«Дом стоит, как прежде, войне назло…»

Юрий Савченко — автор трёх поэтических книг. И пяти пока неизданных. Публиковался в ведущих литературных журналах, таких как «Простор», «Литературная учёба», «Слово», «Наш современник» и др. Член Союза писателей России.

Родился 15 сентября 1954 г. Детские годы были связаны с Якутией и Северным Уралом, где работали родители-геологи. Школу и геологоразведочный институт окончил в Москве. С 1988 г. работал в Горловской геологоразведочной экспедиции на разведке месторождений в Донбассе (Никитовка, ртуть), в Монголии (фосфориты), в Восточном Казахстане (титан, нерудное сырьё). С 1987 г. — член поэтической студии Евгения Курдакова в Усть-Каменогорске, 30-летие которой отмечено выходом в 2018 г. солидного сборника поэзии студийцев, как ныне живущих, так и ушедших. С 1994 г. жил в Москве, занимался обработкой ювелирного камня. В 2011 г. поселился в селе Новая Таволжанка Шебекинского района Белгородской области, расположенном в полутора-двух километрах от бывшей границы с бывшей Украиной и потому подвергающемся частым вражеским обстрелам. 

Новая книга поэта «Стрежень живого разлома. Стихи военного пограничья» (Белгород, 2024), как сказано в предисловии, «насыщена не только дымным воздухом фронтовой полосы южного Белогорья, но и впечатлениями от соприкосновений с реалиями непокорённого Донбасса задолго до начала специальной военной операции». 

Есть и стихотворения, обращенные к сыну, сражавшемуся и тяжело раненному на Сватовском направлении на Луганщине.

Стихотворение «Донбасс» (2019) написано в Горловке:

…Разрывы то реже, то чаще.
У линии жарко сейчас.
Смятение музы, молчащей
В предутренний сумрачный час.

Участие вытянет слово,
Бессилье утянет назад.
Война — это страшно и ново.
«Обычно…» — как здесь говорят.

Сочинение «Дебальцево девятнадцатого года» — о том, что больно не только людям, но и всему живому, претерпевающему смертные муки по вине человека воюющего:

Природа безмолвна и нища.
Война здесь дурила всерьёз.
Дубов перебиты ручища
И щиколотки абрикос.

Здесь клёнам, отросшим кустами,
Стройней не бывать никогда.
Здесь в стены впечатано пламя
И вплавлены провода.

Та же тема — о человеческом:

Как молоком, полна туманом Крынка,
И новый месяц молодцом стоит.
А под окном, с собакою в обнимку,
На звёзды смотрит мальчик-инвалид.

Здесь тихо. Откатилась канонада,
И боль в пустом остыла рукаве...
Но не остыли в сердце зуд снаряда
И — плетью — дробь железа по листве.

(Крынка — река с истоком под г. Дебальцево в Донбассе, приток Миуса).

Бросает в дрожь бегущая строка,
И кровь событий леденеет в жилах.
Орудия со страстью гопака
Разносят напоследок всё, что было…

От Н. Таволжанки, в которой дюжину лет живет автор, до Харькова по прямой — 55 км (до войны — по трассам 92 км), до Белгорода 40 км. До Волчанска, где сейчас идет суровая «заруба» по реке Волчьей, — по карте 12 км. Оттуда и гвоздит враг по селу практически в упор, как и по Шебекино, от которого до Волчанска 13 км. 

Потому:

«…Ночью подымешься — огненным маревом / Юг озарился вдали: / Склады военные рвутся под Харьковом, — / Зброя скаженной земли».

(Зброя на малороссийском — оружие).

Но даже в таких условиях поэт находит возможность улыбнуться, — краешком губ, с частушечной интонацией, но и с блистательным сарказмом в последних двух строках: 

Из-за нашего бугра
Артиллерия с утра
Вновь палит куда попало,
Что там пьют корректора?

Разнесли худой забор,
Кирпичи попали в створ.
Видно, с горки, где стреляют,
Недостаточен обзор.

…Враг отчаянно упрям,
Пушкой бьёт по воробьям.
Дури мало не бывает,
«Пей до дна», — сказал Хайям. 

Автору свойственно пристально работать со звуком, а также порой выходить на песенный простор. На известный мотив «У них походочка, как в море лодочка, у них ботиночки, как сундучки» он озвучивает актуальное: «…Тебе бандерщина / В подкорку вверчена, / И человечина / Твоя еда». И дальше: «Ах, ненька, отчина, / Бандерой топчена! / Под шкурой в свастиках / Моча ключом…». 

Такова «Голая правда», первая строфа:

Что тут молвить о Малороссии?
Не срослась, такие дела...
Не затем её ляхи матросили,
Чтоб она за Ивана пошла.

Антибандеровская тема активно звучит и в опусе «Возмездие», где вспомянут убитый «лох, одураченный Бандерой», у которого «в куски разорван миномёт». 

Чем бил, на то и напоролся:
Его расчёт накрыла толсто
Литая мина казака
Из белгородского полка.

И ещё песенное — о песнях:

Теперь слова чуть-чуть иные
У жёстких песен фронтовых:
В них бьют по сердцу — запятые
И многоточия — под дых.

Их про себя твердит пехота
Под восклицания арты.
В них слышен ритм гранатомёта,
Что скальп сдирает с высоты…

А это, я бы сказал, таволжанские припевки:

…А теперь пехота сплошь,
Рвы да надолбы.
В лоб и с ходу не возьмёшь,
Духом надо бы.

Терпеливая земля,
Боль привычная,
Таволжанка ты моя
Пограничная!..

Пара улиц — и война,
Меньше выстрела.
Сделай, сила, что должна!
Время вызрело.

Вот финал глубокого сочинения «Божественное — в беспредельном знает меру…»:

…И до кипенья раскалёнными стволами
О мире с миром говорящая война.

Автор вообще афористичен:

Любовь и право — двуедины,
Но право без любви — война.

В этой книге находим несколько сочинений, адресованных «Сыну Александру»:

Хмурится горизонт,
К ночи суля метели.
Ближе бой... Неужели
Снова провален фронт?

Выдержать. Устоять.
Духа нам даруй, Боже,
Пусть Он, как дрожь по коже,
Нашу охватит рать!

45-летний сын поэта был мобилизован в сентябре 2022 г. шебекинским РВК, добровольно, позже выяснилось, что пришла повестка и в Москве как участнику чеченских кампаний, где он служил с ОМОНом, был разведчиком. В ноябре попал на сватовский фронт, в Площанку — у луганской Макеевки. 1 февраля получил множественные осколочные ранения конечностей и головы. Сначала его сочли убитым. Потом был вынесен с поля боя бойцами смежного подразделения. Обстоятельства ранения сына описаны поэтом в «госпитальной балладе» «Эпизод».

– Прильнула к брустверу щека.
Песок сочится из мешка.
Прицел — и палец у курка, –
Не всех добили деды...
Считай, закончился январь.
В Площанке ледяная хмарь,
И повторяешь, как тропарь:
"Дожить бы до Победы..."

………….. 

– Мне снится этот эпизод.
Своим огнём открылся взвод.
Залёг, но в первый же прилёт
С удачей распрощался.
...Очнулся, — в небе странный звон.
Картечью череп просечён,
Кровь в сапоге, в глазу бульон,
И мысль: отвоевался...

А «послесловие» рассказа отца о сыне-воине таково: «В мае 23 г. сын прибыл в отпуск по ранению в Таволжанку. Приехали в Шебекино. Мы вошли в торговый центр, а сын остался возле машины. Начался обстрел, мина легла в 10 м от машины, спас забор, осколки прошли выше. Сына легко контузило. Вот такая судьба... Взрывной волной выбило все стёкла в машине. Мы выскочили через разбитую дверь ТЦ, по газам, и быстро уехали. Уже дома спустило колесо, я насчитал два десятка осколков стёкол в покрышке. Машину восстановили с помощью средств, выделенных на эти цели властями». 

Во рвах пространства голого
Средь огненных ветров
Сложить готовы головы
Архангелы фронтов.

Стихотворение «Правое» своим названием отсылает и к Православию, и к Великой Отечественной войне, уже в самом ее начале вместившей девиз, который озвучил сначала В. М. Молотов, заместитель Председателя Совнаркома СССР и Нарком иностранных дел СССР (в 12 часов дня 22 июня 1941 г.), а затем И. В. Сталин (3 июля): «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами».

Дело внутри, не вовне. / Сила за тем на войне,
Кто, лишь Христа возлюбя, / Рубится не от себя.
Кто без свидетелей свят, / Кто неизвестный солдат.

Целиком привожу здесь «Балладу о мобилизованном», исполненную с интонацией поэтов Великой Отечественной и старой солдатской песни:

Шепча проклятия буржую,
Лишь перед Богом виноват,
Пошёл на Третью Мировую
Мобилизованный солдат.

На фронтовых разбитых вёрстах,
Где в рай прострелянный портал,
Он сослуживцев разношёрстных, –
Какие есть, — не выбирал.

Шла какофония настройки,
И дирижёр не поспевал,
Но выручал характер стойкий,
И шёпот с родины спасал.

Оркестр гремел без партитуры,
И забывал он на бегу
Живущих рентою с культуры
И отмывающих деньгу.

Вставала медленно, трезвея,
За ним огромная страна,
А впереди была траншея,
Смертельной музыки полна.

Он шёл, бесчувственный к «прилётам»,
Не веря смерти за спиной,
Прикрыт одним лишь пулемётом,
Храним лишь матерью одной.

«Что-то слышится родное» — а это эхо мелодики шедевра М. Исаковского «Враги сожгли родную хату»: 

Стоит солдат — и словно комья
Застряли в горле у него.
Сказал солдат: «Встречай, Прасковья,
Героя — мужа своего…»

В вышеприведенном сочинении Ю. Савченко слышны также, но на ином витке, интонационные, лексические и смысловые аукания с антологическим стихотворением фронтовика А. Межирова «Какая музыка была! Какая музыка играла…»:

……….. 

Солдатам голову кружа,
Трехрядка под накатом бревен
Была нужней для блиндажа,
Чем для Германии Бетховен.

И через всю страну струна
Натянутая трепетала,
Когда проклятая война
И души и тела топтала.

Стенали яростно, навзрыд,
Одной-единой страсти ради
На полустанке — инвалид,
И Шостакович — в Ленинграде.

«Баллада о мобилизованном» стала песней. Музыку к ней написал автор и исполнитель, давний товарищ поэта Анатолий Беляев.

В предисловии к книге Ю. Савченко «Судьба не торопи…» (Москва, 2004) поэт Фёдор Черепанов точно сформулировал: «Серьёзность отношения к слову — вот первое ощущение от поэзии Юрия Савченко. Оно возникает буквально при приближении к его стихам и требует от читателя ответной душевной собранности. Сосредоточенность их на главном подчас граничит с художественной аскетичностью, но это — царственная аскетичность».

Под этим углом посмотрим на стихотворение «Дом» (24 июня 2023 г.), обстоятельства появления которого автор так прокомментировал: «В начале июня были известные события, мы до последнего тянули с эвакуацией, пришлось спешно покидать дом, бросив кошку (не нашли). Мины ложились уже в огород и в соседние дома. Через две недели мы выбрались в Таволжанку с волонтёрами, редко где были целые крыши, на дороге сгоревшие "бэхи"... Вывезли кошку. Вернулись домой в начале июля. С тех пор живём в селе».

……………

Соберу осколки в своём дворе,
Травостой повыкошу на заре.
Жизнь идёт, — война или не война,
Будем жить, покуда не видно дна.

Дом стоит, как прежде, войне назло, –
Пусть прошёлся враг, осквернил село,
Пусть неровен час, непокоен лес,
Пусть не всё упало ещё с небес.

«Как мы теперь знаем, с небес падает не только благодать, не только манна, но и натовские ракеты. И наверняка не просто так падают, и не только потому, что таков сценарий "мировой закулисы", — убеждён поэт, — они нас чему-то должны научить…».

Забрезжит свет под увертюру миномёта,
Вспоёт петух — и паузу возьмёт.
Она висит, неслышимая нота,
И, как струна, натянут небосвод.

Немного погодя рассыпется сорочий
Шальной, короткий холостой заряд,
И флейты птиц, гоня остатки ночи,
Без партитуры враз заговорят.

Какой тут сон? — и то, что снилось,
не припомнишь,
Бьёт миномёт, но птиц не удержать,
И жизнь, похоже, держится на том лишь,
О чём живому невозможно знать.

Или:

А в Донце вода солёна,
Плачет, мутится Донец.
Снова дрон из-за кордона
Надзирает наш конец.

Дом на Хуторе дымится.
Стёкла зубьями торчат.
Вот такая "паляныця"...
Танк, обугленная птица,
Не воротится назад...

Остов чёрен. Башня сбита.
Спит сгоревший экипаж.
Придорожная ракита
Тянет мятый патронташ.

На железе — маки, маки,
Дань свидетелей живых.
Пепел сединой на траке,
Жертвой вечности затих.

Сгинут укры, схлынут ляхи,
Нам набеги не впервой.
В алой, огненной рубахе
Встанет во поле герой.

Встанет новыми трудами,
Силой новой — вопреки.
Он теперь навеки с нами –
Несгорающее пламя
Над излучиной реки.

Стихотворение «Под печатью» тоже о ново-таволжанских реалиях сегодняшнего дня:

Мина незрячая стукнет ли рядом,
Луг ли фугас обожжёт,
Или набрызжут горючим каскадом
Фосфору к нам в огород, –

Это не все ещё наши печали,
Что приведётся черпнуть,
Коль острие раскалённой спирали
Богу нацелено в грудь.

………………

Что ни приходит на ум этой ночью,
Всё не о том, не о том...
Крыша соседская взорвана в клочья
Миной, нацеленной в дом.

Боже, не мы Тебя мiром избрали, –
Волен лишь Ты выбирать.
Видно, не все ещё наши печали
С пламенем сплавлены в жале спирали,
И не ржавеет печать…

Подобстрельная жизнь на «живом разломе» формирует и поэтическую речь.

Невдалеке болото квакает,
И тиной тянет от реки.
Здесь на веку видали всякое,
Но чтоб разрывом — на куски...

В щепу разодранными крышами
Под угасанье дымных лент
Молчит село, и строг, недвижимый,
Печи горелой монумент.

Отсюда понятно восприятие поэтом деяний украинского соседа:

Смолкнув, глуха граница,
Спит, как остывший ствол.
В норах рагуль таится,
На ночь затворы взвёл.

Вывалив гору страха,
Думаешь, что возьмёшь?
Выродок рода, бляха,
Как же ты жалок всё ж.

Что тебе шепчут воды?
Выслушав, утопись,
Карта чужой колоды,
Недоросль природы,
Русского русла слизь...

Но если есть любовь и вера, то всегда остаётся надежда:

…Реже разрывы глухие.
Выгляни, посмотри:
За́ год, наверно, впервые
Снова горят фонари.

Окон оживших мерцанье,
И тишины благодать...
Съехались, живы сельчане, –
Только детей не слыхать.

Месяцем вечер украшен.
К луже осколок примёрз.
Взяли Авдеевку наши,
Вот бы к весне — Краматорск...

Вымести, если не жалко,
Горькую боль из груди.
Всё впереди, Таволжанка,
Всё у нас впереди...

Юрий Элланович свое село покидает крайне редко, живые контакты минимизировал, растит с женой Валентиной розы и пишет стихи, достойные пристального внимания любителей отечественной словесности…