!

‒ Куда ехать-то?

‒ В Химки, на левый берег, там они хату снимают. У тебя есть травмат?

‒ Чего?

‒ Ну, травматический пистолет.

‒ Нет. А зачем?

‒ Так, для убедительности. Может быть, ножи взять?

‒ Кухонные, что ли? И бейсбольную биту в придачу? Ты очумел? Нет, с ножами я не поеду.

‒ Хорошо, хорошо, поедем без ножей!

‒ Тогда упаковывай своего Авлеша Белушкеша номер два.

Он упаковал, мы оделись, и я помог Коле спустить плиту вниз. Она была тяжелехонькая: как он ее тащил ее ко мне один, без машины? Мы пристроили коробку в багажник, сели, я завел двигатель.

‒ Ну, с Богом. Ремешок пристегни. Надеюсь, не накостыляют нам. Они здоровые?

‒ Здоровые. Молодые.

‒ Как их зовут-то?

‒ Одного Валера, другого Олег.

‒ Ну, и, конечно, никакой от них квитанции или расписки ты не получил?

‒ Нет.

‒ По понятиям, значит, будем разбираться. Н-да… Может, нам кого-то третьего следовало прихватить, погабаритней?

‒ Из писателей? Да кого? Все хилые и больные.

Это было правдой.

Мы ехали некоторое время в молчании, потом Рыжих вдруг спросил:

‒ А что за имя такое у этого воина португальское? И фамилия... Португальцы тоже потомки этрусков?

Я засмеялся:

‒ Вряд ли. Да и Авлеш едва ли имя этого Белушкеша.

‒ А что же это?

‒ Существительное «покойник», как предполагает Бор. «Авил» по-этрусски ‒ «умер». А по-старославянски ‒ «убыл». Вариант ‒ «увял».

‒ Так наши Авиловы ‒ «покойники», что ли?

‒ Ты слышал хотя бы одну нашу фамилию, связанную с покойниками? От Вавилы, наверное, эти Авиловы.

Разговор о покойниках не способствовал улучшению настроения. Начался мелкий противный дождь, когда мы выехали на Кольцевую. От придавивших нас к земле туч было темно, хмуро; я бы даже подумал, что уже вечер, если бы часы не указывали на полдень. Московская погодка, это тебе не Венеция! За развязкой въехали в Химки. Меня вел навигатор по адресу, сообщенному Колей. Да, не зря я сравнивал Местре с Химками! Свернув с Библиотечной улицы налево, мы оказались словно в местренской промзоне, только жилых домов было побольше. Электронная женщина-поводырь гнала нас извилистыми путями по одинаковым, как на подбор, дворам, перечеркнутым трубами теплоцентрали, пока Рыжих не указал на неприметную, серенькую пятиэтажку с кустарно застекленными балконами:

‒ Здесь!

Тут же и навигаторша сообщила, что мы у цели.

Я припарковался. Достали из багажника из плиту. Рыжих подошел к домофону:

‒ Наберу другую квартиру, чтобы заранее не дергались. ‒ Он нажал кнопки.

‒ Кто это? ‒ прочирикал через некоторое время старушечий голос.

‒ Почта, откройте, пожалуйста!

Замок щелкнул. Мы втиснулись с коробкой в узкий подъезд, на стене которого зевали сломанные почтовые ящики, уставшие ждать почтальона.

‒ Второй этаж, ‒ вполголоса сообщил Коля.

Мы поднялись, неся плиту плашмя, ‒ он спереди, я а сзади. На тесную лестничную площадку выходили двери трех квартир. Рыжих позвонил в левую, обитую зеленым дерматином, простеганным, на советский лад, обойными гвоздиками. Послышались шаги, остановились у двери. Кто-то, очевидно, изучал Колю в глазок, а потом спросил на суржике.

‒ А, это знова вы? Забыли шо-нибудь?

‒ Забыл, откройте.

Дверь приоткрылась ‒ но на длину накинутой цепочки. На нас уставился выпуклый глаз небритого парня с зализанными наверх темными волосами.

‒ А шо забыл-то?

‒ Бабки свои забыл. Забирайте обратно своего Берлускони, он поддельный. Мой эксперт установил. ‒ Рыжих указал на меня. ‒ Его зовут Борис. А это ‒ Олег.

Парень повел блестящим глазом в мою сторону.

‒ Какого ще Берлускони?

‒ Алвеша Белушкеша, ‒ уточнил я, осклабившись. ‒ Воина с проданной вами надгробной плиты, оригинал которой находится во Флоренции. Может, мы войдем? А то как-то неловко о таких вещах на всю лестничную клетку разговаривать.

Парень переводил глаз с меня на Колю, а потом обернулся в глубину квартиры:

‒ Валера, в нас гости! ‒ После чего откинул цепочку. ‒ Ну, заходьте.

Мы занесли плиту в прихожую, опустили на пол и прислонили к стене. В тусклом свете лампочки-шестидесятиваттки я осмотрелся. Коридорчик вел в затрапезную «двушку» с пожелтевшими, а кое-где и отклеившимися обоями. В комнате, о косяк двери которой опирался впустивший нас Олег, просматривались какие-то клетчатые баулы и советский шкаф с вываливающимися скомканными шмотками, поскольку дверцы его отродясь не закрывались.

‒ Шо за гости? ‒ Из двери другой комнаты ‒ слева, напротив ванной, ‒ вышел второй парень, постарше, поименованный Валерой. Был он носат, лысоват, кривоног и столь же крепок, как и встретивший нас Олег. Оба были одеты примерно одинаково: черные джинсы и того же цвета футболки.

‒ Я, Николай, а это Борис, эксперт. Рекламацию пришли предъявлять на могильные плиты, которые вы продаете за пол-лимона. Ну, мы так и будем стоять? Или как? ‒ Не дожидаясь согласия, Рыжих прошел в комнату мимо Олега, вынужденного посторониться.

Я последовал за ним. В помещении пахло плесенью и еще чем-то кислым. Углом к шкафу с косыми дверцами, который я видел из коридора, стоял раскладной диван из «Икеи», рядом ‒ стол, заставленный пивными банками и бутылками (сплошь «Черниговское», производимое у нас в Мордовии), два стула. Коля огляделся и сел на диван, а я ‒ на стул.

‒ Вы, хлопцы, как не славяне, ‒ заметил Рыжих двум плечистым силуэтам, так и оставшимся стоять в дверях. ‒ С гостями не здороваетесь, в хату не приглашаете.

‒ А мы гостей не звали, ‒ с сильным «гэканьем» отозвался Валера. ‒ И не ждали. Ты получил доску, мы получили деньги. Чего нам в гости друг к другу ходить?

‒ Да вот пришлось. Доска-то поддельная. И найдена не в Карпатах. Вот тебе эксперт подтвердит, ‒ он кивнул на меня.

‒ Оригинал этой плиты обнаружен в Италии, ‒ вступил я, ‒ и хранится в Музее археологии во Флоренции. Вот, смотрите. ‒ Я протянул им «ксеру».

Они подошли вразвалочку, мельком глянули.

‒ Ну и шо? ‒ пожал плечами Олег. ‒ А хто вам сказал, шо в этой Флоренции знаходится оригинал?

‒ Наука археология. Плита с фотографии давно уже в музее. А вы когда якобы нашли эту?

‒ Это не мы ее нашли, а наши друганы с Карпат, ‒ заявил Валера. ‒ Они сами археологи. И за этрусских знают побольше вашего. Этот, ‒ он ткнул пальцем в Колю, ‒ заказал в них доску в интернете, а мы ее привезли. И нам по барабану, где она там ще знаходится. Хлопцы трудились, копали, а мы тащили ее через кордон. Если вы за гроши базарите, то мы ему скинули пятьсот кусков, а это невозвратный тариф.

‒ Еще какой возвратный! ‒ возмутился Рыжих. ‒ Мне не нужна обыкновенная могильная плита за пятьсот тыщ. Я не ради нее в кредиты влез. Берите свою доску и отдавайте деньги. Можете потом продать ее за лимон, как хотели.

‒ Слухай, мужик, я ее не подделывал. Да якби и подделал, ты прикинь, сколько камень стоит, работа, транспортировка! Я тебе шо, простой булыжник с самой Украины привез?

Тут в комнате кто-то запел: «Валера, Валера!» Мы с Колей завертели головами, а Валера достал из кармана поющий телефон. А, понятно, это рингтон такой. Он Валера, и звонок, соответственно, ‒ «Валера».

‒ Я нэ можу зараз говорыты, передзвоню пизнишэ, ‒ торопливо ответил он и отключился.

‒ Ребята, не надо так, ‒ сказал я. ‒ Это Москва, а не Жмеринка. Здесь уже не принято так людей кидать. Это наглость. Верните деньги по-хорошему.

‒ А как будет по-плохому? ‒ прищурившись, поинтересовался Олег. ‒ Ментов покличешь, чи шо? А хто видел, шо он давал нам бабки? Расписка, может, есть, квитанция какая? А хто сказал, ‒ он наклонился ко мне, ‒ шо эта доска ваще наша? А?

‒ Нет, хлопцы, вы чего-то не догоняете, ‒ вздохнул я. ‒ Наглость, конечно, второе счастье, но… Вы поставили человека в безвыходное положение, он влез в кредиты, и ему, действительно, будет одна дорога ‒ в полицию, если вы не вернете деньги. И знаете, мне что-то подсказывает, что встреча с ней ‒ не в ваших интересах. Судя по этим сумкам, вы в Москву не только ради Коли приехали. Есть и другие делишки, не правда ли? Стоит ли рисковать? Но, если вы так уверены в себе и не хотите разойтись миром, то давайте попробуем? Мы выйдем за дверь и сразу наберем полицию. А вы пока никуда не уходите.

Парни уставились друг на друга, потом на нас.

‒ А чего ждать? ‒ пожал плечами Валера. ‒ Звони прямо сейчас. ‒ Он завел руку за спину и достал оттуда пистолет. ‒ Звони, звони, а я тебе в репу стрельну.

В комнате повисло молчание. Мы с Рыжих, как зачарованные, уставились на ствол.

‒ Ну, чего не звонишь?

‒ Как же ты будешь стрелять? ‒ с усилием спросил я. ‒ Это «хрущевка», в самой дальней квартире услышат. Всё равно не успеете смыться. Кто-нибудь и без нас позвонит в полицию. Лучше вы отдайте Николаю деньги, и мы пойдем.

‒ Нет, нет! Не слушайте его! ‒ энергично замотал головой Рыжих. ‒ Не надо денег, мы так уходим. Ментам звонить не будем, клянусь!

‒ Кто ж тебе теперь поверит? ‒ с грустинкой молвил Валера. ‒ Зря вы, мужики, сюдой пришли. Жизнь дороже, чем пол-лимона. Как говорится, ничего личного, но… Олежка, закрой дверь. И принеси скотч. Не хвылюйся, эксперт хренов, я в тебя обязательно выстрелю, если дергаться начнешь.

‒ Валер, а де той скотч?

‒ Ну, де, братан, ‒ в муде! У сумци корычнэвой подывыся! Там, дэ подарункы дитям!

‒ Ага, вот!

Вошел Олег со скотчем в одной руке и наборной финкой в другой.

‒ Заклэй йим роты и звьяжы рукы, ‒ распорядился Валера. ‒ Вин вирно сказав: стриляныною тилькы сусидив розполохаємо. Трэба йих заризаты.

‒ Гаразд, а дали шо?

‒ Шо, шо: валыты звидсы будэмо.

‒ Так в нас жэ квыткы на завтра!

‒ Олэжко, ты дэбил? Мы будэмо чэкаты в одний квартыри з двома мертвякамы до завтра?

‒ Всэ зрозумив! Ну, мужики, вам свезло: плита на могилу в вас уже есть! ‒ Он направился к нам, сверкая буркалами и поигрывая финкой.

Я схватил Рыжих за руку:

‒ Коля, повторяй за мной: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его…»

Комната завертелась перед моими глазами, а с нею и зловещие хохлы, как космонавты на вестибулярном тренажере, всё быстрее, быстрее, ‒ и гигантская воронка поглотила их.