Никита Михалков: война во спасение?
В обсуждении дилогии Никиты Михалкова «Утомлённые солнцем-2» задела недобрая радость, злорадство, которые вылились в массовое ликование искушённых кинокритиков: «фильм провалился»! То есть, не привлёк массового зрителя, не оказался рентабельным.
Скажу сразу, кино я смотрю редко, понимая, - кино теперь, не только в Голливуде, но и в России делают не для меня. То, что они дружно хвалят – я видел. Решил, если так ругают, при случае хорошо бы посмотреть.
И вот случай представился и – обе части, одну за другой в два-три дня… Наверное, так и нужно смотреть этот фильм, чтобы сложилось объёмное целостное впечатление. Правильнее бы даже говорить о неразъёмной трилогии. Первая часть, которую «видели все», её присутствие в новом фильме по умолчанию подразумевается. «Предстояние» посвящено, отчасти, объяснению того, как оказались живы герои (после заявленного в титрах 1994 года), а в остальном тому, как жили и как проживали свои мир и войну два основных героя. Надо признать, выстроены эти сюжеты и состыкованы композиционно – лихо, хотелось бы даже сказать, блестяще. Так и говорю.
О войне снято так много, что земной шар, пожалуй, можно в ту киноплёнку укутать. А количество убитых на той плёнке, возможно, уже превосходит и реальные потери. Между тем масштаб чудовищности войны, её многомерность столь грандиозны, что взгляду – уже и четырёх «мирных» поколений – этого охватить не по силам.
Дальнейшее плодотворное художественное постижение войны, несомненно, может быть предложено лишь в выработке особого художественного языка, рождённого особостью взгляда. В дилогии Михалкова сделана попытка такой взгляд преподнести зрителю. Это - взгляд воцерковлённого человека.
Язык дилогии – поэтизированная обыденная реальность, обрушаемая в катастрофу, сопряжённая с метафизикой, с этим самым непостижимым «повезло».
Повезло героине Наде (дочери комдива-лагерника Котова). Надя – пионервожатая. Пионерлагерь эвакуируется вместе с ранеными по морю…
А как еще народ имел бы возможность душу свою спасти, чтобы церкви не успели все поломать, чтобы духовенство не всё успели в почву вморозить, чтобы опомнились, к Христу повернулись... Пошло издавна. Здесь лишь припомним, что в 1920-м епископ Армии и флота владыка Вениамин (Федченков) доложил генералу П.Н. Врангелю, ознакомившись с состоянием дел в войсках: «Наша армия героична, но она некрещёная!» По сути, воевали на Руси друг против друга безбожники. (Как было не допустить и убийство Царя!). Но ведь некрещеным нужно б и креститься?.. А чего ж креститься, если научно определено, что коммунизм неизбежен? Какая должна возникнуть ситуация, чтобы церкви открылись, чтобы народ из дремучего атеизма пожелал взглянуть на небо, просветиться светом, чтобы власти патриархию надумали восстановить?..
Вот поэтический образ.
Песчинка зла провоцирует лавину. Желание немецкого воздушного стрелка поглумиться над беззащитной баржей с детьми и ранеными приводит к массовому убийству всех. Фашистскому авиатору показалось недостаточным пугать людей низким пролётом своего ревущего самолёта над палубой с полотнищем «Красного креста». Ему вздумалось, под хохот напарника, облегчиться с высоты… У кого-то из раненых на шхуне обнаружилась ракетница, заряд угодил в бесштанного, убил. В ответ – карательная акция. Три самолёта расстреливают и бомбят плавучий госпиталь-пионерлагерь. Все убиты, утоплены, трупы среди обломков, алые потоки в сине-прозрачной воде. Спаслись двое, зацепившись за рога плавучей мины. Мужчина и девушка. Красноармеец с ампутированными ногами (Сергей Гармаш) и пионервожатая Надя (Надежда Михалкова). Красноармеец – как тут скоро выяснилось – священник, отец Александр. Он спрашивает, как и должно священнику, крещена ли девушка. Нет. Она – пионерка. Предложение креститься ей кажется невероятным. Но вот возвращается фашистский самолёт для «зачистки». Немец раз за разом пролетает над миной, бешено стреляя из двух пулемётов.
Отец Александр читает 90-й псалом, кровавя море своими культями. При последних словах «и явлю ему спасение мое» самолёт зарывается носом в воду, взрывается. При этом нам как бы показано, что это не вполне чудо – топливо у фашиста закончилось.
Это точно как в жизни устроено – свободная воля каждому дана – верить или не верить. Надя принимает крещение, держась за мину, и получает от о. Александра его нательный крест и особую личную молитву, которая проведёт её через войну.
А как бы иначе она крестилась? И когда?! Да никак. Но вот безбрежное море и чёрный рогатый шар, начинённой взрывчаткой, оказались необходимыми атрибутами для таинства. Эпос. Поэтический образ. Святая Русь проступила из иных пространств.
Сюжет с чудесным спасением Нади имеет важное поэтическое дополнение. Надя, оказавшись на песчаной отмели, отталкивает от себя мину, поцеловав спасительницу: плыви, милая мина! Вскоре на эту адскую машину натыкается в тумане судно, которое при свете дня не подобрало Надю, испугавшись её плавсредства. На судне вывозили в эвакуацию партийный архив, несколько бюстов вождя и капризную женщину руководящего человека, для которой самым ценным на корабле была её дивной красоты венецианская люстра… Средь моря взрыв. Корабль – разорван. Рядом с Надей, лежащей на родном берегу, падает спасённое взрывом лицо вождя и клочья венецианской люстры.
Есть расхожее выражение: смерть одного – трагедия, гибель миллионов – статистика. Выражение точное – лишь для, условно говоря, «голливуда». Однако там, где начинается художественное видение – кончается цинизм статистики и начинается эпос, где каждая личность драгоценна. У Михалкова перед моментом гибели многих высвечиваются их характеры, выявленные иногда и в мимолётных пассажах. Миллионы перестают быть статистикой. Достигается это порой и тем, что в малых ролях задействованы знаменитые, уже любимые нами русские актёры, но достигается!
Уход от «статистики голливуда» замечательным образом проявлен в отношении не только судеб людей, но и к точечно присутствующим в картине иным Божьим тварям – насекомым. Пчела, шмель, мотыльки, бабочки, комарик, паучок – их берегут руки людей, отгоняют – иногда добродушно, иногда рассеянно, иногда с раздражением, иногда с трепетом – посреди ужаса военного ада.
В фильме есть образ заброшенного, осквернённого храма, но спасительного – удивительным, уже совсем не прежним своим проявлением.
Среди раскалённо золотых хлебов, которые и убирать уж некому, стоит под голубым небом церковь с колоколенкой.
Судьба заводит в церковку воина Котова – в поисках сбежавшего от него «языка». Мы видим вместе с Котовым – по размотанным бинтам и капельницам – был в храме госпиталь, врачевавший наших солдат, понимаем, была здесь и Надя (увидев её медсестринскую сумку). За спиной Котова, над ним вздымается в руках «языка» инвалидный костыль, миг – проломит череп… Тем временем в голубом небе своим путём летит немецкий бомбардировщик, у которого проблема: одна бомба не отцепилась; самолёт приземлиться не сможет. Немцы в панике, они долго колотят по бомбе, но вот, наконец, кто-то изловчился, толкнул ногой, бомба отцепилась и свистит чёрным остриём точно в церковь. Она пробивает купол, подняв тучу пыли, и зависает на цепях паникадила, грозя вот-вот сорваться. Котов и немец бегут; за их спинами – огненный взрыв; спасены. Восторженный немец уверен – их спас его языческий амулет, подаренный ему бабушкой. Какое объяснение у недавнего комдива-безбожника Котова - мы не знаем. Возможно, то самое, счастливое – «повезло». Но может, открыта ему и истинная причина, как открыта она зрителю: Божие чудо. Впрочем, как известно, не всем: иные, встретившись с чем-то подобным в жизни, с удивительной стойкостью продолжают ни во что не верить. Тем твёрже их мнение по фильму: сказочку придумал!
В разрушенном взрывом храме открывается нам большая икона – в киоте – образ Пресвятой Богородицы с Младенцем на руках. Свежи краски. Широкий огонь полыхает перед иконой, может, тряпка какая-то горит, а может, это костёр из невидимых свечей.
Какие-то критики, не иначе как наследники писаревского «последовательного реализма» (я прочитал изрядное количество отрицательных отзывов) с лёгкостью доказывали, что никакой такой Цитадели в указанное время у немцев не было.
Критиками старательно выявлен и показан целый ряд нелепостей, которыми, по их мнению, изобилует картина. Спорить не стоит. Текст книги с непривычными картинками, прочитанный на языке, который не взялся за труд выучить, выглядит нелепо. С поэтикой текстов, даже и текстов на языке известном, дело обстоит ещё сложнее.
На Руси появилось большое русское кино о войне. Большое. Русское. Огромный человеческий труд. Кому-то это не по нутру. Появилось впервые за многие годы, собственно, за годы, прошедшие после «Освобождения» Юрия Озерова и «Они сражались за Родину» Сергея Бондарчука.
Вероятно, здесь самое время уведомить моего читателя, что с режиссером я незнаком: повода не было. Просто кино особое.
Говорят, будет на ТВ сериал. Кто-то любит. Посмотрим. В колымском моём детстве мужики, прошедшие через много что, предпочитали неразбавленный спирт, но это, конечно, до срока, пока здоровье им позволяло.
Материалы по теме:
Чехия: к альянсу оппозиции против либерально-демократического авторитаризма?
Россия и Бразилия в парадигме стратегического партнерства
«Серая зона» Катыни, Холокост и польский коллаборационизм
История и политика в современных российско-польских отношениях