Теленеделя: всеобщее притворство

Олимпиада – один из последних имиджевых ресурсов телевидения. Конечно, есть разрекламированная встреча министров финансов "большой восьмерки", но этим наше население не пронять. Скучные лица Кудрина и его гостей потребителю новостных программ, что называется, "ни уму, ни сердцу". От главбуха обычно ждут зарплаты, а финансовый министр (главбух) России на телеэкране натянуто улыбается иностранным главбухам, обещая досрочно выплатить им еще 17 миллиардов долларов.

То ли дело, олимпиада – эффектно, доступно, весело.

Задолго до стартов в эфире началась демонстрация новой красивой формы наших олимпийцев. Тема "самых элегантных" курток стала контрапунктом в комментариях открытия игр. Воодушевлял и вельможный притвора Табаков - едва ли не ключевая фигура в российской делегации. Особой задушевности репортажу добавили его сытые, черноикорные "да-а" и "коне-ечно". Радостно поведал он сквозь полудрему, что "теперь после пятнадцатилетнего провала" мы куда-то "поднимаемся". Я понял, что ведомый этим седовласым атлетом наш доживающий спорт куда-нибудь да поднимется, добудет в последний раз редкие "медали престижа". Поднялся же в Африке на плечи дикарей (в буквальном смысле) комсомольский редактор Гусев. И сидел с блуждающей улыбкой маньяка после удачного отстрела несчастного слоника. Эти барские охотничьи забавы можно было зреть в передаче НТВ "Профессия – репортер". Оказывается, свои подавленные комплексы "элита общества" теперь реализует на охоте. Комсомолец Гусев ходит по зале, безвкусно утыканной чучелами убитого им зверья, косит под аристократа. А губернатор Ярославля Лисицын ездит в Киргизию, где пьет свежую желчь павших от его руки горных баранов. Та еще реклама, особенно если учесть, что в передаче показаны подвергнутые пыткам инспекторы охотничьих угодий, которым "повезло" столкнуться с высокопоставленными браконьерами.

В "Программе максимум" все еще натуральнее. Отсюда понятно, почему натурализм Пьяных вызывает отторжение у некоторых критиков, притворяющихся чеховскими интеллигентами. Обманывая и самообманываясь, они благополучно живут в своем столичном мирке, где есть кошечки, собачки, театральные премьерки, поездки на дачу и в заграницу. То есть их личное "завоевание демократии". И вот зачем-то, откуда-то обрушиваются неуютные сюжеты: судят похитителей колхозной курицы, дают огромный срок грабителю школьных буфетов, выгоняют с работы слишком "мягкого судью" - посмел кому-то дать "условно". Похитители курицы – трое подростков – вешаются в сарае, не выдержав порицания общественности. "А тех, кто грабит миллионами и убивает, не наказывают", - говорит, рыдая, мать несчастного самоубийцы. И все. И ясно, что сверкающие кольца стадионов, радостный Турин, праздничные итальянцы для нашего народа – параллельно-недоступный мир.

Но ведь можно часами напролет пустословить, обсуждая, почему да как не состоялась примитивная, вымученная экранизация "Золотого теленка". Да только потому, что актерам надо играть, а не подстраиваться под кого-то. Чего, к сожалению, Меньшиков и его коллеги не умеют.

Зато умеет изобразить оскорбленную невинность румяный Быков, называющий себя писателем ("К барьеру!"). Его прогрессивная религиозность ущемлена предложением депутата от "Родины" Чуева, который удумал ввести законодательный запрет на оскорбление религиозных чувств верующих. "Не понимаю, как будет квалифицироваться оскорбление", - повторялось взывание дородного литератора-модерниста.

Зато Чуев с помощью умного секунданта мусульманина показал духовно-смысловое единство исламского и христианского сообществ.

Быкова разволновала подобная перспектива. Неужели всем хулителям Христа, Мухаммеда или Будды придется нести ответственность наравне с теми, кто порочит Холокост? Неужели придется отвечать по суду поджигателям православно-исламского конфликта в России? Растерянным недоумением делились, как всегда странные, "судьи". Запомнилась старушка-предприниматель Блудян и некий Штейн, который, как он сказал, делает сериал "Зона".

А вот "государственник" Пушков в "Постскриптуме" легко перелопатил старые тезисы философа-провокатора Хантингтона о "столкновении цивилизаций". Настойчиво размышлял о "непреодолимой пропасти", отделяющей "не радикальный даже, а весь ислам". Зачем? Вот такой он, Пушков, в образе патриота и респектабельного американского обозревателя одновременно.