«И каждый взял свой пистолет…»

Не судьба была Александру Сергеевичу тихо скончаться от старости или болезней. И, как ни парадоксально, но пушкинский поединок, послужив искуплению прошлых грехов поэта, проложил путь к его иной жизни и духовному спасению…

Дуэль – не отечественное «изобретение». Но на русской почве она обрела особенный национальный характер. И дворянская культура XIX столетия немыслима без дуэльных поединков, как без литературных салонов, военных парадов, светских раутов и придворных балов.

Сочетание несочетаемого: этика дуэли.

Дуэль как пограничное состояние между жизнью и смертью, заключённое в графы дуэльного кодекса.

Дуэль как одна из составляющих понятия чести, и, прежде всего, дворянской. Высшая, обостренная степень её восприятия. Без чести нет смысла жить. Или-или…

Дуэль как объект поэзии. «Певцу дуэли» Пушкину и самому суждено было стать её жертвой.

Мог ли помыслить поэт, что в дни его молодости – его раздумий, влюбленностей, озарений – где-то в далекой Германии, в мастерской дрезденского оружейника Карла Ульбриха уже собирается попавшая потом к Дантесу пара дуэльных пистолетов: вставляют в них капсюльные замки, укладывают на зелёное сукно вместе с шомполом, пороховницей, свинцовыми пулями, и деревянный футляр защелкивается на изящный запор. До поры до времени.

Смерть пришла из Дрездена.

Так Риму, Дрездену, Парижу

Известен впредь мой будет вид.

Немецкий Дрезден – роковой для Пушкина город.

Немецкая слобода в Москве, где появился на свет русский гений, и пистолет из Германии, лишивший его жизни. Тайные знаки судьбы или «немецкая составляющая» жизни и смерти поэта?..

Немецкий пистолет в руке француза. Той, что не дрогнула.

…Осенью 1833 года с палубы пришвартовавшегося в Кронштадте парохода «Николай I» сошёл на берег молодой человек весьма привлекательной наружности. Звали его Жорж Дантес, и прибыл он в северную столицу, надеясь поступить на русскую военную службу. С собой он вёз рекомендательное письмо на имя императора Николая I от наследного прусского принца Вильгельма, и следовательно, вполне был уверен, что Россия – именно та страна, где его амбициозные мечты станут реальностью.

Первое упоминание о Дантесе в дневнике поэта: «Барон д’Антес и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет».

Жорж Дантес – участник неудавшегося заговора герцогини Беррийской с целью восстановления на французском престоле Бурбонов. Не зная русского языка, тем не менее был допущен к офицерскому экзамену и зачислен в Кавалергардский полк корнетом.

Его товарищ Эммануил де Пина, французский монархист, в прошлом – паж короля Карла X, также принят Николаем I на военную службу. Правда, не в гвардию, а в армейский пехотный полк. Но уже в 1836-м принужден был подать в отставку и покинуть Россию по обвинению в краже… серебряных ложек.

Как причудливо и долго шла таинственная подготовка к дуэли! И пророчества ворожей, и собственные предчувствия поэта, и реальные жизненные обстоятельства вели к одному-единственному дню – 27 января 1837 года.

Пробили

Часы урочные: поэт

Роняет молча пистолет...

Пушкин готовился пустить свой пистолет в дело, но пуля Дантеса прежде нашла свою жертву. Упал в снег смертельно раненый поэт, выпал из разжатой руки и его пистолет. «…У меня ещё достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел», – очнувшись, произнес Пушкин. Пистолет, пришедший в негодность, – ведь стальное дуло забил петербургский снег – был заменён.

Пушкин оперся на левую руку, прицелился и выстрелил. Увидев падающего Дантеса, с возгласом «Браво!» подбросил пистолет вверх.

Но именно тот, второй из дуэльной пары, из коего Пушкин успел сделать свой единственный выстрел, сослужил поэту добрую службу. Пуля лишь царапнула руку его противника. Какое благо, что светлое имя Пушкина не омрачилось тяжестью великого греха!

«Приближаюсь к тому времени, когда перестало земное быть для меня занимательным», – записал некогда поэт.

«Пушкин как нравственная личность и православный христианин» – так именовал свою статью, вышедшую в Белграде, митрополит Антоний Храповицкий – «архипастырь русского рассеяния». Одним из первых он сумел постичь творчество гения русского духа, как великую миссию, возложенную на него Творцом. (Иерархи Русской православной церкви прочили митрополита Антония в Патриархи «всея Руси», но ему не суждено было им стать).

Митрополит Антоний из многих памятных церковных дат особо чтил день святого князя Владимира. От этого великого корня, предтечи христианской культуры, по его глубокой вере, и взросло то могучее древо, что дало России Пушкина, Достоевского – гениев русского духа.

Безмерно скорбит отец Антоний о ранней кончине Пушкина и всё же находит слова, дарующие высшее прозрение: «Совершенно освободиться от остатков гордыни, закрепившейся в нелепом предрассудке дуэли, – это самое трудное в христианском подвиге человеческой души, и сего достигает она после долгих лет духовной борьбы с собою. Достиг бы этого и Пушкин, если бы Бог продлил жизнь гениального поэта до старости».

И всё же судьба была милостива к поэту: его выстрел – по Божьей милости! – не достиг цели. Пушкин умер не убийцей. Более того, он просил не мстить за него Дантесу! Как это важно для всей его долгой и необычайно высокой посмертной судьбы.

Ему было даровано три дня, чтобы проститься с женой и детьми, друзьями, исповедаться перед кончиной и уйти в мир иной христианином.

Россия до пушкинской дуэли и после неё. Две страны, две эпохи. Выстрел Дантеса обозначил смену эпох в России.

А пара пушкинских пистолетов, «Лепажа стволы роковые», изготовленные в Париже и приобретенные на Невском проспекте, в оружейном магазине Куракина, исчезли в водовороте времени. Лишь единственное упоминание о них: в 1937-м они оказались в Варшаве, о чём и поведал один из польских журналов, опубликовав их фотографию. А через два года разразилась Вторая мировая… И кто тогда вспоминал об историческом оружии? Но вот любопытная деталь: Пушкин купил пистолеты на деньги, вырученные им от продажи фамильного гончаровского серебра!

Вот пистолеты уж блеснули,

Гремит о шомпол молоток.

В граненый ствол уходят пули,

И щелкнул в первый раз курок.

Приближались к границам Российской империи не только будущий убийца поэта, но и смертоносное оружие.

Пистолеты эти прибыли в Россию чуть позже, чем Жорж Дантес-Геккерн. Путь их лежал через Веймар, столицу Тюрингии, где властвовала тогда великая герцогиня Мария Павловна (до замужества русская великая княжна), покровительница искусств и… немецких гениев Шиллера и Гёте. В декабре 1835-го французский посол барон Амабль-Гильом де Барант, направляясь к месту новой службы в Петербург, сделал остановку в Веймаре, который Гёте остроумно именовал маленькой резиденцией, насчитывающей «десять тысяч поэтов и несколько жителей», и нанёс визит герцогине. О чём и сообщил в Париж: «Великая герцогиня, сестра русского императора, приняла меня благосклонно…».

Пара дуэльных пистолетов проследовала вместе со своим владельцем, французским послом, через самый поэтический город в Германии Веймар, чтобы вскоре оказаться на берегах Невы.

И туда же из Петербурга, спустя чуть более года, в январе 1837-го, летела императорская депеша.

Николай I – великой герцогине Марии Павловне Саксен-Веймарской:

«Здесь нет ничего такого любопытного, о чем я мог бы тебе сообщить. Событием дня является трагическая смерть Пушкина, печально знаменитого, убитого на дуэли одним человеком, чья вина была в том, что он, в числе многих других, находил жену Пушкина прекрасной, притом, что она не была решительно ни в чем виновата…»

Великая герцогиня Саксен-Веймарская – брату Николаю I:

«То, что ты сообщил мне о деле Пушкина, меня очень огорчило: вот достойнейший сожаления конец, а для невинной женщины ужаснейшая судьба, какую только можно встретить».

В историю этих дуэльных пистолетов вплелись имена и судьбы представителей разных эпох – дипломатов, танцовщиков, политиков, поэтов, президентов: барона де Баранта, Лифаря, Лермонтова, Миттерана, Горбачёва. А ещё потомка Пушкина – Георгия Воронцова-Вельяминова.

Известно, что младший сын барона Эрнест де Барант, по просьбе виконта д’Аршиака, секунданта Дантеса, одолжил своему приятелю дуэльные пистолеты, принадлежавшие отцу. (К слову, эти же пистолеты в начале 1840-го участвовали и в дуэли между Михаилом Лермонтовым и Эрнестом де Барантом, по счастью, бескровной).

Сын посланника ко времени своего поединка с Лермонтовым числился атташе французского посольства. Судьба младшего Баранта, «салонного Хлестакова», более ничем не примечательна, потомства он не оставил, и скончался холостяком в сентябре 1859 года. Пистолеты меняли хозяев: вначале их владельцем стал старший сын барона Проспер де Барант, затем – муж его сестры полковник Луи де Шательперон.

В 1937 году дуэльная пара была представлена в качестве экспоната в Париже на юбилейной пушкинской выставке, душой и создателем которой стал знаменитый Серж Лифарь. А потом следы пистолетов затерялись…

У наследников полковника их выкупил французский антиквар, затем они попали к коллекционеру Пьеру Полю, завещавшему свое собрание городу Амбуазу для создания в нем музея Почты.

А несколько ранее раритетные пистолеты хранились в частном музее в местечке Лимрэ, близ Амбуаза, где и были обнаружены Георгием Воронцовым-Вельяминовым, праправнуком поэта, опубликовавшего на страницах «Огонька» статью о своей находке «Роковое оружие».

Музейная табличка лаконично сообщала, что одним из этих пистолетов был смертельно ранен русский поэт Пушкин, автор… «Станционного смотрителя». Для музея Почты факт весьма значимый!

Вечная загадка, – какой же из дуэльной пары работы дрезденского мастера Карла Ульбриха послал свой смертельный заряд?

Дуэльные пистолеты, так и остались вместе, как два орешка под скорлупой, в своем дорогом футляре, соединив навечно имена поэта и его убийцы.

И эти дантесовские пистолеты, наделенные недоброй славой, не затерялись, не исчезли в потоке времени, а обрели статус музейных экспонатов. Будто в назидание потомкам.

Во время визита Михаила Горбачёва во Францию в 1989 году президент Миттеран сделал широкий жест – передал своему коллеге исторические пистолеты для показа в России. Так злосчастные пистолеты вновь оказались в Петербурге. В доме поэта на набережной Мойки, 12.

Ящик с пистолетами в стеклянном футляре был водружен в центре зала. И в тот же день, как вспоминает директор Всероссийского музея А.С. Пушкина Сергей Михайлович Некрасов, случилась беда: в зале, где были помещены экспонаты, внезапно обрушился потолок…

А в самой Франции не кончались протесты: президент Миттеран не имел права передавать России раритеты, имеющие исторический статус! Сотрудники пушкинского музея с радостью расстались с печальными экспонатами. И «роковое оружие» дипломатической почтой вновь отправилось с берегов Невы во Францию, в Амбуаз.

Дрезден – Петербург – Амбуаз. Три города в истории скорбной реликвии. В действительности их было куда больше – Берлин, Париж, Веймар. И ещё Москва.

Точкой отсчёта моей фамильной пушкинианы стал военный 1941-й. Тогда моя мама, москвичка Евгения Соколова, чьи годы студенчества в Первом медицинском совпали с «роковыми сороковыми», проходила стажировку в институте нейрохирургии, у профессора Арендта. Нет, не у однофамильца знаменитого петербургского хирурга, пытавшегося спасти жизнь смертельно раненного поэта, – у его родного правнука Андрея Андреевича Арендта.

По сей день не умолкают споры: можно ли было спасти Пушкина, не был ли упущен медицинскими светилами XIX века тот один-единственный заветный шанс?

Особенно горячая полемика развернулась на газетных страницах в преддверии трагического юбилея, в 1937-м. Лейб-медику Николаю Федоровичу Арендту вменяли в вину ошибочную тактику лечения, упрекали во врачебной беспомощности. Спустя столетие его правнук, профессор Арендт, сумел защитить честь и достоинство прадеда, – обстоятельно и аргументировано. Он принял вызов, и вышел победителем.

И ещё одна заслуга профессора, он сохранил семейную реликвию, –   шкатулку для медикаментов и хирургических инструментов, – ту самую, что была некогда вместе с ее владельцем доктором Арендтом в доме на Мойке, в кабинете умирающего поэта. И главное: у него достало сил расстаться с бесценной шкатулкой, подарить ее московскому пушкинскому музею.

Двум реликвиям – одной, унесшей жизнь русского гения, и второй, заключавшей в себе пусть призрачную, но всё же надежду на исцеление, двум музейным экспонатам однажды довелось-таки встретиться. И случилось это в Москве, в годовщину смерти поэта, в стенах пушкинского музея на Пречистенке, куда из Франции на выставку «Русский поединок» были доставлены дуэльные пистолеты.

А у медицинской шкатулки из красного дерева я сфотографировала маму на память об её учителе, профессоре Андрее Андреевиче Арендте.