Маршал советской поэзии

Первый Герой Социалистического Труда среди отечественных литераторов, выдающийся поэт, прозаик, переводчик и общественный деятель Николай Семёнович Тихонов был лауреатом трёх Сталинских премий первой степени, двух Ленинских премий (кроме него, две Ленинские премии имел лишь Леонид Брежнев). Тихонов был также награждён тремя орденами Ленина, орденами Октябрьской революции, Красного Знамени, Отечественной войны I и II степени.

Многие годы он являлся членом Всемирного Совета Мира, председателем Советского комитета защиты мира и секретарём Союза писателей СССР. В семи созывах его избирали депутатом Верховного Совета СССР. Больших наград и званий в советской литературе был удостоен лишь нобелевский лауреат Михаил Шолохов.

…Когда я учился в академии, курс советской литературы нам читал профессор Пискунов. На ту пору он считался лучшим специалистом по довоенной литературе, написал о ней добрых два десятка книг. С ним дружили многие известные писатели и поэты. Он регулярно выступал в толстых журналах с обстоятельными и довольно едкими литературными разборами и анализами. Владимир Максимович вообще отличался юморной парадоксальностью мышления. Говорил: «Ну и что, что исчезло вологодское масло. Зато появилась вологодская литература, и ещё неизвестно, что лучше…».

Тщательно конспектируя лекции Пискунова, я не мог не заметить его особую, почти уважительную пристрастность к Николаю Тихонову. Какую бы тему профессор ни поднимал в своих лекциях, всегда ссылался и на тихоновскую поэзию. И однажды (наши хорошие отношения позволяли это) я поинтересовался: «Владимир Максимович, вы так часто упоминаете творчество Тихонова, словно бы он – выдающееся явление в нашей поэзии или ваш закадычный приятель. А, по-моему, он не лучше своих современников: Н. Клюева, В. Багрицкого, Б. Лапина, Н. Майорова, М. Кульчицкого, Д. Вакарова, П. Когана. Если он и останется в памяти потомков, то, наверное, лишь строками: «Гвозди б делать из этих людей:/ Крепче б не было в мире гвоздей».

Никогда не лезший за словом в карман, Пискунов в тот раз взял длинную паузу. Потом ответил: «Нет, у меня с Тихоновым знакомство шапочное. Мы знаем о существовании друг друга. Впрочем, Коля знает меня гораздо меньше, нежели я его… Да, а настоящих поэтов нельзя ранжировать, как новобранцев в строю. Неужели я вам этого не говорил? Не может быть. Тогда послушайте это: «Стихи Тихонова покорили меня сразу своей набатной мощью и искренностью. Потрясло впервые услышанное авторское выступление. Другие – «читали» стихи. Тихонов был вулканом, извергавшим живые, неостывшие глубины поэтической мысли: «Праздничный, веселый, бесноватый, / С марсианской жаждою творить, / Вижу я, что небо небогато, / Но про землю стоит говорить». Это не я написал – питерский литератор, моя хорошая приятельница Наташа Дилакторская. И, знаете, я с ней спорить бы не стал. Понимаете, перечисленные вами поэты были крутыми ветрами, коли позволительно такое сравнение.

Но Тихонов был ураганом и по объёму, и по мощи написанного. Это сейчас его, как ту Сивку, укатали президиумы и высокие должности. В довоенной молодости он не знал себе ровни.

А, кстати, – спохватился профессор, – что вы лично читали из Тихонова?».

Лихорадочно напрягши память, я вспомнил из курсантской поры «Брагу» и «Балладу о гвоздях». «Не густо, батенька, – хмыкнул профессор. – Предлагаю вам познакомиться со следующими тихоновскими сборниками». И перечислил их с десяток, начиная от «Военных коней» и заканчивая книгой «Шесть колонн». Не выполнить установки Владимира Максимовича нельзя было по определению. И так я, словно бы заново, открыл для себя, в самом деле, выдающегося советского поэта, настоящего русского интеллигента Николая Семёновича Тихонова. 

Он родился в знаменитом «литературном» доме Санкт-Петербурга на Морской улице, где бывали А. Пушкин, А. Дельвиг, А. Горчаков, В. Жуковский, А. Грибоедов. Некоторое время в том доме жил А. Герцен. Отец будущего поэта работал при доме цирюльником, а мать – портнихой. Мальчишке поэтому было уготовано ремесленничество. Сам вспоминал: «Среда, в которой я провел раннее детство и юность, не могла способствовать развитию любви к искусству или литературе. Заработка едва хватало на содержание семьи. Жили мы в тесных, маленьких, темных квартирах, с керосиновым освещением, с трудом, по грошам, собирая средства… Семи лет я сам выучился читать и писать. Сначала ходил в городскую школу на Почтамтской улице, потом поступил в Торговую школу на Фонтанке. Главными моими друзьями были книги. А ещё я любил географию и историю. Эта страсть осталась у меня на всю жизнь. Я сам начал писать книги, где действие переносилось из страны в страну. В этих сочинениях я освобождал малайцев из-под ига голландцев, индусов – от англичан, китайцев – от чужеземцев. Работал в Военно-морском хозяйственном управлении в здании Адмиралтейства. Первое стихотворение – «На смерть Льва Толстого» я написал в 14 лет. Затем сочинил «Индию» и другие стихи. Добровольцем ушёл на фронт Первой мировой войны. В составе гусарского полка участвовал в боях. Был контужен». Мрачный колорит того безрассудно-жестокого времени пронизывает стихи походной тихоновской тетради «Жизнь под звездами»: «Словно хлора облако взлохмаченно, / Повисает на кустах туман»; «Тяжко ехать лесом тем, пропитанным / Йодистым дыханием тоски».

Первые публикации у Тихонова появились в 1918 году. Журнал «Нива» обнародовал вышеупомянутые стихи, рассказ «Чудо» и повесть «Старатели». Четыре года спустя молодой поэт издал и первые книги стихов – «Орда», «Брага». Они выпукло, почти зримо отразили, мрачную эпоху Первой мировой и Гражданской войн, Февральской и Октябрьской революций и принесли автору широкую известность.

Отмечая «смелую самостоятельность» молодого таланта, критика увидела в нём «одного из крупнейших поэтов послереволюционной России». Подчёркивалось, что поэзия молодого романтика воспевает радость жизни, мужество духа, волнение победы, красоту любви.

Она изображает людей такими, какими они могут быть, когда у них хватает смелости такими стать. К слову, именно в «Брагу» были  включены «Баллада о пакете», «Баллада о гвоздях», «Перекоп». («Катятся звезды, к алмазу алмаз,/ В кипарисовых рощах ветер затих,/ Винтовка, подсумок, противогаз – / И хлеба – фунт на троих»). Традиционный для романтиков разлад с миром Тихонов сумел неброско заменить стремлением к единению с ним. При этом его поэтический герой, впрочем, как и сам сочинитель, оставались социально активными, граждански действенными. А сила воли героя вообще изображалась неподвластной любым препятствиям («Баллада о синем пакете»), даже смерти («Песня об отпускном солдате»). Но что больше всего подкупало в творчестве Тихонова, так это его творческая способность естественно соединять возвышенное и приземлённое. В отличие от героев прежнего, романтического искусства герои баллад Тихонова не изображались личностями только исключительными. Да, из окружающей среды они чем-то выделялись. Но и в то же самое время органически сливались с массами, выражали мечты и чаяния современников, борясь за них – и вместе с ними.

Наибольшую известность в те времена приобрела поэма Тихонова «Сами», посвященная его любимой Индии. В этом сочинении, едва ли не впервые в советской поэзии, был обрисован романтический – через восприятие индийского мальчика – образ В.И. Ленина. Успешно молодой литератор продолжает работать и над прозой. За рассказ «Сила», посвященный приключениям русского моряка в Китае, Тихонов получает первую премию на литературном конкурсе в Петрограде. Его приглашают в группу «Серапионовы братья». Позже Николай Семёнович отзовётся о своих литературных соратниках Е. Замятине, В. Шкловском, К. Чуковском, Н. Гумилёве, Б. Эйхенбауме, Л. Лунце, И. Груздеве, М. Зощенко, В. Каверине, Н. Никитине, М. Слонимском, Е. Полонской, К. Федине, и В. Иванове: «Это было общее стремление, общий коллектив, ощущение плеча к плечу и радость по поводу новых книг».

Необычайно жизнерадостный, обладавший кипучей энергией, Николай Тихонов не замыкался в литературном замке из слоновой кости. В жажде путешествий, он не уступал признанному русскому страннику и покорителю мировых просторов Николаю Гумилёву.

Далеко ведь не случайно флегматичный К. Федин назвал своего друга «советским Пржевальским».

Тихонов уже в начале двадцатых побывал во многих краях великой страны. Впечатляет одно перечисление его длительных маршрутов. Новороссийск, Кавказ, Военно-Грузинская дорога, Тбилиси, его окрестности – и поэтический цикл «Юг». Поэт С. Шаншиашвили подтверждает: «Николай Тихонов исходил всю Грузию – с востока на запад. Он знает наш край не хуже любого грузина». Далее следует Армения – и поэма «Красные на Араксе». Как и предыдущие тихоновские вещи, эти поэмы – реалистичны, но и вместе с тем романтичны. В 1926 г. Тихонов направляется в Узбекистан и Туркмению. Пешком странствует по Каракумам и в горах Копетдага, посещает Азербайджан. В 1930-м он снова в Туркмении, в составе бригады писателей, как и Л. Леонов, В. Луговской. Характерно, что Тихонов активно осваивает не только жизнь  народов, но и литературы братских республик. Он активно работает над переводами стихов современных грузинских поэтов Г. Табидзе, С. Шаншиашвили, Т. Табидзе, И. Абашидзе, Г. Леонидзе, С. Чиковани, Г. Абашидзе, П. Яшвили. Затем знакомит русского читателя со стихами поэтов Украины, Таджикистана, Болгарии, Швеции.

В середине тридцатых Тихонов начинает осваивать, как бы мы теперь сказали, дальнее зарубежье. Объездив несколько стран Западной Европы, поэт чутко улавливает предгрозовое напряжение и передаёт его в книге стихов «Тень друга»: «Такой в ту ночь была Помпея, / Пред тем как утром пеплом лечь».

В парижском саду, увидев, как дети мирно играли в ящике с песком, написал: «На спинах пикейных и нежных / Тень винтовок лежала крестом». И дальше этот трепетный образ вырастает в трагическое обобщение, в предчувствие: Франция падёт. «Кто ты, роющий могилу, / Европейский человек?».

Всякий раз, возвращаясь на родину, Тихонов словно удваивает и утраивает собственную литературно-общественную деятельность. Так, на I съезде советских писателей именно он выступает с докладом о современной поэзии. Товарищи именно его избирают руководителем второй по численности Ленинградской писательской организации СССР. В это же самое время начинаются гонения на таких поэтов, как Н. Заболоцкий, Б. Корнилов, Т. Табидзе и многих других.

Тогда одно только знакомство с поэтом-«врагом народа» могло стать поводом и причиной ареста. Однако Тихонов не отшатнулся от своих, попавших в беду коллег и лично ходатайствовал по инстанциям практически за каждого репрессированного. В этом смысле Николай Семёнович, что называется «доигрался»: на него самого сфабриковали политическое дело. Были там «обвинения в связях с зарубежными троцкистами», «в организации контрреволюционной группы писателей в Ленинграде» и прочий трескучий бред. Тучи над поэтом сгустились, однако началась советско-финляндская война, и он ушёл на фронт…

В своё время жизнь подарила мне встречу и долгое почти дружеское общение с двойным тёзкой, известным советским поэтом Дудиным. Его поэтический путь начался с тетради стихотворений «Жесткий снег», написанной зимой 1939 года. Эти стихи выбрал тогда из потока редакционной почты и опубликовал в журнале «Звезда» за 1941 год Н. С. Тихонов. Михаил Александрович благодарно вспоминал: «Думаешь, я не понимаю, насколько слабыми и несовершенными были те мои первые строки, написанные в окопе финской войны на Карельском перешейке? Ещё как понимаю. Но какие-то высшие силы сделали так, что мои «вирши» попали в руки великого поэта Тихонова, и он дал мне путёвку в поэтическую жизнь. Это я помнить буду до самого последнего смертного вздоха. Тем более что, почитай, вырос на тихоновских балладах «Брага», «Орда», «Синий пакет». Многие утверждают, что именно мне Николай Семёнович как бы передал эстафету темы солдатского мужества и героизма. Для меня это, с одной стороны, и лестно, а с другой – опять же понимаю: мне никогда не подняться до такой глыбищи, какой был в нашей поэзии Тихонов».

От Дудина я узнал, как много сделал Тихонов во времена финской и Великой Отечественной войн.

Чрезвычайно популярными стали блокадные очерки Тихонова «Ленинградский год» и «Ленинградские рассказы». Благодаря историческому оптимизму автора, эти произведения быстро распространились по фронтам и в тылу. Номер «Известий» со статьей Тихонова «Будущее» попал в оккупированную Белоруссию. Партизаны выпустили статью отдельной брошюрой. Красноармеец-осетин Коцоев, посылая домой письмо с Ленинградского фронта, вложил в конверт статью Тихонова «Слава Кавказа» в своём переводе на родной язык. Сотрудники газеты «Боевые резервы» обращались к Тихонову с просьбой написать напутственное письмо воинам, уходящим на фронт. Сам поэт с одной передовой переезжал на другую. Его квартиру в Ленинграде называли дотом на линии фронта.

Тот же Дудин вспоминал: «Об этом знают немногие, но такой сверхпопулярный герой Великой Отечественной, как Вася Тёркин, возник во многом благодаря и Тихонову ещё на финской войне. Дело в том, что при редакции газеты Ленинградского военного округа именно тогда была образована литературная группа, в которую входили литераторы В. Саянов, Н. Щербаков, С. Вашенцев, Ц. Солодарь и другие. В том числе – и прикомандированный А. Твардовский. Возглавлял ту группу Тихонов. Вот он и предложил друзьям-поэтам создать серию занимательных рисунков о подвигах веселого солдата-богатыря. Первые стихотворные пояснения к этим рисункам были коллективными. У меня есть брошюра из серии «Фронтовая библиотечка газеты ”На страже Родины”» за апрель 1940 года «Вася Тёркин на фронте». Открывается она стихами А. Твардовского...».

Между прочим, в той же газете «На страже Родины» Николай Семёнович подготовил 113 боевых материалов с передовой. Лишь за первый год блокады, помимо поэтических произведений, таких как «Слово о 28 гвардейцах» (о панфиловцах), он написал 6 брошюр, 100 рассказов и публицистических статей.

В те пороховые годы Дудин знавал Тихонова, что называется, шапочно. Они встречались лишь пару раз. А вот Виссарион Саянов больше, чем кто-либо из ленинградских литераторов, был связан дружбой с Николаем Семеновичем. Саянов о своём друге сказал следующее: 

«Тихонов был главным летописцем блокады. Никто точнее и ярче не вёл эту летопись. И не только в поэзии. Собранное воедино, всё написанное Тихоновым даёт нам и цельную, и верную картину того, что пережил Ленинград. Конечно, каждый из нас что-то сделал в те тяжелейшие годы, но Тихонов, безусловно, сделал больше остальных».

Повествование двух фронтовых литераторов Дудина и Саянова о своём старшем собрате дополнилось для меня в начале восьмидесятых, когда я пришёл служить в газету «Красная звезда» и в 1983 году был включён в бригаду по празднованию 60-летия центрального военного органа. Кроме всего прочего, мы выпустили тогда юбилейную многотиражку «Красная звёздочка». Само собой, в первую очередь воздали должное выдающимся писателям и публицистам, трудившимся в годы Великой Отечественной войны в «Красной звезде». Таким как М. Шолохов, А. Толстой, В. Вишневский, К. Симонов, А. Платонов, В. Гроссман, И. Эренбург, А. Сурков, П. Павленко. Однако главный редактор генерал-лейтенант Н. Макеев распорядился добавить в это перечень ещё и Н. Тихонова. Но уже хорошо знавший биографию поэта, я робко возразил, что, дескать, он в нашей редакции не числился. На что получил указание: «А вы найдите в архиве «Красную звёздочку» к 25-летней годовщине, почитайте, и многое вам прояснится». И действительно, мы обнаружили заметку Тихонова под заглавием «Из осажденного Ленинграда».

«В «Красной звезде» я начал печататься очень давно, но никогда не ощущал такой тесной связи с ней, такого её значения в моей жизни, как в годы Великой Отечественной войны. Я видел своими глазами, как читают её с первой и до последней страницы на переднем крае бойцы и командиры, какой популярностью она пользуется в массах и как велика сила её ведущего, вдохновляющего слова. В тот период «Красная звезда» объединяла огромный боевой коллектив писателей, поэтов, очеркистов, журналистов. Большой гордостью для меня было печататься в такое время в такой газете, за которой следил миллионный, необыкновенный читатель, который с оружием в руках громил фашистских захватчиков. Особое значение страницы «Красной звезды» приобрели для меня после того, как, по предложению редакции, я начал печатать в ней свои ежемесячные обзоры положения в осажденном Ленинграде. Я начал их с мая 1942 года, и потом они под названием «Ленинград в июне», «Ленинград в июле» и т. д. печатались вплоть до освобождения Ленинграда, до дней разгрома немцев под Ленинградом. Последний очерк назывался «Победа».

Обычно полполосы отводила газета под этот обзор. Писать его было сложно и необыкновенно ответственно. Многое нельзя было сообщать о жизни фронта и города, чтобы не раскрывать военной тайны, многое редакция сокращала или из-за «излишней лирики», или по недостатку места, но на каждый такой очерк я имел письма с фронтов, от рассеянных по фронтам ленинградцев.

Редакция «Красной звезды» много помогала мне, когда я писал поэму «Слово о 28-ми гвардейцах». В трудные минуты фронтовой, осадной жизни я всегда чувствовал товарищескую поддержку, заботу и дружеское участие моих боевых товарищей по «Красной звезде».

Эти признания выдающегося советского поэта я, бывший краснозвёздовец, впервые обнародовал для широкого читатели. И признаться, не без гордости. Никогда мне не доводилось встречаться с Тихоновым, но и его поэзия, и его самоотверженная жизнь с каждым годом становится мне ближе и дороже.

Остаётся добавить, что ещё в 1944 году Николая Семёновича отозвали с Ленинградского фронта и назначили председателем правления Союза писателей СССР. Он переехал в Москву. Однако после выхода постановления ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград», где Тихонову также посвящено несколько очень резких строк, его сняли с этого поста. Тем не менее, московская квартира поэта оставалась столь же гостеприимной и сердечной, какой была и ленинградская. «Я твердо уверена, – писала поэтесса Е. Книпович, – в том, что, если бы поставить палатку в самом глухом углу самой большой и безлюдной пустыни и поселить там Тихоновых – Николая Семёновича и Марию Константиновну, в первый же вечер "на огонек" сошлись бы люди. Откуда? Не знаю». Многие простые люди и власть имущие, знавшие необыкновенную человеческую отзывчивость Тихонова, настойчиво рекомендовали поэта и писателя на пост председателя Советского комитета защиты мира. В 1950 году такое назначение состоялось. Та работа оказалась чрезвычайно созвучной творческим устремлениям писателя-интернационалиста. В конце войны и в первые послевоенные годы Тихонов объездил все республики народной демократии, многие страны Ближнего и Среднего Востока, Южной Америки, Индию, Шри-Ланку, Афганистан, Пакистан и другие страны. «Болгарские записи», «Стихи о Югославии», «Грузинская весна», «Два потока», «Стихи о Китае», «Времена и дороги» – всё это книги неутомимого путешественника, «советского Пржевальского».

Один из самых начитанных русских писателей, владелец уникальной, погибшей в пожаре библиотеки, где были собраны изданные на нескольких языках свыше 15 тысяч книг, Тихонов был также непревзойденным устным рассказчиком, душой любой компании.

Последним трудом писателя, поэта и общественного деятеля стал сборник проникновенной лирики – «Песни каждого дня», своего рода стихотворный дневник, отличавшийся простотой и естественностью интонации. Всего же Тихонов написал 162 книги, издавшиеся свыше 400 раз на 50 языках народов мира.

Незадолго до смерти Николай Семёнович выступил по Всесоюзному радио с воспоминаниями о своём учителе Н. Гумилёве. Обильно цитировал его стихи, бывшие до тех пор под запретом.

Умер в феврале 1979 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище.