Буська, Макс, Василь Василич и Дашка

Журналист и научный работник, дипломат и международный аналитик – Владимир Романов, книгой «Былыя собаки…» открывается и как автор художественной прозы. Ироничных, искренних и неравнодушных рассказов о своих собаках – былых и настоящих. С эпизодами забавными и грустными из долгой жизни рядом с ними. Беспокойной, непредсказуемой и, главное, счастливой жизни рядом с четвероногими друзьями.

…Рассказ о «былых собаках» будет несправедливым и неполным, если не вспомнить еще четырех, в большинстве своем совсем не похожих на дратхааров, но успевших оставить в моей жизни, каждая по-своему, памятный и достойный след.

Первая в этом ряду – Буська, маленькое черное, лохматое существо непонятной породы и трудной судьбы. О себе Буська, если бы захотела, могла с полным основанием сказать словами героини советского довоенного фильма, докладывающей делегатам высокого партийного съезда: «Мужем битая! Врагами стреляная! Простая русская баба. Живуча!» Все было в ее первой жизни во дворах на улице маршала Новикова: и били ее нещадно, если подворачивалась под ноги; и мальчишки издевались, привязывая к доверчивой собачонке гирлянду из жестяных банок. Стреляли петардами, от чего она до конца жизни панически боялась выстрелов и салютов. Но выживала, несмотря ни на что, и даже щенков нагуляла, которые появились на свет в середине морозной и особо в тот год метельной зимы.

Буську со щенками приютили соседи по лестничной клетке, постелив половичок у порога снаружи и поставив миску с водой. Мы тоже, помнится, какую-то теплую тряпку вынесли, щенков укутать, кормящую мать подкармливали. Но все это очень не понравилось степенной матроне бальзаковского возраста с верхнего этажа, назначившей саму себя старшей по подъезду. И в один прекрасный день щенки исчезли. Нам было сказано, что в приют отвезли, хотя я уверен, что скорняку на шапки.

Буська осталась одна, с сосками полными молока. Начался мастит, потом воспаление. Маленькая черная собачонка вырыла себе в снегу ямку у подъезда, свернулась калачиком и приготовилась умирать, о чем не просто с плачем, с ревом поведал нам Митька по возвращении из школы. В общем, выбора у нас особо и не было. Принесли домой, вызвали наших ветеринаров, прокололи и продолжали лечить, пока это живучее существо не встало на ноги. И тем самым дальнейшая судьба дворняги определилась сама собой. Единственно, стерилизовать ее пришлось. Поскольку тут же были мои кобели, насчет женского пола всегда озабоченные, и совместное существование без подобной операции быстро бы превратило нашу жизнь в сплошной нескончаемый кошмар.

Существом она оказалась престервозным. Сразу оценила все прелести новой жизни, где у нее появилась «крыша» в лице двух кобелей, которую она стала всем демонстрировать. Особенно, когда полагала, что встретила кого-то из былых или, что еще хуже, потенциальных, по ее мнению, обидчиков. Тявкнет – кобели немедленно бросаются на защиту своей любимой сучонки. «Стоять! Назад! Кому сказал... вашу мать!» А она уже у ног твоих крутится, всем видом демонстрируя абсолютную невинность: «Я здесь не при чем! Это они сами!»

На даче, куда она вскоре переехала на ПМЖ, добросовестно несла охранные функции. Старательно облаивала каждого, кто осмеливался пройти по дороге за забором мимо «ее!» участка и быстро приучила к этому моих кобелей, незамедлительно присоединявшихся к ее визгливому тявканью своими басовитыми голосами. Снисходительно сносила их бесполезные ухаживания и попытки что-то унюхать под хвостом. А если считала, что кто-то из них перешел границу, могла так огрызнуться, что бедолага недоуменно отскакивал в сторону. Зато на любую мою робкую попытку призвать ее к порядку, пообещать «пендаля» или пригрозить прутом немедленно впадала в истерику, опрокидывалась на спину, закатывала глаза и всем видом демонстрировала, как плохо живется на свете маленькой собачке, которую каждый норовит обидеть!

Единственным тяжелым моментом жизни на даче было для Буськи время новогодних праздников, когда в новогоднюю ночь начинали взрываться вокруг петарды и взлетать один за одним фейерверки. Вот тогда к Буське возвращалось ненавистное прошлое и начиналась настоящая, совсем не притворная истерика. Она пыталась забиться в самый темный угол, ее начинало колотить, глаза выкатывались из орбит, становились сумасшедшими. И один только Женя, живший в то время у меня на даче, способен был ее успокоить. Громадный, необъятный Женя брал маленькую собачонку на руки, укладывал вместе с собой в постель и только там, прижавшись к нему, она начинала всхлипывать и медленно и постепенно затихала.

Макс, ротвейлер, правда, по-моему, не совсем чистокровный, но с купированным хвостом и остальными главными признаками породы, появился вдруг и практически из неоткуда. Пошел гулять с двумя собаками, вернулся с тремя!

Дело было вскоре после смерти Барта. На прогулке во дворе подбегает к моим кобелям щенок ротвейлера вроде даже в ошейнике. «Ты чей парень? Где хозяева?» А он не отстает, ласкается, продолжает идти за нами, виляя обрубком хвоста. Ну что ж, придется поискать твоих владельцев.

Но ни опрос местных собачников, ни несколько десятков объявлений, развешанных в округе, результата не дали. Оставлять его у себя насовсем я не собирался, боялся, не справлюсь. Повесил объявление с фотографией в Интернете, и спустя какое-то время желающие забрать щенка появились. А я за это время буквально в него влюбился: мягкий, послушный, команды с полуслова схватывает. Кобели мои его признали, в свою компанию приняли, играют только так. И мы с Татьяной приняли непростое решение. Появился он сразу после смерти Барта – значит, не случайно, значит, знак свыше, значит, остается. Дело только за кличкой. А она как-то сама собой появилась. Толстая, добродушная, ласковая морда. Просто Макс какой-то! И он сразу стал на Макса отзываться.

Единственное опасение мое было, как у него отношения с еще одним щенком сложатся: вот-вот в доме должен был появиться маленький Грэм. А когда тот появился, Макс не просто его принял, пытался родную мать заменить: согревал, вылизывал, только что в зубах не носил. В общем, сплошная идиллия!

Эта идиллия продолжалась больше года. Нет, характер у Макса за это время совсем не изменился. Он по-прежнему оставался ласковым и покладистым, абсолютно послушным, и проблем с ним у меня никаких не было. Вот только взрослея, Макс все чаще стал демонстрировать мне, что он, именно он, моя самая любимая собака и никто другой. Подойдет ко мне какой-то дратхаар приласкаться, положит голову на колени, тут же Макс возникает. Отпихнет всей своей тушкой и ко мне: «Меня ласкай!» Бэн на подобные вещи не очень внимание обращал, может, в силу возраста уже не хотел связываться. А вот Робби... Тот терпел подобное до какого-то времени, а потом стал огрызаться.

Первая драка между Максом и Робби случилась в мое отсутствие, но не сомневаюсь, что зачинщиком был Робка. Дома была бабушка, которая разнимала их, поливая водой. Я, конечно, озадачился, но не очень. Бабушка не справилась, не пресекла вовремя, у меня такие штуки не пройдут! Но после двух достаточно свирепых стычек уже в моем присутствии, когда я с трудом разогнал их пинками и ором, стало понятно: что-то надо делать. Только что?

Что именно делать, стало ясно после драки кобелей на даче, которая продолжалась больше получаса. Я бил их ногами, доской, орал, пытался растащить за ошейники... Бесполезно. Оттащу одного, другой сразу же вцепится: Робби в загривок Максу, тот ему в ухо. Кто-то из кобелей зацепил меня зубами, из руки кровь хлещет... И когда я все-таки их разнял и лежал обессиленный на снегу, раскинув руки в стороны, в каждой из которых по кобелю, рвущемуся в бой, глядящему на соперника мутными от ненависти глазами, сомнений не осталось. Это вражда не на жизнь, а на смерть. И остаться может только один.

Пришлось искать моему ласковому послушному кроткому Максу нового хозяина. Поиски были небыстрыми, поскольку отдать надо было по-настоящему в хорошие руки собаку, которую я успел полюбить. Но, слава Богу, нашлись, правда, далеко не сразу, такие руки, и, по отзывам очевидцев, Макс ходит с новыми хозяевами в походы, преданно охраняет палатку, и все одинаково счастливы.

Следующий в этой истории – старый дратхаар Василь Василич, или попросту Вася. Почему Вася? Уж очень он мне напоминал всеми повадками и манерой моего друга Василия Васильевича К., в охотхозяйство к которому я тогда часто ездил со своими собаками (кстати, тоже владельца кобеля дратхаара, причем очень хорошего). Когда Вася узнал, что дратхаар-найденыш наречен в его честь, поначалу даже вроде обиделся. Но потом подумал немного и сказал: «Ну, тогда следующего своего дратхаара назову Вова!» На том и порешили.

Васю (дратхаара) привели в Московское общество охотников и рыболовов в тот момент, когда у нас там проходило бюро секции. Привели люди, которые нашли эту старую собаку (по зубам лет десять, не меньше), привязанную поводком к бетонному столбу около отдаленной помойки. Так что сомнений в том, как и почему он там оказался, не возникало. Но жалко собаку. Й куда же пристроить охотничьего пса, как не в общество охотников. А тут еще такое везение, как раз дратхааристы собрались.

«Да, конечно, это дратхаар», – дружно подтвердили мы все и стали думать, как и где его пристроить. Но сразу такой вопрос со старой собакой не решишь, надо хотя бы с временной передержкой, пока постоянного места не найдем, определиться. И выясняется, что как раз сейчас ни для кого из присутствующих это невозможно – взять на себя такую ответственность: у одного сука потекла, у другого вот-вот потечет, у третьего грудной ребенок. У меня вообще железное алиби: три кобеля дома, загрызут ведь старика.

Пока мы все это обсуждали, дратхаар тихо вышел из комнаты, где лежал до этого под столом, и пропал. Я нашел его внизу на лестнице, ведущей в подвал, положившего голову на лапы и безучастно глядящего в темноту. Что он там видел? Прежние охоты или старых хозяев? Любимую теплую подстилку или миску с едой? Себя молодого и сильного? Мы постояли молча пять минут, а через неделю он очутился у меня на даче.

Оставалась одна главная проблема: как заставить моих кобелей с уважением относиться к старику и не задирать его в те моменты, когда мы на даче все вместе. Вася уже обжился вполне, слегка отъелся, бегает довольный по участку. Веду своих собак к нему на поводке, самым строгим голосом приговаривая: «Нельзя, не сметь! Это – Вася, он хороший, вам дальше жить вместе!» Грэм сунулся, обнюхал и отошел, помахивая хвостом. Робби тоже вполне миролюбиво настроен. И тут Василий Васильевич ни с того ни с сего с надрывным брехом набрасывется на Робби, пытаясь кусать его своим полубеззубым ртом. Робби в полном недоумении сел и оборачивается ко мне: «Папа, в чем дело?»

Да, склочный и ворчливый оказался старикашка! Пришлось строить ему отдельный вольер в углу участка, где он пребывал в те моменты, пока собаки на даче, все три оставшиеся ему года жизни. Зато в остальное время с удовольствием гулял по лесу, таскал палки, с наслаждением лез в водохранилище и настойчиво шарил по камышам в поисках уток, из чего следовало, что собакой в свое время он был вполне рабочей, по крайней мере по утке. Жизнь вел свободную и независимую, фамильярности с собой особо не позволял. Подойдет иногда, позволит по холке потрепать и уйдет с таким же независимым видом. Что поделаешь, характер!

Последняя в ряду «былых» собак – Дашка, совсем еще не «былая», а вполне себе здравствующая и благоденствующая. Дашка – лайка, не чистокровная, конечно, но то, что папа или мама – лайка, сомнений не вызывает: хвост бубликом, морда острая, окрас правильный. В отличии от всех упомянутых выше собак она появилась у меня не только не случайно, а по запросу и по выбору.

После смерти Буськи встал вопрос о новой собаке на даче, настолько все привыкли, что должно там постоянно жить существо, старательно иммитирующее охрану участка и с искренней радостью встречающее в пятницу приехавших на выходные хозяев. В поисках такого существа по наводке наших ветеринаров Юры и Леры мы вышли в конце концов на один московский приют.

Этот приют отличался несколькими удивительными обстоятельствами. Во-первых, двадцать содержавшихся там собак размещались в малогабаритной двухкомнатной квартире на четвертом этаже обычного блочного дома, и запах их присутствия отчетливо отмечался уже при подходе к подъезду. Но самое главное, содержавшиеся там дворняги регулярно приобретали новых хозяев в лице проживающих в Москве западных дипломатов или высокопоставленных экспатов, чтобы потом убыть с ними на новую родину, в Европу, а большей частью – за океан. Оказалось, что там, за океаном, особая мода, особый шик – держать беспородную дворнягу. Типа породистую собаку каждый может завести, а ты продемонстрируй свою любовь к беззащитным братьям меньшим и озабоченность экологией, приюти беспородного пса! И отъезжали российские дворняги, досыта здесь нахлебавшиеся, во Флориду и в Майями, и как свидетельствовал сайт приюта с фотографиями их нового места жительства, вполне комфортно себя там чувствовали. Только одна беда (вот они западные двойные стандарты!): забирали в основном мелких собак, а которые покрупнее, тем такое счастье почему-то не улыбалось.

Дашку к мелким никак не отнесешь: 68 сантиметров в холке и вес соответствующий. Шансов отправиться во Флориду у нее практически не было. Зато, когда мы впервые встретились, ее выгуливала немка-зоопсихолог, час работы которой стоит то ли 50, то ли 100 евро. «Таша хорошо знает все команды по-немецки. Но еще не очень хорошо все по-русски. Фам придется потерпеть».

До сих пор терплю. Когда эта своенравная сука враз забывает русский язык и всем существом показывает, что обращаться к ней надо только по-немецки! Нет, когда «Дашенька, иди сюда, колбаски дам!» – тут у нас с русским все в порядке, а когда «Дашка, зараза, куда пошла!» – «Фуй, я не есть понимать этот глюпый команд».

Честно говоря, мне почему-то кажется, что Дашка не очень расстраивается, что во Флориду не уехала. Два раза в день (утром и перед дневной кормежкой) ее ведут на прогулку, где она с удовольствием носится по лесу и, следуя своим охотничьим инстинктам, выискивает ежей и прочую живность. Дома, на участке, третирует старика Грэма, приглашая его поиграть весьма оригинальным способом – ухватив за ошейник или покусывая за задние лапы. Голодное детство забыто, и прошли те времена, когда миска с любой едой поглощалась за считанные секунды. Теперь мы можем мясо выковырять, а от остального презрительно отвернуться. С охраной тоже все в полном порядке: ни одна мышь, не говоря уже о существах более серьезных, без ее панического лая мимо нашего забора не проскользнет. А что касается радости по поводу приезда хозяев на дачу, это мы готовы демонстрировать практически без перерыва. Вот и сейчас она вертится чуть в стороне, то и дело умильно заглядывая в глаза и дожидаясь момента, когда можно будет засунуть голову в колени хозяину, чтобы ее гладили, гладили, гладили, а хвостом в форме бублика выделывать немыслимые пируэты, выражающие высшую степень радости и преданности. «Ну ити, ити ко мне, моя немецкая сопака!»