Круглая радуга Константина Сомова

Константин Сомов был членом одного из самых ярких художественных объединений России – «Мир искусства», и это определило всю его творческую жизнь, как на родине, так и впоследствии в эмиграции. В Михайловском замке в Санкт-Петербурге проходит выставка художника, посвященная 150-летию со дня его рождения.

Самые известные портретные работы К.А. Сомова хорошо знакомы любителям не только живописи, но и поэзии, и музыки. Это портрет Сергея Рахманинова (холст, масло, ГРМ) и портрет Александра Блока, выполненный совсем уже в другой манере, по которой Сомов часто и узнается: бумага, графитные карандаши, полное отсутствие какого-либо фона и невероятно выразительное лицо героя. Сомов нарисовал целую серию таких карандашных портретов, лишь изредка используя белила, чтобы изобразить, к примеру, белейший воротник, и другие краски.

В отличие от самородков, того же Ильи Ефимовича Репина – из казаков, прибывшего на берега Невы с Северского Донца, из Слобожанщины, и ставшего впоследствии учителем Сомова в Академии художеств, сам Константин Андреевич был образован и воспитан с пеленок, будучи сыном историка искусств Андрея Ивановича Сомова.

Окруженный картинами и книгами, юноша Сомов влюбился в раскованный, пряный, вечно юный восемнадцатый век и слегка досадовал на то, что ему достался для молодости конец «механического» XIX столетия с его террористами, народниками, неутомимыми борцами за освобождение рабочего класса, которым без особой надежды сопротивлялось салонное «искусство для искусства».

В столице молодого художника замечали, им интересовались, его «приглашали».

В 1890 году, когда Сомову исполнился 21 год, в Санкт-Петербурге образовался кружок художественной молодежи, поначалу вовсе не намеревавшийся сказать новое слово в русском национальном искусстве, – только самообразование, обсуждение новостей, обмен мнениями по поводу различных событий в художественной жизни. Президентом нового сообщества был избран художник Александр Николаевич Бенуа, двадцати лет от роду, сын известного зодчего, главного архитектора Петергофа Н.Л. Бенуа. Кроме него в кружок входили музыкант В.Ф. Нувель, будущий публицист Д.В. Философов и другие. Возможно, кружок вскоре распался бы, не появись в нем в августе 1890 года Сергей Дягилев, двоюродный брат Д. В. Философова, приехавший в Петербург после окончания гимназии в Перми поступать в университет, – тот самый Сергей Павлович Дягилев, выдающийся театральный деятель, импресарио высшего уровня, который в ХХ веке станет энергично пропагандировать русский балет во всем мире, начав с «Русских сезонов» во Франции, и именем которого будет названа площадь в центре Парижа.

Совсем молодые, но деятельные художники, критики, философы, журналисты, недовольные мрачноватыми идеями и красками передвижников, укрепили свой союз при финансовой поддержке княгини Марии Тенишевой и назвали свое объединение вроде бы совсем простыми словами, но звучавшими в то непростое время вызывающе: «Мир искусства». 20 мая 1897 года Дягилев разослал обращение к художникам России, в котором предложил принять участие в выставках. Вот что говорилось в этом «манифесте»: «Русское общество находится в настоящий момент в том переходном положении, в которое история ставит всякое зарождающееся направление, когда принципы старого поколения сталкиваются и борются со вновь развивающимися молодыми требованиями. Явление это, так часто повторяющееся в истории искусств, и, в частности, даже в краткой истории нашего русского искусства, вынуждает каждый раз прибегать к сплоченному и дружному протесту против рутинных требований и взглядов старых отживающих авторитетов».

Очень многие выдающиеся – в настоящем и в будущем – художники приняли предложение участвовать в выставке: Александр Бенуа, Валентин Серов, Константин Сомов, Евгений Лансере, Михаил Врубель, Лев Бакст, Илья Репин, Виктор Васнецов, Игорь Грабарь, Василий и Елена Поленовы – брат и сестра, Михаил Нестеров, Исаак Левитан, Сергей Малютин, Мария Якунчикова и другие. Из Финляндии ее участником стал в числе других самый известный, пожалуй, финский художник, иллюстратор знаменитого эпоса «Калевала», Аксели Галлен-Каллела.

«Выставка русских и финляндских художников» состоялась в Санкт-Петербурге в 1898 году. А в конце марта того же года княгиня Мария Клавдиевна Тенишева и коммерции советник Савва Иванович Мамонтов подали прошение в главное управление по делам печати о разрешении «выдавать в свет» новый журнал, «в котором имели быть три отдела: отдел частного художества (живопись, скульптура, архитектура, музыка, художественная критика), отдел прикладного искусства, или художественной промышленности, отдел художественной хроники». Разрешение было получено. Когда вышел первый номер нового журнала – красочный, яркий, декоративный, впрочем, лучше сказать – роскошный, на его обложке стояли слова «Мир искусства». «Роскошный», кстати, – не мое слово, хотя я полностью с ним согласна, но именно так в воспоминаниях оценивал качество журнала А. Н. Бенуа: денег «ввиду небывалой роскоши издания требовалось много, и никакие подписки не могли бы покрыть расходов». Достаточно сказать, что цветные (а это конец XIX века!) репродукции картин и другие изображения нередко приклеивались на темно-серые вкладки тонкого картона – это ли не роскошь?!

Итак, Константин Сомов стал членом одного из самых ярких художественных объединений России.

Быть участником «Мира искусства» не означало для художника ничего иного, кроме того, чтобы непременно оставаться самим собой, – ведь человека за его же собственные принципы в «Мир искусства» и принимали! И Сомов остался верным самому себе.

На большой (более 150 работ) выставке Сомова в Михайловском замке, посвященной 150-летию со дня рождения художника, представлено несколько работ мирискуснического периода творчества Константина Андреевича. Это «Прогулка после дождя» (1896) – цилиндры, старинные чепцы, любимая радуга, «Портрет А.К. Бенуа» – портрет жены А.Н. Бенуа (1896), «Конфиденции. (Тайные признания)» (1897), «На даче. Семейное счастье» (1898-1900) и другие.

Художник в эти годы пристально всматривается в психологию людей и одновременно экспериментирует с пространством. В «Конфиденциях…» две женщины – признающаяся и та, что выслушивает признания, поджав губы и явно осуждая, – написаны в правом нижнем углу картины. Согласно принципам европейского письма и чтения, в отличие от иврита, арабского, традиционных китайского и японского языков, глаза человека двигаются от верхнего левого угла страницы к правому нижнему. Так и на сомовской картине. Уже приметив беседующих дам, вы пробегаете взглядом полотно сверху по диагонали (деревья, кусты, дорожки, простая беседка вдали – вид, словно с любознательного дрона), и задумываетесь: «Видно, велика тайна, если молодая увлекла более взрослую собеседницу для признаний так далеко». Да, Сомов в этом произведении всерьез размышлял не только о расположении фигур на холсте, но и о сложном сюжете. На выставке представлены этюды к этой картине – внимательный посетитель и на них обратит внимание, хотя они почему-то представлены в другом зале. Достаточно сказать, что на маленьком этюде, названном «Дом терпимости», действительно изображен тот самый дом с двойными тенями в окнах, который может ожидать соблазненную девушку.

Подойдя к картине «На даче. Семейное счастье», написанной по тем же законам композиции, зритель, конечно, сначала посмотрит на обнимающуюся молодую пару, у которой недавно родился ребенок и которая заново привыкает друг к другу, и на старую няню, которая держит перед стеной, извините, писающее дитя, но потом вы все равно пробежите взглядом сверху вниз: как же хотели спрятаться молодые, как хочется им остаться вдвоем… 

Третья картина, написанная с использованием того же приема, называется «Купальщицы» (1899). И тут – сюжет! Крутой зеленый склон с пышными кронами деревьев, видимо, означает у Сомова визуальную неприкосновенность обнаженных фигур внизу. Есть на картине еще одна деталь, которая настойчиво изобличает в нем мастера, – вода в самом любимом углу картины. Как можно так изобразить обыкновенную воду, в которой купаются, что она кажется теплой?! Я в этом мастерстве увидела даже некоторую заботу о персонажах полотна – девушкам было не холодно в тот летний день.

Сомов с юности дружил с женщинами и изобразил их великое множество, особенно на шутливых картинах и картинках, герои которых – жители пикантного старого века: маскарадные сценки, целующиеся пары («Осмеянный поцелуй», 1908), «Дама у пруда» (1896) – пышная прическа, легкий светлый наряд, ножка в изящной розовой туфельке, а также современные живописцу пейзане и пейзанки. Можно даже сказать, что Константин Сомов создал свой тип русской простушки: наивный взгляд, курносый нос, румяное круглое лицо; иногда такие лица мы видим и у изображенных живописцем солисток русского балета. И только в избранных работах он написал личность женщины. На выставке в Михайловском замке это, прежде всего, уже упоминавшийся портрет Анны Карловны Бенуа и «Певица. Портрет Инны Доротенко» (1937) – неожиданный взрыв цвета на полотне стареющего русского художника-эмигранта: черная, красная, зеленая, золотистая краски в платье и шляпе новой парижанки, и вновь – очень выразительный взгляд.

Константин Сомов был, конечно, выдающимся портретистом. От его карандашных, украшенных иной техникой, портретов невозможно оторваться. Особенно ему удавались умные, страдающие, много познавшие, мудрые глаза, что дозволяется природой творчества далеко не каждому художнику.

Сомов писал и автопортреты, и почему-то на каждом из них у него испуганные глаза – может быть, потому, что этот скромный человек никогда не был уверен в своем таланте и мастерстве. Он очень страдал от этого. Константин Андреевич и представить себе не мог, что его работы будут покупаться на аукционах в XXI веке за миллионы фунтов стерлингов.

Есть и еще одно объяснение этому тайному страху: давая волю своей кисти, изображая, особенно в старинных портретах и сюжетах, самые, казалось бы, фривольные позы и положения, Сомов словно опасался – из-за условностей общественной жизни – не успеть высказаться до конца. Кстати, одним из его излюбленным «героев» стало солнце, теплые солнечные лучи и особенно «дочка» солнца, его щедрый дар земле и всем нам, который мы все так любим наблюдать после дождя высоко в небе, – радуга, которая присутствует во множестве работ художника. Однако мало кто знает, какая на самом деле форма у радуги. Привычная дуга? Нет. Хотя отец Владимира Набокова наблюдал однажды в лесу одну из двух «ног» радуги, о чем писатель не преминул упомянуть в романе «Дар». Так вот: одна из форм, может быть, основная форма радуги – окружность. Авиапассажиры часто снимают радужные окружности из иллюминаторов, в частности, когда самолет летит над горами, а я однажды сфотографировала маленькую круглую радугу во дворе дома со своего 15-го этажа. Так что в радуге-дуге есть тайна, которая уходит в землю…

…Любимый композитор автора сих строк – Сергей Рахманинов, один из любимых художников – Константин Сомов. И когда видишь портрет Рахманинова (можно ведь сказать – этюдный портрет?), писанный с натуры Сомовым летом 1925 года в селении Корбевиль под Парижем, где художник набрасывал этот этюд, нужный ему для заказанного американцами солидного портрета композитора, становится грустно. Понимаешь, что, глядя тогда на Сергея Васильевича, Константин Андреевич еще не догадывался, что оба они не вернутся в Россию, а вернется только их творчество. Но, с другой стороны, – Сомов ведь умел через глаза описать внутренний мир человека, и мы видим теперь с помощью великого художника великий мир великого композитора, а это уже счастье.

Сам Сомов так писал об этой своей работе: «Вышел он у меня грустным демоном – сходство внешнее не разительно, но все говорят, что я изобразил его душу».