Валентин Лавров: «Русская история столь богата событиями, что нет нужды что-то выдумывать»

Пик популярности его книг пришёлся на лихие 90-е годы. «Кровавая плаха», сериал «Приключения графа Соколова», исторические романы «Катастрофа», «Эшафот и деньги», «Тайны двора Государева», «Русская сила» и другие  били все рекорды продаж. Академик РАЕН, профессор, основатель литературного  жанра «русский исторический детектив» дебютировал 30 лет назад, опубликовав роман-хронику «Холодная осень. Иван Бунин в эмиграции». Лавров – автор двадцати восьми произведений, переизданных почти сто раз.

– Когда вы начали писать, Валентин Викторович? – задаю я первый вопрос, при встрече с писателем.

– В четыре года… Писал письма отцу, футболисту московского «Локомотива», который уезжал на базу в Хосте. Отец шутил: «Еще один борзописец растет!» Кстати, те письма сохранились. Я полностью презирал грамматику, но можно было понять, о чем речь. Простые фразы: «Папа, как живешь?» «Зажила нога?» «Голы забиваешь?».

– Тут необходима ремарка для людей, далеких от футбола. Ваш отец был не просто игроком «Локомотива», а известным, забивным  форвардом, автором первого гола в чемпионатах СССР. Он выиграл Кубок СССР в 1936 году, когда хрустальную вазу разыгрывали впервые. Итак, когда у вас проявился литературный дар?

– В школе учился  кое-как. Но сочинения писал так, что учителя удивленно качали головой: «Списывает! Передирает у Тургенева! Вчера на уроке читал «Записки охотника»! Отобрали!»  Случалось, за чтение книг на уроках и другие тяжкие проступки, несовместимые с высоким званием советского школьника, меня выгоняли с уроков. Наша школа находилась в Хомутовском тупике, в бывшем дворце одного из богатейших купцов России Хлудова, старообрядца, собирателя древних рукописей и первопечатных книг. Отец рассказывал, что незадолго до смерти Хлудов передал свои бумажные сокровища в какой-то монастырь. О Хлудове писал и Гиляровский.

– Догадываюсь, что впереди – детективная история…

– Смекалистый!  Меня властно манило на чердак, ибо был уверен, что там непременно осталось что-то интересное. Однажды в очередной раз меня учительница алгебры Нина Петровна выгнала из класса. «Пора!» – сказал я себе.  Поднялся по крутой, отчаянно скрипевшей деревянной лестнице наверх. Замок был небольшой, петля болталась. Я выдернул петлю, с замиранием сердца отворил  дверь и…

В нос ударил застоявшийся сухой воздух. Все было покрыто толстым слоем пыли. На полу валялись сломанные парты, какие-то пустые коробки, исписанные школьные тетради тридцатых годов. На задней обложке был изображен памятник Пушкину, надпись к «К 100-летию смерти» и стихотворение: «Я памятник себе воздвиг...» Несколько этих тетрадей храню по сей день.

Рядом, прислоненный к опорному столбу, стоял человеческий скелет без рук. К черепу были привязаны очки с одним разбитым стеклом, за которым темнело глазное отверстие. У черепа не было двух передних зубов и нижней челюсти. 

 – Испугались?

– Я был ребенком войны, и нагляделся такого, что учебное пособие на чердаке меня не взволновало. Во время войны на Курском вокзале видел фронтовика с гипсом. Грязным ногтем он выковыривал из-под гипса белых мелких червяков, и здоровой ногой давил их. Это было страшнее… В Петушках, в декабре сорок первого мы с семьей эвакуировались в город Молотов (Пермь), начался воздушный налет. Приказали выгоны покинуть. Мы лежали темными пятнами на снегу, а над нами барражировали два фашистских самолета.  С бреющего полета они методично поливали нас пулеметными очередями. Некоторые так и остались на снегу в лужах крови. И что после этого скелет в очках?

 – А книги? Нашли на чердаке что-нибудь?

– В старую рваную штору, набитую копошащейся молью, кто-то спрятал два громадных тома «Древности Государства Российского», изданных в 50-х годах XIX века, «Исследования о русском иконописании» Ивана Сахарова и две рукописные церковные книги без обложек и титулов. Том Сахарова и рукописи я спрятал под лестницей, где хранились тряпки уборщицы. В одну из этих тряпок завернул «Древности…». Выскользнув с черного хода, притащил домой и спрятал от отца, дабы избежать его гнева. 

– Как начались ваши литературные опыты?

– С самообразования! Читал классиков, в школьные тетради выписывал интересные предложения, неизвестные мне слова. Эти тетради – их штук десять, сохранились. Лев Толстой, Николай Лесков, Иван Бунин, Максим Горький, Антон Чехов… Все это стало моими «университетами».

– Ваши журналистские опыты, насколько я знаю, начались с публикаций в «Вечерней Москве», в газете, в то время исключительно популярной…

–  Да, после окончания средней школы рискнул написать фельетон для «Вечерки». Возмущался тем, что в столице нашей родины негде испить воды. Отправил пару листочков по почте на Чистые пруды, где тогда находились редакции московских газет. Был поражен, когда фельетон, изрядно сократив,  опубликовали, и даже заплатили гонорар. Вскоре я стал там своим человеком. Меня взял под свое крыло бывалый фельетонист Виктор Казимирович Индин. Мне он говорил: «В тебе есть искра Божья! Далеко пойдешь!» И наставлял, давал полезные советы.

– Вам было уже за пятьдесят, когда увидел свет роман «Холодная осень». И сразу такой успех!

– Бунин говорил: «Писать книги надо после сорока лет». Согласен – нужны жизненный опыт, мудрость. Писатель должен знать многое, многое прочесть, многое передумать и осмыслить, испытать потрясения и страстную любовь. Судьба словно вела меня к этой цели. Пережил множество невероятных случайностей. Выпади хотя бы одно звено, я никогда бы не занялся творчеством того же Бунина.

Началось все в сентябре 1976 года. Невероятным образом я познакомился с Николаем Павловичем Смирновым, старейшим писателем. Он несколько лет переписывался с ближайшим окружением Бунина: его вдовой, домочадцем Леонидом Зуровым, пассией писателя Галиной Кузнецовой, Ириной Одоевцевой. Каждое письмо было, понятно, о Бунине: о его жизни на чужбине, пристрастиях, об отношении к Советской власти, композиторе Рахманинове, русских  на чужбине и многом другом. Это был воистину бесценный материал!

Я страстно увлекся Буниным, его жизнью в эмиграции. Это было белое пятно в нашем литературоведении, никто раньше серьезно не писал об этом периоде жизни Ивана Алексеевича. Позже подружился с замечательным человеком Владимиром Сосинским, сорок лет прожившим в Париже и лично знавшим Бунина. И главное: я получил несколько десятков писем от секретаря Бунина Александра Васильевича Бахраха. Он рассказывал о «домашнем» Бунине. И написал прекрасную книгу «Бунин в халате» (Париж, 1979 год). Но главное: от парижского антиквария Александра Яковлевича Полонского получил – разумеется, не бескорыстно – около 80 писем, рукописей и книг с автографами Бунина. Все это никогда прежде не публиковалось.

На несколько лет засел в закрытые архивы.  Прежде чем писать книгу, напечатал в периодике около пятидесяти статей о «неизвестном Бунине», выступал на эту тему на литературных вечерах. Так что, было с чем прийти в издательство «Молодая гвардия». Редакцией «Жизнь замечательных людей» заведовал замечательный специалист по русской эмиграции Анатолий Леонидович Афанасьев. Он был знаком с моими опусами, и потому заключить договор не составило труда.

Я засел за книгу, работал до полного изнурения, писал в день по 15-16 часов. В конце 1988 года вышла в свет «Холодная осень…» тиражом 150 тысяч экземпляров. Уговорил руководство издательства датировать книгу 1989-м годом, на случай, если она залежится на прилавках. Но этого не произошло. Как писал один из критиков, книгу «словно ураганом снесло с прилавков». Тут же сделали допечатку – 100 тысяч экземпляров. И снова успех…

«Холодную осень» я писал в условиях жесткой цензуры. Некоторые материалы, где речь шла об эмиграции, из книги убрали. Для советской идеологии эта тема было больной. Но в 1989 году цензуру отменили, и писатели могли вздохнуть свободней. Так что, в другую книгу «Катастрофа», включил уже те материалы и мысли, которые раньше цензура не пропустила бы. Кстати, «Катастрофа» переиздавалась четыре раза. 

– Вы «вдохнули» славы полной грудью. Восемь (!) лет каждый четверг «Московский комсомолец» публиковал ваши книги. Двенадцать (!) лет радио «Говорит Москва» четыре раза в неделю выдавало в эфир инсценировки по вашим произведениям. За вашими книгами выстраивались длинные очереди. Газеты писали, что однажды вы установили мировой рекорд…

– Да, в июле 1998 года в Лужниках во время праздника «МК» шла презентации шести моих книг. Я надеялся на успех и заказал в «Библио-Глобусе» два «уазика» с книгами. Но успех превзошел все ожидания – «ушли» все 4800 экземпляров! Это было невероятно, ведь презентации считались удачными, если автор ставил автографы хотя бы на полусотне книг.

– Браво! А какие отношения у вас с кино?             

– Еще в 1993 году известный кинорежиссер Леонид Пчелкин предлагал по моим книгам снять сериал для НТВ, да и руководство канала меня упрашивало. Но я вынужден был отказаться. Дело в том, что незадолго до этого дал слово режиссеру Алексею Учителю сотрудничать лишь с ним. Однако, после фильма о Бунине «Дневник его жены» (сценарий был скверным), с Учителем разошлись, а Пчелкин уже снимал сериал по другому источнику. Талантливый режиссер Игорь Григорьевич Зайцев даже выплатил мне аванс, но фильм снять не удалось.

– Конечно же, все написанные книги вам дороги. Но есть ли та, что ближе всего к сердцу?

– Пожалуй, две. Это серия из пяти книги о гении сыска Соколове и «Эшафот и деньги» – о зарождении терроризма в имперской России. Там я постарался дать глубокий анализ этой больной для всех, особенно сегодня, темы. Замечу, что  всегда придерживаюсь исторической правды. Русская история столь богата событиями, что нет нужды что-то выдумывать, как это делают иные. Нельзя лгать, создавать фальшь о прошлом нашей великой страны

– Мы живем в эпоху перемен. Как вы к ней относитесь?

 – Сейчас для меня самое  счастливое время. Есть свобода творчества, можно ездить по всему миру, не страшась высказывать свое мнение по любым вопросам.

– Ваша последняя книга о Джуне, неординарной, таинственной женщине. Книга небольшая, но яркая, пульсирующая. Я лично прочитал ее на одном дыхании…

– В 80-е годы я был ведущим популярного в Москве клуба «Друзья книги». Приглашали и Джуну. Слышать и видеть целительницу приходили тысячи людей! Она всегда появлялась в окружении друзей – знаменитых певцов и поэтов, охотно отвечала на вопросы зрителей, читала свои стихи. 

Ее волшебство я наблюдал у нее дома. Люди приходили больными, уходили здоровыми. Как она лечила? Удивительно красивыми кистями рук, украшенными серебряными изделиями, делала какие-то пассы... Обычно сеанс продолжался не более трёх минут. Боль невероятным образом исчезала, и никто это волшебство объяснить не мог. Да и сама Джуна не ведала, откуда у нее эта сила. Между прочим, я испытал ее искусство на себе. Об этом и многом другом рассказываю в своей новой книге «Джуна на сцене и за кулисами».

– Александр Блок писал: «Что счастие? Короткий миг и тесный, забвенье, сон и отдых от забот. Очнешься – вновь безумный, неизвестный и за сердце хватающий полет…» Вы мудрый человек, скажите, испытать очарование жизнью можно только в молодости или в почтенном возрасте тоже? 

– Старость для меня – прекрасный возраст. Самый счастливый!  Я горжусь тем, что еще жив. Пишу и печатаю книги без всякой цензуры. Много езжу по свету. Моя подруга жизни хороша собой. Чего еще желать? К старости надо готовиться пока молод и полон сил. И никогда ни на кого не надеяться – ни на спонсоров, ни на государство. И вообще, старости не надо бояться. Она проходит очень быстро...

Беседу вел Валерий Бурт