От вымысла к домыслу

Старая советская традиция предварять киносеанс агитационным фильмом нашла своё неожиданное продолжение. Создатели сериала по-новому интерпретировали пропагандистский метод.

Первые три серии они посвятили идеологической работе с населением, которое собралось посмотреть кино о любимой певице, а вынуждено было три вечера кряду шуршать фантиками, ёрзать, шушукаться, пока его пичкали обязаловкой об ужасах тоталитаризма. Многие, притомившись, так и не досмотрели фильм до конца, а зря. Впереди было много всего любопытного и стоящего. Теперь, когда известен более чем внушительный рейтинг сериала, а эхом любви зазвучали многочисленные радиопрограммы, посвящённые Анне Герман, появились публикации в газетах и не утихают споры в Интернете, стоит порассуждать о феномене явления.
Странами-производителями фильма значатся: Россия, Украина, Польша, Хорватия. Последняя сыграла роль Италии, Россия делегировала артистов, а наибольший вклад, несомненно, внесён украинско-польской стороной (режиссёры, операторы, продюсеры). Отметим важного персонального соучастника проекта, сценаристку – Алину Семерякову, в резюме которой значатся и Херсонский лицей журналистики, и журфак Львовского университета, и повышение квалификации на Би-би-си, и курсы драматургии Александра Митты…

Когда речь идёт о домыслах с манипуляционными целями (которые пытаются преподнести как некий невинный художественный вымысел), возникает непреодолимое желание изучить творческую биографию автора.

С помощью анкетных данных, возможно, удастся объяснить: слезливую хуторянскую сентиментальность; толоконную прочность антисоветских взглядов; расчётливую легковесность исторических интерпретаций, назойливый схематизм сюжетных построений. Прочёл анкету – и сразу понятно, откуда ноги растут.
Сценаристке оказалось мало настоящей (сложной, трагической, яркой) судьбы Анны Герман. Правда, судя по всему, виделась Алине Семеряковой недостаточно кинематографичной, и её понесло.

Союз идеологической функции с профессиональным бессилием дал уродливый по меркам искусства драматургии плод – героя Марата Башарова, который всю жизнь преследует семью Анны. Актёр справился с задачей блестяще, сделал из офицера НКВД настоящего маньяка. Неожиданно появляясь в разнообразных чёрных воронках (от «Эмки» до «Чайки»), он каждый раз заставляет героев сериала картинно вздрагивать, а зрителя вспоминать о кровавой природе советской власти. Башаров-энкавэдэшник нелепо передвигается из серии в серию на сценарных ходулях, однако это не единственный цирковой номер, придуманный создателями фильма.
Вот как можно охарактеризовать сценарий, если говорить о нём на языке автора: усэ так, тильки трошэчки нэ так. Этих «трошэчки» множество. Главной героине, например, присвоены воспоминания, которых у неё не могло быть. Настоящей Анне Герман, когда в Ташкенте арестовали её отца, не было и двух лет. Киношной – лет шесть-семь.

Чего не придумаешь, чтобы сделать осознаннее антисоветские настроения, а заодно наполнить картину пошлым фрейдистским туманом.

Какие-то штампы заимствованы из западного кино, какие-то – местного происхождения, ошмётки подшивок, перестроечный информационный шум. Эпизод из узбекского прошлого семьи Герман, девочка Аня на всю жизнь должна запомнить слова родителей. Но главный адресат, конечно, зритель, именно на него работают актёры, спасибо, хотя бы не глядя в объектив камеры. Заметим, что по фильму на дворе 38-й год, мама Анны высказывается следующим образом, видимо, намекая на будущую депортацию немцев: «Куда смотрел Господь, когда всех русских немцев, всех до единого, загнали как скот и вывезли сюда?..» А вот и папа заглядывает в будущее, как будто цитирует прессу конца 80-х: «Советский Союз – это большая клетка…».
Чтобы как-то повысить статус произведения, сценаристка населяет его авторитетными личностями. Так, в одном из надуманных эпизодов мама главной героини встречается сразу с парой таких: Раневской и Ахматовой (поэтесса – в исполнении Юлии Рутберг). Этот символический жест, обращённый к московской интеллигенции, выглядит комично, зато способствует лояльности. Глядишь, и не заметят грамматические ошибки, исторические нестыковки, издевательства над здравым смыслом в деталях киноповествования…
Вот мама с бабушкой наблюдают, как маленькая Аня спит в обнимку с братом, больным скарлатиной, взрослые как будто не знают об инфекционной природе заболевания. Вот герой Башарова инструктирует секретных агентов скопом, построив их во дворе своего провинциального НКВД, называет их стукачами, чтоб зрителю сразу стало понятно, какая публика в кадре…

Список нелепостей можно продолжать бесконечно, однако кроме них фильм обладает и несомненными достоинствами. Настоящей кинематографической удачей стал выбор исполнительницы главной роли.

Польско-литовская актриса Йоанна Моро внешне на Анну Герман не похожа, однако этот факт никак не сказался на общем впечатлении от её работы. Актрисой изначально взят какой-то верный тон, найдена манера, которая точно согласуется с образом Анны Герман, сложившимися представлениями советских зрителей об этой выдающейся певице. Артистке и режиссёрам удалось сделать органичными даже самые опасные сцены – исполнение песен. А это была сложная задача – не оказаться в условности «Кабачка 13 стульев». Создатели фильма даже смогли решить проблему голоса в эпизодах с репетициями, где не могла спасти фонограмма, требовалось исполнение а капелла. Голос Анны Герман прекрасно сымитировала одесситка Владислава Вдовиченко.
Вообще, окажись режиссёры достовернее в деталях (ретро­эс­тетика требует от создателей кино перфекционизма и связанного с ним внушительного бюджета), будь у режиссёров в руках нормальный сценарий (написанный изобретательным профессионалом для удовольствия, а не для политики) – и этот сериал вошёл бы в историю, его бы повторяли, крутили по всем каналам по поводу и без.
Ведь у фильма об Анне Герман есть самое главное – благодарная аудитория, уставшая от современного телевидения, и в частности его музыкальных форматов. Не стоит утверждать, что эта публика была поголовно увлечена творчеством Анны Герман, когда её слава гремела в СССР. Многим по молодости она казалась архаичной скромницей, излишне скованной в движениях, певицей для пенсионеров, лысеющих дядечек, полнеющих тётенек с вышедшими из моды начёсами, солдат Великой Отечественной, их жён – тружениц тыла. Тех, кто отправлял на радио письма с просьбой поздравить сослуживца или однополчанина песней любимой певицы.

Нынешний интерес к творчеству Анны Герман связан ещё и с тем, что, вспоминая старые песни, ты разбираешься в собственных предпочтениях, понимаешь, как менялись вкусы и твои, и поколения.

Сегодня манера Анны Герман держаться на сцене уже воспринимается как проявление чувства собственного достоинства, не имеющая ничего общего с высокомерием. Её голос кажется экзотически благозвучным, с песнями Герман становится понятнее и масштаб эпохи, и повседневная жизнь народа, слушающего «Танцующих Эвридик» или «Надежду».
Но в этом и главная опасность её творчества для современных интерпретаторов советского прошлого. Не покажется ли «большая клетка» слишком комфортной и уютной под аккомпанемент её песен?